Джеймс Фрэзер - Золотая ветвь
Эти обряды имеют с индийскими и европейскими обрядами очевидное сходство. Александрийская церемония — если не считать некоторых сомнений относительно времени ее празднования — почти тождественна индийской. На бракосочетаниях обоих божеств (на их связь с растительностью указывает то, что их обвивают живыми растениями) они представлены изображениями, которые затем оплакивают и погружают в воду. Сходство этих обычаев друг с другом, а также с европейскими обрядами весенне-летнего цикла наводит на мысль о том, что в основе их лежат одни и те же причины. Поэтому, если принять наше объяснение европейских обрядов, церемония смерти и воскресения Адониса также предстанет в виде театрального действа, изображающего упадок и возрождение растительной жизни. Этот вывод, основанный на сходстве упомянутых обрядов, подтверждается и другими деталями предания об Адонисе и связанного с его культом ритуала. Близость этого бога к растительности сразу видна из предания о рождении Адониса. Родился он, если верить преданию, от миррового дерева: после десятимесячной беременности кора дерева лопнула — и на свет появился прекрасный младенец. Согласно другом версии мифа. кору своими клыками вспорол дикий кабан. Позднейшей рационализацией этого предания о рождении Адониса является версия, согласно которой матерью Адониса якобы была женщина по имени Мирра; она превратилась в мирровое дерево вскоре после того, как забеременела. Своим возникновением этот миф, возможно, обязан тому, что мирра использовалась на празднике Адониса в качестве благовония. Благовония, как мы знаем, сжигались и во время соответствующих вавилонских обрядов. В честь Царицы Неба, которая была не кем иным, как Астартой, курили благовония идолопоклонники-евреи. Миф о том, что половину (по другой версии, треть) года Адонис проводил в подземном царстве, находит наиболее простое и естественное объяснение в предположении, что он символизировал растительность (прежде всего злаковые), которая половину года проводит под землей, а другую половину — на ее поверхности. В годичном природном цикле ничто так явно не наводит на мысль о смерти и возрождении, как увядание растительности осенью и ее появление на свет весной. Некоторые исследователи принимали Адониса за солнце. Однако в годичном обращении этого светила в зоне умеренного и тропического климата нет ничего, что напоминало бы миф об умирании и воскресении Адониса. Можно сказать, что в зимний период энергия солнца здесь ослабевает, но оно продолжает ежедневно появляться на горизонте. Лишь за Полярным кругом в зависимости от географической широты это светило исчезает на период от двадцати четырех часов до шести месяцев. Но ведь никто, за исключением злополучного астронома Бальи, не считал, что родиной культа Адониса являются полярные страны. Идея умирания и возрождения растительности легко овладевает умом человека на любой стадии дикости и цивилизации. Огромный размах и неизменная повторяемость упадка и возрождения растительного мира и тесная зависимость от него человека (по крайней мере в зонах с умеренным климатом) более всего поражают воображение. Неудивительно, что столь важное, впечатляющее и всеобщее явление, породив в головах людей сходные идеи, вызвало к жизни в разных регионах и сходные обряды. В силу этого мы можем принять вышеизложенное объяснение культа Адониса, которое хорошо согласуется с протеканием природных процессов и имеет аналогии в других регионах. В пользу этого объяснения говорят, кроме того, свидетельства самих древних, которые многократно истолковывали умирающего и воскресающего бога как жатву и всход посевов.
Тесная связь Таммуза или Адониса со злаковыми недвусмысленно дает себя знать в описании его празднества, составленном арабским автором Х века. Описывая обряды и жертвоприношения, приносимые в различные времена года язычниками Хасрана (Сирия), он сообщает следующее: „Праздник Таммуза в середине месяца эль-Бугат (июль), то есть праздник плачущих женщин. Это праздник Та-Уза, справляемый в честь бога Та-Уза. Женщины оплакивают его, потому что хозяин жестоко убил его. Он перемолол его кости на мельнице, а затем рассеял их по ветру. Во время этого праздника женщины не едят ничего перемолотого. Они ограничивают свой рацион размоченными пшеничными зернами, зеленым горошком, финиками, изюмом и т. д.“. Та-Уз, или Таммуз, в этом описании напоминает Джона Ячменное Зерно Роберта Бернса:
Не пожалев его костей,
Швырнули их в костер,
А мясо мельник меж камней
Безжалостно растер.{92}
Особая связь Адониса со злаковыми растениями характеризует культурный уровень, на котором приверженцы его культа находились в то исторически отдаленное время. Эти народы в течение многих веков вели оседлый образ жизни, питаясь в основном продуктами земледелия. Все, что имело жизненно важное значение для их грубых предков, — ягоды и коренья пустыни, трава пастбищ — на данном этапе очень мало занимало мысли людей, которые все более сосредоточивались на основном продукте питания — хлебе. Соответственно на передний план в их религии все более выдвигалось умилостивление бога плодородия вообще и духа хлеба в частности. Эти обряды преследовали сугубо практическую цель. Радостно приветствовать возрождение растительности и оплакивать ее увядание земледельческие народы побудило отнюдь не туманное поэтическое чувство. Основной причиной возникновения культа Адониса было чувство голода и страх перед ним.
