Иоанн Златоуст - Творения, том 11, книга 1
4. Это говорит и Христос: "Если же правый глаз твой соблазняет тебя", то есть, если ты смотришь бесстыдно, "вырви его", то есть, худую мысль (Мф. 5:29). Мне кажется, что слова: блуд, нечистота, страсть, похоть – означают одно и то же, именно блуд, что всеми этими названиями он отвращает нас от (скверного) дела. Это, действительно, страсть; и как тело страдает, безразлично – от лихорадки ли, или от раны, так и это. И не сказал: обуздывайте, но: "умертвите", чтобы они и не могли восстать. "И отложите". Мы отлагаем мертвое; если, напр., на теле есть мозоли, мы срезываем их, как тело мертвое. Если ты обрежешь живое тело, тебе больно; если же мертвое, боли вовсе не чувствуешь. То же должно сказать и о страстях: они делают бессмертную душу нечистой, страстной. Мы не раз говорили, почему любостяжание называется идолослужением. Над родом человеческим более всего владычествуют: любостяжание, невоздержание и похоть злая. "За которые гнев Божий грядет на сынов противления" (ст. 6). Называет сынами противления, чтобы лишить их прощения и показать, что, по причине непослушания, они принадлежать к числу таковых. "В которых", – говорит, – "и вы некогда обращались" и покорились: показывает, что они еще находятся в числе таковых. Говоря так, он и хвалить их: "А теперь вы отложите все: гнев, ярость, злобу, злоречие, сквернословие" (ст. 8). Не к ним, но к другим обращает речь, чтобы не поразить их. Хулением он называет ругательства, также как яростью называет нечестие. А в другом месте, с целью пристыдить, говорит: "Потому что мы члены друг другу" (Еф. 4:25). Он представляет их как бы творцами людей, отвергающими одного и принимающими другого. Там сказал: "члены"; здесь перечисляет все: сердце – ярость, уста – хуление, глаза – блуд, любостяжание, руки и ноги – ложь, самую мысль и ветхий ум. У него один царский образ – образ Христа. Показывая, что члены, велики ли они или малы, имеют один царский образ, он, мне кажется, имеет в виду преимущественно (христиан) из язычников. Как земля делается золотом, лишившись прежнего вида своего – вида песка, как шерсть, какая бы она ни была, принимает другую форму, потеряв прежнюю, так и верующий. "Снисходя", – говорит, – "друг другу", – показал, в чем справедливость: прими ты его, и он тебя (приметь), что и в послании к галатам говорит: "Носите бремена друг друга" (Гал. 6:2). "И будьте", – говорит, – "дружелюбны". Этого он везде требует больше всего, так как это – верх добрых дел.
5. Итак, будем благодарить (Бога) во всех случаях: в этом и состоит благодарение. Благодарить в счастье нетрудно, здесь самая природа вещей побуждает к тому; достойно удивления то, если мы благодарим, находясь в крайних обстоятельствах. Если мы за то благодарим, за что другие злословят, от чего приходят в отчаяние, – смотри, какое здесь любомудрие: во-первых, ты возвеселил Бога; во-вторых, посрамил дьявола; в-третьих, показал, что отучившееся (с тобою) ничто. В то самое время, когда ты благодаришь, и Бог отъемлет печаль, и дьявол отступает. Если ты приходишь в отчаяние, то дьявол, – как достигший того, чего хотел, становится возле тебя; а Бог, как оскорбленный хулой, оставляет тебя и увеличивает твое бедствие. Если же ты благодаришь, то дьявол, как не получивший никакого успеха, отступает; а Бог, как приявший честь, в воздаяние награждает тебя большей честью. И не может быть, чтобы человек, благодарящий в несчастии, страдал. Душа его радуется, делая благое, имя чистую совесть, – она услаждается своими похвалами, а (душе) веселящейся нельзя быть печальной. Там (в отчаянии), вместе с бедствием, еще наказывает совесть; а здесь она венчает и провозглашает нет ничего святее того языка, который в несчастьях благодарит Бога, он, поистине, ничем не отличается от языка мучеников и получает такой же венец, как и тот. Ведь и у него стоить палач, принуждающий отречься от Бога богохульством, стоить дьявол, терзающий мучительными мыслями, помрачающий (душу) скорбью. Итак, кто перенес скорбь и благодарил Бога, тот получил венец мученический. Если, наприм., болит дитя, а (мать) благодарит Бога, это – венец ей. Не хуже ли всякой пытки скорбь ее? Однако же она не заставила