Монах Меркурий - В горах Кавказа

Двигаясь по руслу реки, пять раз переходили с берега на берег. Но после сильного дождя этот путь был для них закрыт, потому что в резиновых сапогах с высокими голенищами можно было преодолеть глубину не более 80 сантиметров. Впоследствии они додумались сшить водонепроницаемые брюки из дерматина и надевали их поверх сапог, крепко-накрепко перевязывая веревками ниже колен, что позволило преодолевать глубину более метра. Но это было в будущем, а пока для них осталась доступной только первая из пяти переправ, где русло было шире и река менее глубока. Переправившись здесь через реку, можно было бы добраться до новой поляны и по тому берегу, но сложность заключалась в том, что ходить по краю высокого обрыва было очень опасно: не было никакой растительности, чтобы ухватиться за нее рукой. Однако выход был все же найден. Из города братья принесли когда-то новый брезентовый рукав от пожарной машины. Привязали его одним концом за растущее наверху деревце и, держась за другой конец, стали свободно ходить по краю этого скалистого обрыва.

Так продолжалось в течение двенадцати дней. На тринадцатый, прежде чем проходить над стремниной, брату-пчеловоду почему-то вздумалось немного натянуть рукав, испытывая его прочность... и он перервался (прежде они никогда этого не делали, будучи уверены в его крепости). Если бы не мелькнула у брата в уме эта спасительная мысль, то он непременно разбился бы, упав со скалы.

И еще не раз братья убеждались в неизреченной милости Божией к ним — не понятым и гонимым миром отшельникам, припоминая множество подобных явлений помощи Божией каждому из них.

ГЛАВА 12

К началу зимы келья, размером 2,5 х 2 метра, площадью пять квадратных метров, была почти готова. Дело осталось только за крышей, на которую не хватило гвоздей. Если бы келью строили весной, можно было бы временно накрыть ее корой, содранной с каштана, но осенью кору деревьев содрать было уже невозможно. Чтобы накрыть ее дранью, требовались специальные драночные гвозди, которые нужно было везти из города. Но как пройти к автодороге, минуя Амткельское озеро? Братья когда-то слышали, что по другую сторону горного перевала, возле которого они начали строить новую келью, было небольшое селение под названием Аблухвара, где оканчивался автобусный маршрут.

Сельсовета там не было, так что можно было безбоязненно пройти к остановке, сесть в автобус и уехать в город. Идти вдвоем не позволяли обстоятельства: нужно было заготавливать дрань, да и дело-то было малозначительное.

Рано утром брат-пчеловод двинулся вверх по горному отрогу. Вначале идти было неимоверно трудно, разросшийся кустарник стоял сплошной стеной, широко раскинув во все стороны свои ветви. Пришлось продвигаться, пригибая ветви одну за другой ступнями ног. Но по мере подъема заросли становились все реже и реже, а затем совершенно исчезли. Остались только заросли карликового дубняка, в виде отдельных невысоких кустиков. Наконец, он вышел на голый скалистый склон без единого деревца, хотя на соседних отрогах повсюду виднелись массивы букового леса, простирающиеся до самых вершин.

Время было около полудня, солнце грело по-летнему, хотя начинался уже первый зимний месяц. Осень в этом году была на редкость теплая. С начала октября установились ясные солнечные дни, дождей было очень мало, да и они делались незаметными при такой чудесной погоде: иссохшая земля сразу поглощала влагу и снова становилась сухой.

С вершины отрога ему открылась широкая панорама гор, покрытых вечными снегами. Отсюда стали видны до малейших извилин все разветвления отрогов, то есть малых хребтов, отходящих от главного хребта. При такой ясной погоде было хорошо видно, что отрог, по которому он намеревался было идти, заканчивался неприступными отвесными скалами. Пришлось повернуть вспять...

Вечером вернулся он из своего неудачного путешествия, а утром пошел другим путем, намеченным вчера с высоты. Перейдя ручей, протекающий ниже новой кельи, отшельник стал подыматься на соседний отрог. Здесь заросли были несколько реже, зато гораздо выше, а стволы толще. Между ними стали попадаться лавровишни, которые по истечении многих лет становятся настоящим деревом, достигающим в диаметре до пятнадцати сантиметров. Растут они так же, как рододендрон, сильно пригибаясь, а порою и стелясь по земле, образуя собой сплошную живую изгородь, простирающуюся на многие километры. Эту изгородь никак не перелезть, но и подлезть под нее тоже невозможно.

