С. А. Федченков - Святой Ириней Лионский. Его жизнь и литературная деятельность
Легендарность обстановки состоит, как легко понять, в чуде, посредством которого св. отец получил известие о смерти Поликарпа (трубный звук). Но если опровергать подлинность эпилога на этом основании, то придется отвергнуть достоверность и всего Martyrium’a, так как в XV и XVI, например, его главах (во всех изданиях) повествуется о чудесах гораздо больших.[220] Что же касается ссылки на 15-летний возраст Иринея при этом, то это доказательство подходит под тот вид, какой в логике называется petitio principii. Гарнаку и Барденгеверу нужно доказать, что св. отцу в 154-155 г. было не более 15-и лет. Им приводят возражение из Martyrium’a, что он был гораздо старше. Они опровергают его тем, что им и нужно доказать, т. е. вращаются в логическом кругу. Недоумение Гарнака по поводу того, что автор эпилога не указывает точно сочинения Иринея, из которого почерпнул сведения о чуде с трубным звуком, только тогда могло бы быть доказательством против подлинности этого документа, когда все творения св. отца были бы известны. А так как этого нет, то нельзя считать неправильным предположение, что автор берет их из какого-либо утерянного теперь трактата Иринея, как это мы видим строкой выше (ср.: Contra haereses. Ill, 3,4), может быть, из сочинения Περί όγδοάδος.[221]
Других возражений Гарнака и Барденгевера (неизвестно имя автора эпилога[222] или что он, вероятно, спутал здесь повествование Contra haereses, III, 3, 4 о Поликарпе, отнеся его к Иринею[223]) мы не считаем нужным разбирать. Указание же на то, что Ириней не был известен папе Элевферу, когда лионским мученикам в 177 г. пришлось рекомендовать его, — поясним далее.
Ляйтфут, желая умалить значение эпилога, указывает на зависимость его от «Жизни Поликарпа». В подтверждение своего мнения от ссылается: а) на то, что здесь и там много сверхъестественного, баснословного элемента и Ь) что в эпилоге повторяется почти буквально (да еще и не к месту) выражение Vita Polycarpi: «καθώς ευρον έν άρχαίοις άναγράφοις, ποιήσομαι καθεξής τον λόγον (я представлю дальше рассказ, как нашел его в древних списках)».[224]
Относительно сверхъестественного элемента в эпилоге мы уже говорили. Что же касается второго основания Ляйтфута, то, оставляя в стороне законность сближения[225] начала «Жизни Поликарпа» с выражениями эпилога Martyrium’a в других рукописях, мы считаем нужным заметить, что в Московском манускрипте особо инкриминируемого Ляйтфутом выражения «καθώς δηλώσω έν τφ καθεξής» нет (это отмечает и сам он в другом месте своей работы,[226] а выражение «συναγαγών αυτά ήδη σχεδόν έκ του χρόνου κεκμηκότα» («собрав их, от времени уже погибшие») относится, судя по связи речи (см. строкой выше «έκ αντιγράφων έγραψα» — «я с копии списал»), не к чему иному, как αντίγραφα — копиям с Martyrium’a Policarpi, но не к авторской работе Псевдо-Пиония или кого-либо еще.[227]
Таким образом, мы не находим ни у Гарнака с Барденгевером, ни у Ляйтфута серьезных оснований к отрицанию значения эпилога Московской рукописи и возможности пользоваться им в церковно-исторических исследованиях.
Со своей стороны, считаем нужным указать, что большая часть сведений, сообщаемых эпилогом об Иринее, находит себе полное подтверждение в других несомненно достоверных исторических документах. Таково, например, замечание, что св. отец был учеником' (μαθητή γεγονότι) Поликарпа; отлично усвоил от него апостольское и церковное Предание и передал его другим лицам (και τον έκκησιαστικόν κανόνα και καθολικόν, ώς παρέλαβεν παρά του αγίου καί παρέδωκεν); что он, далее, в своих книгах упоминает о Поликарпе (έν οΐς μέμνηται Πολυκάρπου).[228]
Характеристика творений Иринея как «κάλλιστα και ορθότατα» также вполне подходит к ним; в них, действительно, опровергаются ереси (ΐκανως πάσαν αϊρεσιν ήλεγξεν).[229] Рассказ про встречу Поликарпа с еретиком Маркионом, когда он на слова последнего: «Узнай нас, Поликарп», ответил: «Узнаю, узнаю тебя, первенца Сатаны», находит себе полное подтверждение в Contra haereses, III, 3,4.[230]
Необходимо отметить также, что, по единогласному отзыву издателей, в том числе и Ляйтфута, рукопись Московской Синодальной библиотеки, содержащая Martyrium Polycarpi, представляет, по сравнению с другими, лучший текст этого памятника, стоя близко к отрывкам, приведенным в «Церковной истории» Евсевия.[231]
Но если нет серьезных оснований к отрицанию значения за эпилогом и если, наоборот, большая часть сведений, заключающихся в нем, находит себе подтверждение в других исторических документах, то мы имеем право признать подлинным, в частности, и то его сообщение, по которому в год смерти Поликарпа св. Ириней жил в Риме и многих обучил христианскому закону (πολλούς έδίδαξεν).[232]
Первый факт допускает и сам Гарнак. Он становится еще более вероятным, если мы обратим внимание на Contra haereses, III, 3,4[233] и отрывок из письма св. отца к Виктору.[234] Здесь и там Ириней рассказывает о посещении Рима Поликарпом в 154-155 г. при папе Аниките по поводу пасхального спора и говорит с такой подробностью и знанием дела, как будто сам присутствовал при разговорах Поликарпа с Аникитой и встрече Маркиона с Поликарпом.[235] Но участие в таком вопросе, как пасхальный, и воспоминания об этом сами по себе уже свидетельствуют о сознательности их автора. Таким образом, подтверждается достоверность и второго факта, о котором говорит эпилог (и который для нас важен), что св. Ириней в это время πολλούς έδίδαξεν.
