Чайтанья Чандра Чаран дас (Хакимов А. Г.) - Как я пришел в Сознание Кришны...
Есть потрясающий венгерский фильм, который я смотрел на последних курсах университета «Пятая печать» Золтона Фабри. Это один из самых сильных фильмов, которые я когда-либо видел. Во время оккупации Венгрии фашистами небольшая компания обывателей собиралась вечером в трактирчике. Люди делились друг с другом какими-то своими достижениями. В этой компании был один доморощенный философ, и в тот самый момент, когда кто-то с пеной у рта рассказывал о чем-то, чем он наслаждался, этот философ «выливал на него ушат холодной воды», задавая свой обычный вопрос: «Ну и что, ты теперь никогда, что ли, не умрешь?».
Так происходило, когда человек был на самом «пике» чувств и воспоминаний.
У меня было примерно такое же состояние: я пытался представить себе сценарий жизни идиота, и всякий раз сам оказывался этим идиотом, ответа на вопрос «зачем?» не было.
Другим важным событием моей жизни до того, как я узнал о сознании Кришны, было знакомство с неким баптистом. Он учился у нас на курсе. Его приверженность к религии обнаружили лишь к концу 3-го курса, и за этим последовал страшный скандал: невозможно, чтобы в МГУ кто-то был верующим! Это был 1974-й или 1975-й год, самый разгар развитого социализма. На этого парня и до скандала косились, он единственный не вступил в комсомол. Но это еще куда ни шло, мало ли странностей. Но когда он сдавал экзамен по научному атеизму, ему попался вопрос «Социальные корни религии», на который он ответил: «Бог есть, и Он есть корень религии». Разразился жуткий скандал прямо на экзамене, и весть об этом сразу же разнеслась по всему университету. Парня вызывали к ректору, проректору. Тогда училось несколько десятков тысяч студентов, и он единственный, кто веровал и кто нашел в себе силы и смелость сказать об этом.
Хотя сам я не веровал, но было любопытно, что у человека есть какие-то принципы и какая-то идея... Я стал с этим баптистом общаться, пытаясь понять его. И это тоже часть работы, которая происходила внутри, так как большая часть людей боялась к нему приближаться. Он был как прокаженный. А меня интересовало общение с ним. От него я получил «Евангелие от Иоанна». Эта книга мне не просто понравилась, она меня поразила, потому что за очень красивыми словами я почувствовал большую истину. Я с благодарностью вернул книгу и спросил его: «Ну, хорошо, в рай мы попадем, а там что делать-то будем?».
На что он ответил, что душа находится в единении с Богом. Я попытался как-то представить себе это единение, и ничего у меня не получилось — эта абстрактная перспектива меня не устраивала. Вскоре баптиста выгнали под каким-то предлогом, но он давал мне и другие книги, пока не затерялся. Это была еще одна веха на моем нелегком пути к Кришне.
По инерции жизнь продолжалось, но все равно я не видел в этом смысла. Хотя внешне опять же все шло благополучно: я доучился до пятого курса, работал над дипломом, поступил работать на самую престижную кафедру; у меня открывались какие-то перспективы для того, чтобы остаться в Москве и заниматься научной работой. Но на душе становилось все хуже и хуже, было противно просто делать свою карьеру, непонятно зачем.
Следующим этапом на этом пути была встреча с преданным. Это был Джапа дас. Оказалось, что я жил с ним вместе в общежитии. Как-то он пошел на выставку, на которую приезжал Гопал Кришна Махарадж в 1977-м году, и получил там Бхагавад-гиту, его накормили сладкими шариками, он стал ходить к преданным, но мне ничего не говорил. Мы с ним жили в главном высотном здании МГУ, в одном двухкомнатном блоке: он в одной комнате, а я в другой. Однажды, когда он не знал, что я нахожусь в комнате, он пошел в душ, и стал петь:
Харе Кришна Харе Кришна Кришна Кришна Харе Харе Харе Рама Харе Рама Рама Рама Харе Харе.
Я сидел и слушал. Джапа дас всегда был какой-то странный, необычный. Закончил в Новосибирске школу-интернат для особо одаренных детей. В свободное время занимался тем, что писал какие-то длинные математические вычисления, уравнения на много-много страниц. Я к нему относился с большим почтением, верил ему. И когда он начал петь Харе Кришна, я воспринял это, как нечто необычное. Он был молчаливым и скрытным. В какой-то момент я заметил, что он стал притаскивать в комнату какие-то овощи, натирать свеклу на терке, перестал ходить в столовую. Через пару месяцев я «клещами» вытащил из него объяснение: он стал вегетарианцем. Его влияние на меня в силу его внутренней цельности и чистоты было очень велико, и как только он стал вегетарианцем, я тоже последовал его примеру.