ее сказать жестокое слово. Умирает дитя, (мать) опять благодарить (Бога). Она сделалась дочерью Авраама. Хотя она не заклала (дитяти) своей рукой, но радовалась над закланной жертвой; а это все равно; она не скорбела, когда брали у ней дар (Божий). Заболело другое (дитя)? Она не сделала волшебных повязок, и это вменено ей в мученичество, потому что мыслью она принесла сына в жертву. Что за дело до того, что эти (повязки) не приносят никакой пользы, что это – дело обмана и насмешки? Есть и такие, которые верят, что он полезны. Но она лучше согласилась видеть свое дитя мертвым, чем предаться идолослужению. И, как эта (мать) есть мученица, с собою ли она, с дитятею ли поступила так, с мужем, или с кем бы то ни было из наиболее любимых, так другая есть идолослужительница, потому что она, очевидно, и жертву принесла бы, если бы только могла принести, а лучше сказать, она уже сделала то, что составляет жертву. Ведь эти повязки, сколько бы ни мудрствовали употребляющие их, утверждая, что мы призываем Бога, а больше ничего не делаем, и тому подобное, что (повязывающая) старуха – христианка и верная, все же представляют собою идолослужение. Ты верная? Перекрестись; скажи: вот единственное мое оружие, вот мое лекарство, другого не знаю. Скажи мне: если бы врач, придя (к больному), вместо того, чтобы употребить медицинские средства, начал напевать, – назвали ли бы мы его врачом? нет, потому что мы не видели бы врачебных пособий. Так и здесь (в употреблении повязок) ничего нет христианского. Другие еще вешают (на шею) названия рек и множество подобного позволяют себе. Вот я объявляю и предупреждаю всех вас: не буду более щадить, если о ком-нибудь узнаю, что он делал повязку, или заклинание, или другое что, относящееся к этому искусству. Что же, скажешь, умереть дитяти? Когда оно станет жить от этих средств, тогда оно умерло; а когда умрет без них, тогда ожило. Если бы ты увидела, что (сын твой) пошел к блудницам, ты скорее пожелала бы, чтобы он был погребен; ты сказала бы: какая польза, что он живет? А видя, что он находится в опасности лишиться спасения, ты хочешь, чтобы он жил? Разве ты не слышала, что сказал Христос: "Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее" (Мф. 10:39). Веришь ты сказанному, или оно тебе кажется баснею? Скажи мне: если бы кто-нибудь сказал тебе сведи меня в капище, я буду жив: согласилась ли бы ты? Нет, говоришь. Почему же? Потому что он заставляет служить идолам. Но здесь, скажешь, нет идолослужения, а просто – заклинание. Это сатанинская мысль, это дьявольская хитрость – скрывать заблуждение и в мед подавать яд. Когда дьявол увидел, что тем способом не убедил тебя, он пошел этим путем – повязками и бабьими баснями. И вот, крест пренебрегают, (суеверные) надписи предпочитают ему. Христа изгоняют и вводят пьяную сумасбродную старуху. Таинство наше попрано; а дьявольское заблуждение торжествует. Так почему же, говоришь, Бот не обличить? Он часто обличал (мнимую) помощь от этих средств; но ты не поверил. Наконец, Он оставил тебя при твоем заблуждении: "Предал их", – сказано, – "Бог превратному уму" (Рим. 1:28). Этим средствам не поверил бы и рассудительный эллин. Говорят, что в Афинах один демагог пользовался ими; но какой-то философ, учитель его, встретившись с ним, укорял его, бранил, язвил и осмеял. А мы, несчастные, верим этим (предрассудкам)!
Отчего же, скажешь, нет ныне таких, которые бы воскрешали мертвых и совершали исцеления? Отчего? – не скажу пока. А отчего нет ныне таких, которые бы презирали настоящую жизнь? Отчего мы служим Богу из-за награды? Когда природа человеческая была слабее, когда вера только насаждалась, тогда много было и таких людей; ныне же (Бог) не хочет, чтобы мы зависли от этих знамений, но чтобы готовы были к смерти. Почему же ты дорожишь настоящей жизнью? Почему не смотришь на будущее? Для настоящей жизни ты решаешься на идолослужение, а для будущей и поскорбеть не хочешь? Потому-то и нет ныне таких людей, что мы презираем будущую жизнь и ничего для ней не делаем, а для настоящей на все решаемся. А что сказать о других смешных (суевериях) – о золе, саже, соли? И опять – эта старуха тут. Подлинно, смех и стыд! От глазу, говорит, погибло дитя.
