Протоиерей Александр Мень - ИСТОРИЯ РЕЛИГИИ в 2 томах В поисках пути, истины, и жизни

Их живой, подвижный ум, склонный к юмору и созданию красочных картин, не мог удержаться от искушения рисовать жизнь богов по образу беспокойной и разгульной жизни своих разбойников — богатырей.

Особенно серьезным недостатком Зевсова пантеона было отсутствие ясных этических принципов. С глубокой первобытной древности этика шла рука об руку с религией. Нравственный же идеал олимпийцев был настолько шаток, что уже через несколько поколений вызывал протесты и насмешки у самих греков.

В странах Востока религиозные откровения исходили всегда из среды духовной элиты. Эгейский же мир долгое время жил лишь массовым религиозным сознанием. Дух магии пронизал античную религию и пережил самих олимпийцев.

В микенскую эпоху происходит незаметный поворот к магическому пониманию молитвы и жертвы. Начинает развиваться институт жречества. Правда, в Греции жрецы никогда не составляли могущественной корпорации, как, например, в Египте. Но значение их постепенно возрастало. Наиболее характерной чертой эллинских жрецов было то, что они почти всегда оставались «служителями культа» в самом узком смысле этого слова. Если египетское духовенство было средой, в которой культивировались богословская мысль, медицина, математика, если израильское духовенство боролось за нравственное воспитание народа, то греческие жрецы были по преимуществу устроителями жертвоприношений.

Нигде не было так развито искусство предсказания, как в античном мире. Оракулы и гадатели были неизменными спутниками жизни и царей, и крестьян, и воинов, и торговцев. Ключ к толкованию таинственной воли богов видели и в снах, и в полете птиц.

Магизм, как правило, посюсторонен. Это мировоззрение делает наибольший упор на этой жизни, считает высшим благом богатство, здоровье, благополучие. Такое механистическое миропонимание — антипод духовного, мистического; оно глубоко материалистично в своем постижении ценностей бытия. И если в некоторых культурах, проникнутых магическими элементами, как, например, в египетской, и существовала живая вера в загробный мир, то он рисовался точной копией мира земного.

Народ Завета

На историю слишком часто смотрят как на естественно–природное явление и поэтому думают, что в ней определенные причины неизбежно должны производить соответствующие следствия. Однако если в мире физических явлений мы действительно имеем дело с такими незыблемыми закономерностями, то в истории иногда может произойти нечто совершенно непредвиденное, противоречащее всему, имевшему место до сих пор. Наглядным примером тому могут служить судьбы религии Единобожия.

Почти четыре столетия обитали племена Бене–Исраэля на заболоченных лугах Гесема. На полях Гесема бродили несметные стада, принадлежавшие Большому Дому[25]. Израильтяне были обязаны следить за ними, перегонять их на новые пастбища, докладывать египетским чиновникам об их состоянии и численности, организовывать поставки скота для нужд двора. Так было при гиксах. Быть может, это положение сохранилось и при новой династии.

Уберегли ли жители Гесема свое единственное духовное наследие — древнюю веру предков? То, что предания об Аврааме и патриархах дошли до следующих поколений, может служить косвенным доказательством того, что израильтяне не утратили памяти о религиозном Откровении, данном их праотцу.

Некоторые элементы язычества все же проникли в их религию. Охраняя свои стада, израильтяне боялись вреда, который могли принести духи пустыни. В их представлении эти страшные существа, злобные и мстительные, скрывались за болотами и насылали болезни и смерть. Они рисовались воображению израильтян в виде сатироподобных демонов; их царем был козлоликий бог Азазел[26]. Чтобы уберечь себя от этих рогатых призраков, пастухи усердно задабривали их, принося жертвы и ограждаясь заклинаниями.

Часть израильтян стала переходить к оседлому образу жизни. Вероятно, у них получила распространение и письменность.

Как бы ни были далеки израильтяне от египетских дел, положение в стране не могло не коснуться их. Вскоре после политического упадка, связанного с «еретиком из Ахетатона», начался новый, и последний, подъем Египта. Снова войска фараона двинулись в Палестину. Начались усиленные строительные работы. Пастухов Гесема пригнали на стройки и заставили тесать камни, делать кирпичи и таскать тяжести. Так кончился спокойный период жизни Бене–Исраэля, и сыны его оказались в «Доме рабства».

В народной памяти эта пора запечатлелась как гнетущий кошмар. Особенно тяжело пришлось израильтянам, когда на престол вступил Рамсес II (1301–1334 гг. до Р.Х.).