Отец Лагранж{93} высказал предположение, что плач по Адонису был, по существу, жатвенным обрядом, имеющим своей целью умилостивить бога хлеба, который в это время года находил смерть под ударами серпов в поле или под копытами волов на току. В то время как мужчины убивали бога, женщины, сидя дома, проливали крокодиловы слезы, чтобы смирить его вполне объяснимый гнев. Эта теория хорошо согласуется с тем фактом, что временем проведения этих праздников является весна или лето, так как именно на эти сезоны приходится жатва ячменя и пшеницы в странах, где был распространен культ Адониса. В подтверждение этой гипотезы можно привести обычай египетских жнецов, которые, срезав первые колосья, со стенанием возносили молитву Исиде. Вспомним, то многие охотничьи племена также проявляют глубокое почтение к животным, которых убивают и употребляют в пищу.
Смерть Адониса в нашем понимании символизирует не естественное увядание растительности в летний зной и в зимнюю стужу, а насильственную смерть злаков от руки человека, который сжинает их в поле, топчет на току и растирает в муку на мельнице. Можно допустить, что именно так в более поздние времена представляли себе Адониса земледельческие народы Леванта. Однако сомнительно, чтобы с самого начала он был исключительно хлебным божеством. В более раннюю эпоху скотоводы могли считать его богом нежной травы, которая пробивается после дождя и дает их тощему и голодному скоту обильный корм. А еще раньше Адонис, вероятно, служил воплощением духа орехов и ягод, которые первобытный охотник вместе со своей женой собирал в осенних лесах. Подобно тому как земледелец умилостивляет дух злаков, скотовод обращается с молитвой к духу трав и листьев, служащих кормом для скота, а охотник задабривает дух кореньев и плодов. Во всех этих случаях для умилостивления оскорбленного, разгневанного духа в ход, естественно, идут замысловатые извинения и оправдания, сопровождаемые громкими причитаниями по поводу его кончины, если в силу прискорбной случайности (или необходимости) духа умертвили да еще и ограбили. Но не следует упускать из виду, что первобытный охотник и скотовод в ту раннюю эпоху еще не имели абстрактной идеи растительности и Адонис был для них не персонификацией растительной жизни в целом, а хозяином конкретного дерева и растения. Другими словами, Адонисов было столько же, сколько деревьев и кустарников, и каждый из них мог рассчитывать на возмещение убытков, причиненных его личности или его собственности. Из года в год во время осеннего листопада первобытному человеку казалось, что каждый из этих Адонисов вместе с красными листьями умирает от потери крови, чтобы вновь возвратиться к жизни со свежей весенней зеленью.
Есть некоторые основания полагать, что персонификацией Адониса в ту отдаленную эпоху был живой человек, в лице которого этот бог умирал насильственной смертью. Известно, что у земледельческих народов восточной части Средиземноморского бассейна воплощениями духа злаков были люди, которых приносили в жертву на поле жатвы. В таком случае не лишено вероятности предположение, что в какой-то мере умилостивление духа злаков сливается с культом покойников. Считалось, вероятно, что души принесенных в жертву людей возвращались к жизни в виде колосьев, которые взошли на их крови, и во второй раз находили смерть во время жатвы. Но ведь души людей, умерших насильственной смертью, полны гнева и при первой возможности способны обрушить на убийц свою месть. Поэтому в народных поверьях стремление умилостивить души убитых людей сливается со стремлением задобрить убитого духа злаков. И как дух зерна оживает в зеленеющих побегах, так, согласно поверью, и принесенные в жертву люди возрождаются к жизни с весенними цветами, пробужденными от долгого сна нежным дыханием весны. Да, их кости упокоились в земле. Но что может быть естественней мысли о том, что из их праха пробились фиалки и гиацинты, розы и анемоны, что это кровь жертв окрасила цветы в пурпурный и розовый тона, что цветы содержат в себе частицу души принесенных в жертву людей?