За плечами в дорожном рюкзаке был у отшельника маленький топорик, запасная рубашка, несколько коробков спичек, целлофановый плащ с капюшоном на случай дождя и другие мелочи, необходимые для всякого путешественника. Кроме того, в нем имелся скудный запас продовольствия, рассчитанный на три дня, по пословице: «Отправившись в дорогу на один день — бери с собой хлеба на неделю». Рюкзак этот крайне осложнял его продвижение. Местами, когда ему представлялась возможность опустившись на колени подлезать под наклонившимися ветвями, рюкзак непременно цеплялся за какой-нибудь сучок. Приходилось снимать его с плеч и проталкивать впереди себя меж ветвей. По этим дебрям не могут ходить даже звери, не заглядывают сюда и охотники. Можно представить себе удивление отшельника, когда на земле он увидел пачку папирос, брошенную, вероятно, каким-нибудь заблудившимся охотником. Казалось, конца не будет этому мучению, он продвигался вперед медленнее черепахи. По сторонам не видно было ничего, кроме ветвей и голубого неба над головой, да местами сквозь ветви проглядывало солнце. Пот струился по лицу и попадал в глаза; на теле вымокла вся одежда, хотелось пить, во рту пересохло, но воды нигде не было.

Наконец, начался буковый лес и заросли исчезли. Если бы по этим ужасным дебрям была прорублена просека, то от ручья до букового леса можно было бы пройти за двадцать пять или тридцать минут, тогда как пустынник тащился по этим зарослям четыре с половиной часа.

Подымаясь по крутому склону меж огромных буков, он делал на них топориком большие насечки в виде треугольников, по которым можно было бы ориентироваться, возвращаясь обратно. Наконец, он вышел на вершину горного перевала. Неподалеку, на некотором возвышении, стоял топографический знак, построенный когда-то геодезистами. Убедившись в том, что достиг вершины перевала, брат-пчеловод прошел по зарослям черники и, дойдя до первой логовины, стал спускаться, предполагая дойти по ней до самого селения. Солнце к тому времени уже скрылось за гребнем главного хребта. Спускаться было легко, потому что логовина эта была без зарослей, по дну струился ручеек, однако по берегам нигде не было видно ни кустиков черники, ни вечнозеленой травы под названием руксуст. Пройдя большое расстояние, он стал замечать, что логовина делает поворот в противоположную сторону от нужного ему направления. Присмотревшись, он увидел вверху, вдоль горного хребта тропу, по которой пастухи гоняют стада коров и коз на высокогорные луга. Эту тропу он хорошо приметил вчера с высоты безлесого отрога.

Осознав ошибку, пустынник повернул обратно и стал подыматься вверх только что пройденным путем. Когда он вышел опять на вершину хребта, время было позднее, пришлось располагаться на ночлег. Недалеко от топографической вышки росло высокое тиссовое дерево, возле него валялось много мелкого сухого хвороста и хвои. Быстро удалось разжечь большой костер, и он запылал, опаляя низко склонившиеся к земле ветви этого хвойного дерева. Найдя какой-то очень щелистый сухой обломок дерева, пустынник взвалил его на плечо, принес на место и бросил на землю у костра. Из щелей его выпали шесть больших жужелиц или мокриц. Сначала он не обратил на них никакого внимания, но потом, присмотревшись, заметил у них клешни и круглые удлиненные хвосты с острыми наконечниками. Это были скорпионы, которые не менее опасны, чем змеи. Быстро сняв с себя телогрейку, наш пустынник стал трясти ее над огнем, потом, наломав веток с тиссового дерева, сделал из них веник и обмел им плечи и спину. Надев телогрейку, он попытался найти упавших насекомых, чтобы их уничтожить, но они успели уже расползтись. Тогда он сделал две большие рогатины, вбил их в землю, положил сверху толстую жердь и, сев на нее возле костра, стал дожидаться утра, время от времени подбрасывая дрова в угасающий костер.

Около полуночи где-то рядом так громко рявкнул медведь, что брат-пчеловод обомлел от неожиданности. Схватив рюкзак, достал из него алюминиевую кружку и стал стучать по ней топориком, покрикивая: «Гей, гей, гей...» Потом прислушался: вокруг не слышно ни треска, ни шороха, только где-то далеко-далеко раздавались заунывные крики сов да писк маленьких зверьков, которых здесь называют санополчки. Набросав в костер толстых чурбаков, отшельник решил для безопасности влезть на тиссовое дерево и на нем коротать ночь.