Рамсес был родом из Нижнего Египта, Дельта была постоянной его резиденцией, и он решил построить там большой укрепленный город.

Если правители, наученные горьким опытом восстаний и беспорядков, стремились сделать для туземцев работу не столь изнурительной, то для рабов и инородцев, какими были израильтяне, пощады не было.

Свободные пастухи, израильтяне не привыкли к подневольному труду в городах. Известно, с какой быстротой тают небольшие народы, когда неумолимые законы «цивилизованного мира» грубо вторгаются в их жизнь. С ужасом стали догадываться израильские рабы, что непосильная барщина, наложенная на них фараоном, ставит конечной целью искоренение их племени. Так навсегда нарушилось безмятежное существование поселенцев Гесема. Притеснения обычно служат сплочению гонимых. Под влиянием жестокого угнетения у израильтян проснулось национальное самосознание. Они вспомнили, что они лишь пришельцы в египетской земле, что их предки некогда пришли сюда с Востока. Теперь они с тоской глядели туда, где за Тростниковым морем и Горькими озерами жили их свободные братья. Но где можно было найти спасение? В Ханаане? Он находился в руках египетских ставленников. Дальше на север, к хеттам? Но с ними фараон заключил договор, согласно которому хеттский царь обязался выдавать Египту всех беглецов. Оставался только Синайский полуостров, его дикие и суровые горы, его безводные пустыни. Но от одной мысли о них обитателей влажной Дельты охватывал ужас.

Однажды среди израильтян распространился слух о неизвестных агитаторах, которые появлялись то на стройках, то среди поселенцев Гесема, призывая народ покинуть «Дом рабства» и идти в пустыню поклониться Богу Авраама, Богу отцов. Люди эти принадлежали к левитам — израильскому племени, тесно связанному с египтянами; у многих из них были египетские имена. Египетским было и имя их вождя Месу, или Моисея, который даже внешне был похож на египтянина.

Так появляется на исторической арене человек, с именем которого связано происхождение ветхозаветной религии.

История Моисея была записана впервые лишь в Х в. до Р.Х. Прежде она казалась историкам целиком сотканной из легенд, но в последствии стало очевидным, что в основных чертах все рассказанное о нем Библией выдерживает яркий свет исторической критики.

По своему воспитанию Моисей был связан с Египтом. Трудно предположить, чтобы предание измыслило эту деталь. Библия говорит, что, будучи выходцем из египетской среды, будущий вождь Израиля не забыл, однако, своего азиатского происхождения. Когда он увидел, как на стройке египетский надзиратель избивает израильтянина, он в порыве гнева убил мучителя. В результате ему пришлось бежать, и он, перейдя границу (что было не так просто в те времена), скрылся в единственном малодоступном месте — в Синайской пустыне.

В своих скитаниях по пустыне он столкнулся с еврейскими племенами мадианитян. Это были кочевники–скотоводы, иногда водившие купеческие караваны в Египет и Палестину. Они обитали близ священной горы Синай, на юге полуострова. Моисей был радушно принят бедуинами; их шейх, жрец Рагуил–Иофор (Иетро), приютил беглеца, и Моисей вкусил всю прелесть безмятежной жизни свободных скотоводов. Он женился на дочери шейха и пас его стада на склонах Хоребских гор. И именно там в нем совершился таинственный переворот, превративший его в вождя и пророка.

Для нас навсегда останется тайной, что пережил египетский беглец среди безмолвия Хоребских гор, но мы знаем, что отныне он становится верным служителем Бога Незримого, Бога — Властителя человеческих судеб. Бога, возложившего загадочную историческую миссию на него, Моисея, и на его народ. Это тот Бог, которому молились люди в незапамятные времена. Веру в Него свято хранили предки Израиля. Он — Бог, открывшийся Аврааму, Бог праотцев. Он пребывает выше бытия и жизни. Он — Сущий, имя Его Ягве.

Библия рассказывает, что Моисей однажды забрел далеко в горы и оказался в каком–то древнем святилище. Там из недр терновника, охваченного невиданным неопаляющим огнем, он услышал голос Божий, призывавший его на служение. Смущенный и испуганный, Моисей пытался уклониться, но голос властно требовал, чтобы он шел как вестник Неба к своему угнетенному народу и избавил его от рабства. Он должен привести евреев сюда, к святой горе, и Ягве даст им во владение страну, текущую молоком и медом.