Это было где-то в 1978-м году. Джапа дас толком мне ничего не говорил, может, однажды показал Бхагавад-гиту. Это было какое-то раннее английское издание. Иллюстрации мне показались настолько ужасными, что я не смог всерьез воспринимать все остальное, что там было написано. Всерьез я принимал только Джапу, именно благодаря его цельности.
Потом мы окончили университет, я остался в аспирантуре в Москве, в институте молекулярной биологии, а он по распределению уехал в Ригу. Периодически он приезжал, что-то мне говорил, оставлял какие-то ксерокопии. Однажды Джапа оставил ксерокопию книги Шелтона по раздельному питанию, и я, прочитав эту книгу, тут же стал питаться раздельно. Ел только сырую капусту. И, так как тогда было сложно с овощами, я изучил расположение и режим работы всех овощных магазинов в округе. В 1979-м году Джапа дас дал мне Бхагавад-гиту на русском языке. С дореволюционного издания на французском языке Теософское общество Безан сделало перевод на русский. И книга эта по впечатлению произвела тот же самый эффект, что «Евангелие от Иоанна». Я почувствовал, что за всем этим стоит какая-то истина. Но Джапа не торопился мне что-то говорить.
Однажды вечером он пригласил меня на программу в общежитии МИФИ. Я немного сопротивлялся, но из уважения, желая доставить ему удовольствие, пошел. Программу преданные устроили в читальном зале общежития. Было 50-60 самых разных студентов. Вел ее Сергей Митрофанов, как я потом узнал, Сурья дас. Они вместе с Вишвамитрой прабху были первыми кришнаитами, которых осудили на процессе в 1981-м году. Но в то время Митрофанов заведовал группой в лаборатории академика Спиркина. Академик Спиркин был философом вольнодумцем, но по каким-то причинам власти ему позволяли вольнодумствовать, может быть, потому что были заинтересованы в использовании в своих целях результатов его исследований. В этой ужасно косной системе он занимал особое положение, и на все его «фокусы» смотрели сквозь пальцы. Спиркин организовал на общественных началах свою научную лабораторию, в которой изучались паранормальные эзотерические явления. И там была группа, которую вел Сергей Митрофанов. Он был первым преданным, который проповедовал мне, хотя проповедью это трудно назвать, потому что он говорил о каких-то биополях, об их окраске, об энергетике, о том, как можно видеть ауру. И он утверждал, что не просто ее видел, но мог по ней поставить диагноз, сказать, где что болит, скорректировать отклонения. С ним была симпатичная, молодая, пышущая здоровьем девушка, которую, как я потом узнал, звали Атри. Она тоже была экстрасенсом, могла снимать боль. Она славилась в среде московских кришнаитов, потому что, хотя и была женщиной, но у нее было мужское имя. Атри муни — это мужчина, а она была Атри деви даси. И все поражались этому, искали какой-то глубинный смысл в том, что женщине дали мужское имя. Думали, наверное, что она по природе своей мужчина внутри, но просто у нее облик внешний такой.
В качестве доказательства своей философии Сергей и Атри предложили выйти человеку, у которого что-то болит. Вышел какой-то студент с сильной зубной болью, он держался за щеку. Атри сделала какие-то пассы над ним, человек просиял и сказал, что все прошло. А вывод состоял в том, что нужно повторять: Харе Кришна Харе Кришна Кришна Кришна Харе Харе Харе Рама Харе Рама Рама Рама Харе Харе, — и все пройдет, можно и ауру увидеть, и болезнь вылечить. Все это время чувствовалась какая-то нервозность, как при ожидании чего-то. Нам сказали о том, что самое главное впереди. «Самым главным» оказался Ананта Тиртха Госвами Махарадж, ранее Ананта Шанти, который незадолго до этого принял санньясу и пользовался огромным уважением в кругах первых преданных, они его почитали и боготворили. Он вышел, его посадили в центр, а все те люди, которые вели программу, стали суетиться вокруг него. Не помню, о чем он говорил, на меня это не произвело впечатления. Вот, что зуб вылечился, да!
Джапа сидел вместе со мной в аудитории, хотя я понимал, что он с этими людьми тесно связан. И, когда мы возвращались после программы в общежитие, он спросил:
— Тебе понравилось?
Мне не хотелось его разочаровывать, и я ответил:
— Ну... может быть.
— А мантру ты будешь повторять?
