Иоанн Златоуст - Творения, том 10, книга 1
Но, скажешь, добродетельных разве ты не видишь? Вижу и их; но состояние твоего сына надежнее, нежели их; они теперь заслуживают похвалу, но конец их неизвестен; а за него тебе уже не надобно бояться и трепетать, чтобы чего-нибудь с ним не случилось, чтобы какая-нибудь не произошла с ним перемена. Так же рассуждай и о жене доброй и домовитой, и за все благодари Бога. Если бы ты лишился и жены, благодари Его; может быть, Бог хочет привести тебя к воздержанию, призывает к большим подвигам, хочет освободить тебя от уз. Любомудрствуя таким образом, мы и здесь приобретем душевное спокойствие, достигнем и будущих венцов, которых да сподобимся все мы благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
БЕСЕДА 42
Первый человек - из земли, перстный; второй человек - Господь с неба (1Кор.15:47).
1. Сказав, что первый человек душевен, а второй духовен, теперь (Павел) представляет иное различие, называя одного перстным, а другого небесным. Прежнее различие относилось к жизни настоящей и будущей, а это ко времени до благодати и после благодати. Представляет же он такое различие для того, чтобы внушить добродетельную жизнь. Чтобы слушатели, как я сказал, надеясь на воскресение, не стали пренебрегать жизнью и благочестием, он и здесь опять призывает их на подвиги и увещевает быть добродетельными: первый человек, говорит, из земли, перстный; второй человек - Господь с неба, называя того и другого вообще человеком, но в одном указывая высшую его сторону, а в другом низшую. Каков перстный, таковы и перстные, — также погибнут и умрут; и: каков небесный, таковы и небесные, — также пребудут бессмертными и светлыми (ст. 48).
Но и последний разве не умер? Умер, однако не только не потерпел от того никакого вреда, но еще таким образом разрушил смерть. Видишь ли, как здесь (апостол) самой смертью подтверждает учение о воскресении? Когда есть, как я прежде сказал, начаток и глава, то не сомневайся и касательно всего тела.
Притом здесь он предлагает превосходное увещание к добродетельной жизни, представляя образцы как высокой и любомудрой, так и противоположной тому жизни, и указывая начатки той и другой, первой во Христе, а второй в Адаме. Потому не просто сказал: от земли, но: перстный, т.е. плотян, привязан к настоящему; а о Христе напротив: Господь с неба. Если же некоторые из выражения: с неба выводят такое заключение, будто Господь не имеет тела, то для заграждения уст их и прежде сказанное достаточно, и теперь ничто не препятствует опровергнуть их. Что же значит: Господь с неба? О существе ли говорит апостол, или о высшей жизни? Очевидно, что о жизни.
Потому и присовокупляет: и как мы носили образ перстного, т.е. как делали зло, будем носить и образ небесного, т.е. будем делать добро (ст. 49). Кроме того я желал бы спросить тебя, о существе ли сказано в словах: из земли, перстный, и: Господь с неба? Да, говорить ты. Как же, разве Адам был только перстный, или он имел еще какую-нибудь другую сущность, сродную с существами высшими и бесплотными, которую Писание называет душой и духом? Без всякого сомнения, (имел) и ее. Следовательно и Господь был не только свыше, хотя и говорится, что Он с неба, но принял и плоть. Смысл слов (апостола) следующий: как мы носили образ земного — злые дела, так будем носить и образ небесного — небесную жизнь. А если бы здесь говорилось о существе, то дело не требовало бы убеждения и совета; и потому очевидно, что здесь говорится о жизни. Потому (апостол) и говорит об этом в виде увещания и указывает на образ, а тем самым опять показывает, что он говорит о деятельности, а не о существе; мы от того сделались перстными, что стали совершать злые дела; мы перстны не потому, что так были сотворены, но потому, что согрешили, так как прежде грех, а потом смерть: прах ты и в прах возвратишься (Быт.3:19); отсюда же произошло и множество страстей. Не происхождение только из земли делает человека перстным, — потому что и Господь был из того же тела и того же состава, — но совершение земных дел; равно и небесным делает жизнь, достойная неба. Впрочем, для чего напрасно трудиться, доказывая это? (Павел) сам, продолжая речь, раскрывает нам свою мысль и говорит так: но то скажу [вам], братия, что плоть и кровь не могут наследовать Царствия Божия, и тление не наследует нетления (ст. 50).
Видишь ли, как он объясняет сам себя, избавляя нас от затруднения? Так он часто поступает. Плотью здесь он называет злые дела, как и в других местах, когда, например, говорит: вы не по плоти живете (Рим.8:9); и еще: живущие по плоти Богу угодить не могут (Рим.8:8); так что, когда он говорит: но то скажу, в словах его содержится не иное что, как следующее: я сказал это для того, чтобы ты знал, что злые дела в царство не вводят. От воскресения он тотчас переходит к царству и присовокупляет: и тление не наследует нетления, т.е. зло не наследует славы и нетленных благ. Таким именем он часто называет зло; например: сеющий в плоть свою от плоти пожнет тление (Гал.6:8). Если бы он говорил о теле, а не о порочной деятельности, то не назвал бы его тлением; он нигде не называет тела тлением: оно не тление, а тленное. Потому и далее, рассуждая о нем, не называет его тлением, а тленным: тленному сему надлежит облечься в нетление, Окончив увещание касательно жизни, далее он по своему всегдашнему обыкновению, соединяя один предмет с другим, переходит опять к учению о воскресении тел и говорит: говорю вам тайну (ст. 51).