6. Доколь же будут продолжаться эти сатанинские (да)? Как не смяться эллинам? Как не издеваться, когда мы говорим им: велика сила крестная? Поверят ли они нам, когда видят, что мы ожидаем помощи от того, над чем они смеются? Для этого Бот дал врачей и лекарства. Но что же, если они не помогают, а дитя отходить? Куда отходить, скажи мне, бедный ты и несчастный? К демонам что ли отходить? К тирану какому-нибудь отходить? Не на небо ли отходить? Не к Владыке ли своему? О чем же ты скорбишь? О чем плачешь? О чем сокрушаешься? Зачем ты любишь дитя больше Владыки своего? Не Он ли даровал тебе дитя? Зачем же ты столь неблагодарен, что дар любишь более, чем Даровавшего? Но я слаб, говоришь, и не переносу страха Божьего. Но если в телесных болезнях большей (болью) подавляется меньшая, то тем более и душе; от страха, если бы он быль в ней, рассеялся бы страх и от печали печаль. Дитя было красиво? Но каково бы оно ни было, оно не красивее Исаака; тот был к тому же единородный. Твое родилось в старости? И тот также. Прекрасно было дитя? Но каково бы оно ни было, оно не прекраснее Моисея, который даже в варварском взгляд возбудил любовь к себе, будучи в таком возрасте, когда красота еще не раскрывается. Однако же родители бросили в реку своего возлюбленного (сына). Ты и лежащее дитя видишь, и гробу предаешь, и ходишь к памятнику; а они не знали, чьей пищей он сделается – рыб ли, собак ли, или какого-нибудь из зверей, живущих в мор, и это совершили, ничего еще не зная ни о царстве (Божьем), ни о воскресении. Дитя твое не единородное; но оно умерло после смерти многих (других детей)? Все же это не было так ужасно и горестно, как бедствие Иова. Не падала храмина (твоя), не во время пиршества (детей это было), пред тем не получал ты известий о своих потерях. Твое любимое было (дитя)? Не более же, чем Иосиф, пожранный зверем; однако же отец перенес горе и в этом случай и в бывшем затем. Он плакал, но не поступил нечестиво; сетовал, но не предался отчаянию; был столько тверд, что говорил: "Иосифа нет, и Симеона нет, и Вениамина взять хотите, – все это на меня!" (Бт. 42:36). Видишь, как сильный голод заставил его пожертвовать детьми! А на тебя страх Божий столько не действует, сколько голод. Плачь – я не запрещаю; но не богохульствуй – ни словом, ни делом. Каков бы ни был сын твой, все же нельзя сравнить его с Авелем; но Адам ничего такого не сказал, несмотря на то, что несчастье его было весьма велико, – что, в самом деле, ужаснее братоубийства? Кстати, я вспомнил о других братоубийцах; напр. Авессалом убил первенца Амнона (2 Цар. 13:28,29). Царь Давид любил отрока, сидел во вретище и пепле (во время его болезни); однако не позвал ни гадателей, ни заклинателей, – а они были тогда, как показывает Саул, – но молился Богу. Так и ты Делай; что сделал праведник, то делай и ты; те же слова говори, когда умрет дитя (твое): "Я пойду к нему, а оно не возвратится ко мне" (2 Цар. 12:23). Вот что свойственно любомудрию и нужной любви! Как ты ни любил бы свое дитя, ты не столько любишь, сколько он тогда, несмотря на то, что (отрок его) был плод беззакония. Блаженный Давид весьма любил мать его; а взаимная любовь родителей переходить, как вам известно, на детей. Он так любил отрока, что, хотя и худо о нем говорили, все же хотел, чтобы он остался жив. Однако же он благодарил Бога. Как, думаешь ты, страдала Ревекка, когда брать угрожал смертью Иакову? Однако же она по опечалила мужа, а велела (Иакову) бежать. Когда постигнет тебя какое-нибудь горе, думай о больших бедствиях и получишь достаточное утешение. Подумай: что, если бы пришлось умереть на войне? Что, если бы в огне? Если будем думать о несчастьях больших, чем те, которые мы терпим, то получим достаточное утешение. Будем размышлять или о тех более тяжких бедствиях, которые другие терпли во все времена, или о тех, которые мы сами терпели когда-нибудь прежде. Такое и Павел дает наставление, когда говорит: "Вы еще не до крови сражались, подвизаясь против греха" (Евр. 12:4); и в другом месте: "Вас постигло искушение не иное, как человеческое" (1 Кор. 10:13). Итак, находясь в бед, будем размышлять о больших бедствиях, а найдем такие, – и тогда будем благодарны. Но более всего будем усердно благодарить Бога за все. Таким образом и несчастья прекратятся, и жить мы будем в славе Божьей, и получим обещанные блага, которых да удостоимся все мы благодатью и человеколюбием (Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава, держава, честь, вынь и присно, и во веки веков. Аминь).