Для того, одаако, чтобы учить других, нужно самому быть ученым и иметь достаточный к тому возраст. А таким во всяком случае нельзя признать 15-летний, как думает Гарнак.[236] Значит, утверждение его, Циглера, Бивна и других близких им по духу, когда они полагают год рождения Иринея позже 140, должно быть отвергнуто, как несоответствующее действительному положению вещей. Это — то отрицательное заключение, какое мы имеем право сделать из анализа подлежащего нам эпилога.
К более же точному положительному определению года рождения св. Иринея на его основании мы не можем прийти. Но принимая во внимание, что в 177 г. лионские мученики должны были рекомендовать Иринея папе Элевферу[237] (а Элевфер в 154 г. был уже диаконом Римской церкви),[238] можно думать, что в бытность свою в Риме в 154-155 г. св. отец не пользовался известностью и не был признанным учителем.[239]
А это обстоятельство более гармонирует с 25-30, нежели с 40-летним, как думает Цан,[240] возрастом св. отца.
Но в таком случае мы снова приходим к середине 20-х гг. II столетия, как времени рождения св. Иринея.
V.
Цан же выставил и энергично поддерживает иное, отличное от всех прочих, основание для определения даты рождения св. Иринея. «Если Ириней, — говорит он, — сделался епископом в 177 г. после предшествующего пресвитерства, то, согласно господствовавшему тогда правилу, он должен был быть в это время по крайней мере в возрасте 40 лет; поэтому более вероятно, что он родился перед 137 г., чем после него»,[241] или даже раньше 130 г.[242] Как видно уже из формулировки, это основание, однако, даже у самого Цана приводится лишь для опровержения мнения Гарнака. Положительного же значения оно не имеет и не может иметь.
Дело в том, что во времена Иринея и долго после него не было канонически определено, скольких лет должен быть новопосвящаемый епископ.[243] Цан, правда, ссылается на Апостольские постановления (II, 1), где запрещается ставить в эту степень ранее 50-летнего возраста.[244] Но этот источник, как известно, канонического достоинства за собой не имеет,[245] и на основании его нельзя говорить о «господствующем правиле» для всей Церкви.
В первый раз возраст лиц, поставляемых в епископа, точно определен в 123-й новелле Юстиниана, которая требует, чтобы рукополагаемый имел не менее 35 лет от роду и лишь в исключительных случаях был не моложе 25 лет. Только это постановление, принятое в Фотиев «Номоканон» (Тит. 1,23), и получило силу церковного закона.[246] Но оно, конечно, не может иметь значения для определения даты рождения Иринея.
Кроме того, уже в нем допускаются исключения, когда кандидат отличается особенными духовными дарованиями, или по Нужде времени. Ввиду этого ссылку на правила и вообще нельзя брать в качестве основания, так как нужно предварительно доказать, что в данном случае не было исключения.[247]
Если обратим внимание на церковную практику около времени Иринея, то увидим, что в епископы нередко ставились люди сравнительно очень молодые. Апостол Павел назначил епископом Ефеса Тимофея в его юности (νεότητος — 1 Тим. 4, 12). Св. Игнатий также говорит о Дамасе, епископе Магнезии, как о еще юном.[248] Сам Цан замечает о Поликарпе, что тот уже в 30 лет был епископом Смирны.[249] Св. Афанасий Александрийский получил эту степень, будучи только 33-х лет.[250] Враги его, возражая и клевеща по поводу его избрания, не поставили ему однако в вину его молодости;[251] а это свидетельствует весьма ясно, что тогда в виду особых потребностей времени не следили строго за возрастом посвящаемых. И можно с уверенностью сказать, что если бы даже существовало ограничительное правило, оно не послужило бы препятствием посвятить св. Иринея во епископа, хотя бы он и не достиг определенного возраста. Это был человек высоких духовных дарований, свою ревность к завету Христову и Церкви он уже засвидетельствовал;[252] да и времена гонений были не таковы, чтобы справляться с годами'кандидата на епископский престол.