2. О страшном и неизреченном, о том, что не все знают, намеревается говорить (апостол), и оказывает им великую честь, беседуя с ними о предметах неизреченных. Что же это такое?
Не все мы умрем, но все изменимся. Смысл слов его следующий: не все мы умрем, но все изменимся, даже и те, которые не умрут, несмотря на то, что и они смертны. Итак, когда умираешь, не бойся из-за этого, как будто не воскреснешь; есть, несомненно есть такие, которые избегнут смерти, но для воскресения им будет того недостаточно, а необходимо, чтобы тела и тех, которые не умрут, изменились и сделались нетленными.
Вдруг, во мгновение ока, при последней трубе (ст. 52). После многого, сказанного о воскресении, он теперь благовремение открывает в нем весьма дивное. Не то только удивительно, говорит, что тела сперва сгниют и потом восстанут, и не то, что восставшие после гниения будут лучше нынешних, и не то, что перейдут в гораздо лучшее состояние, и не то, что каждый получит собственное, а не чужое тело, но и то, что столь многие и столь великие дела, превосходящие всякий ум и всякое разумение, совершатся: вскоре, т.е. в мгновение времени, или, как он яснее выражает это, в мгновении ока, — (так же быстро), как мигают ресницы. Потом, так как он сказал нечто великое и изумительное, т.е. что столь многие и столь великие дела совершатся так скоро, приводит и доказательство в удостоверение истины события: ибо вострубит, говорит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся. Слово — мы здесь он относит не к себе, а к тем, которые тогда окажутся живыми. Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление (ст. 53). Чтобы кто-нибудь слыша, что плоть и кровь царствия Божия не наследят, не подумал, что тела не воскреснут, он присовокупляет: тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие. Тленное — это тело, и мертвенное тоже тело; тело остается, потому что оно есть то, что облекается, исчезают же смертность и тленность, когда оно облекается в бессмертие и нетление. Потому не сомневайся на счет того, как тело будет жить бесконечно, когда слышишь, что оно будет нетленно. Когда же тленное сие облечется в нетление и смертное сие облечется в бессмертие, тогда сбудется слово написанное: поглощена смерть победою (ст. 54). Так как он сказал о делах великих и неизреченных, то еще подтверждает слова свои пророчеством: поглощена смерть победою, т.е. окончательно, так что не останется ни следов ее, ни надежды на возвращение, когда тление будет поглощено нетлением. Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа? (ст. 55). Видишь ли величие души его?
Как бы торжествуя победу, он воодушевляется и, созерцая будущее, как бы уже совершившееся, восхищается и попирает ногами низложенную смерть, и над главой поверженной издает победный клик, громко взывая: смерть! где твое жало? ад! где твоя победа? Прошла, погибла и исчезла совершенно, — все сделано тщетным. (Господь) не только обезоружил и победил смерть, но истребил ее и обратил в ничто. Жало же смерти - грех; а сила греха - закон (ст. 56). Видишь ли, что здесь идет речь о смерти телесной? Следовательно и о воскресении телесном. Если (тела) не воскреснут, то как будет поглощена смерть? И еще: каким образом сила греха закон? Что жало смерти — грех, который даже тяжелее ее, и что в нем она имеет силу, это известно; а как силу греха составляет закон? Без закона грех был слаб; он был совершаем, но не мог так подвергать осуждению, потому что зло (до закона) хотя существовало, но не обнаруживалось с такой ясностью. Потому закон немало содействовал, как большему познанию греха, так и увеличению наказания. Если же он, имея целью ограничить грех, сделал его более тяжким, то вина лежит не на враче, а на том, кто худо пользовался врачеством. Так и пришествие Христово послужило большим бременем для иудеев; но мы не обвиняем его за это, а напротив еще удивляемся ему, и тем более осуждаем их, что они получили вред от того, от чего следовало получить пользу. Что не сам (закон) сообщил силу греху, (видно из того, что) Христос исполнил все, и однако был чужд греха. Смотри, как и через это (апостол) доказывает воскресение: если грех есть причина смерти, а Христос, придя, разрушил грех и нас избавил от него через крещение, с грехом же прекратил и закон, в нарушении которого состоит грех, то как после этого сомневаться в воскресении? Чем теперь будет сильна смерть? Законом? Но он прекращен. Грехом? Но он разрушен. Благодарение Богу, даровавшему нам победу Господом нашим Иисусом Христом! (ст. 57).
