И. М. Концевичъ - Оптина пустынь и ее время
Но вотъ началась война 1914 года. Мой братъ Владимiръ, исключительно одаренный, котораго любили все безъ исключешя знавгше его, «гордость нашей семьи», глубоко переживалъ испыташя, постиггшя нашу родину. Онъ ушелъ съ благословешя родителей добровольно на войну и вскоре былъ убитъ осенью 1914 г., когда ему еще не было и 19 летъ.
Это была чистая жертва Богу, онъ «положилъ душу свою за други своя». Его смерть привела нашу семью въ Оптину Пустынь.
Когда мы искали утешешя въ духовномъ, то «случайно» наткнулись на книгу Быкова: «Тпхте пртты для отдыха страдающей души».
Тамъ описывалась Оптина Пустынь и ея старцы, о которыхъ до техъ поръ мы ничего не знали.
И я, при первой возможности, какъ только начались каникулы въ университете, где я тогда учился, поехалъ въ Оптину Пустынь. Тамъ я прожилъ два месяца. Это было въ 1916 г. А въ следующемъ 1917 году тоже летомъ, пробылъ тамъ две недели.
Затемъ, оказавшись заграницей, я имелъ возможность письменно общаться съ о. Нектарiемъ до его смерти.
Кроме меня, духовнымъ руководствомъ старца пользовались и некоторые мои знакомые и друзья.
Его благословеше приводило всегда къ успеху, несмотря ни на кагая трудности. Ослушаше же никогда не проходило даромъ.
Монастырь и старцы произвели на меня неожиданное и неотразимое впечатлеше, которое словами передать нельзя: его понять можно только переживъ на личномъ опыте.
Здесь ясно ощущалась благодать Божтя, святость места, присутсгае Божте. Это вызывало чувства благоговеинства и ответственности за каждую свою мысль, слово, или дѣйсгае, боязнь впасть въ ошибку, въ прелесть, боязнь всякой самости и «отсебятины».
Такое состояше можно было бы назвать «хождешемъ передъ Богомъ».
Здесь впервые открылся мне духовный мiръ, а какъ антитеза были мне показаны «глубины сатанинсгая».
Здесь я родился духовно.
Въ это время въ Оптиной старчествовали въ самомъ монастыре о. Анатолш, а въ скиту о. Феодосш и о. Нектарш.
Анатолш — утешитель, Феодосш — мудрецъ и дивный Нектарш — по опредЬлешю одного священника, близкаго Оптиной.
Напротивъ, у о. Нектарiя посетителей было мало; онъ жилъ замкнуто въ скиту въ келлш о. Амвроая и часто подолгу не выходилъ. Благословлялъ онъ широкимъ крестнымъ знамешемъ; медленный въ движешяхъ и сосредоточенный, — казалось, онъ несетъ чашу, наполненную до краевъ драгоценной влагой, какъ бы боясь ее расплескать.
На столе въ его прiемной часто лежала какая–нибудь книга, раскрытая на определенной странице. Редкш посетитель въ долгомъ ожидаши начиналъ читать эту книгу, не подозревая, что это является однимъ изъ прiемовъ о.Нектарiя давать черезъ открытую книгу предупреждеше, указаше, или ответь на задаваемый вопросъ, чтобы скрыть свою прозорливость.
И онъ умѣлъ окружить себя тайной, держаться въ тени, быть мало заметнымъ. Нѣтъ его фотография: онъ никогда не снимался; это очень для него характерно.
Конецъ Оптиной Пуст. Жизнь въ Холмищахъ
Оптина Пустынь продержалась до 1923–го года, когда храмы ея оффищально были закрыты.
Подробная исторiя Оптиной Пустыни со времени револющи намъ неизвестна. Доходили иногда отрывочныя сведЬшя. Одна очевидица разсказывала, что монахини, подобно птицамъ изъ разоряемыхъ гнЬздъ, слетались въ Оптину по мере ликвидащи женскихъ обителей. Имъ некуда было деваться, и оне тутъ же ютились. Свое горе несли сюда же и толпы мiрянъ. Спрашивали, какъ молиться за невернувшихся близкихъ: ужасы револющи, гражданская война нанесли потери почти каждому семейству. После долгаго перерыва въ 1922–омъ году прибыла въ Оптину А. К. (впоследствш, монахиня Нектарiя) съ сыномъ–подросткомъ.
«Старецъ Феодосш скончался (1920); старецъ Анатолш живъ . Анатолш скончался черезъ 15 дней, 30 таля 1922 г , онъ много страдалъ, теперь принимаетъ въ своей келлш кЬ (только въ другой). Въ томъ же зданш живетъ о. iосифъ (iеросхимонахъ о. iосифъ Полевой, о которомъ не разъ упоминается, родился въ 1852 г., въ мiру былъ директоромъ банка въ Москве, 46–ти летъ ушелъ въ Оптину и пережилъ ея разгромъ). Онъ вывихнулъ себе ногу и очень печалится, что уже 2 года не можетъ служить, очень былъ радъ нашему прiезду».
26–го апр. 1924 г.
«Посылаю тебе письмо о. iосифа. Онъ существуетъ положительно чудесной милостью Божтей, чувствуетъ это и преисполненъ радости о Господе. Премудрый и преблагтй Господь все устроилъ предусмотрительно о немъ. И калечество послужило къ его благополучт — никто его не трогаетъ».
«У насъ совершается много знамешй: купола обновляются, съ Св. Креста кровь потекла, богохульники столбнякомъ наказываются и умираютъ. Къ несчастью народъ въ массе не вразумляется, и Господь посылаетъ казни свои. Опять засушливая осень повела къ поедашю червями засеяннаго хлеба. Техъ же, кто непоколебимо веруетъ въ Господа и надеется на Него, Господь осыпаетъ милостями Своими и щедротами».
Съ последними днями ликвидащи Оптиной Пустыни связанъ еще такой случай: советской властью былъ туда присланъ нЬкш баронъ Михаилъ Михайловичъ Таубе, съ университетскимъ образовашемъ, протестантъ. Ему было предписано разобрать оптинскую библютеку (впоследствш распроданную большевиками заграничнымъ книгопродавцамъ). Когда Таубе пргЬхалъ въ Оптину и сталъ заниматься въ библютекѣ онъ началъ ко всему присматриваться, познакомился съ о. iосифомъ (Полевымъ), затѣмъ сталъ все болѣе и болѣе интересоваться Оптинской жизнью и ея старцами. Проникъ и къ о. Нектарiю. Подробностей ихъ свидашя никто не знаетъ. Очевиднымъ остался только результатъ: Савлъ превратился въ Павла. Старецъ сблизилъ Михаила Михайловича со своимъ духовникомъ о. Досиееемъ — «старцемъ–отрокомъ», о которомъ еще будетъ рѣчь дальше, и съ о. Агапитомъ (другомъ старца Амвроая, глубокимъ старцемъ, дѣлателемъ iисусовой молитвы, открывшимъ неправильное учете о молитвѣ iисусовой въ книгѣ схимонаха Илюдора «На горахъ Кавказа»). Онъ вошелъ въ близкое общеше съ о. Досиееемъ, принялъ православiе.
Оставаясь на службе въ музее, Таубе сталъ послушниникомъ о. Досиеея. Былъ постриженъ въ Козельске съ именемъ Агапита. Пока еще жилъ въ Оптиной, онъ помещался въ башне, надъ той калиткой, которая вела въ скитъ. Въ его келлш лежала лишь одна доска — его ложе. Былъ дѣлателемъ iисусовой молитвы. Онъ былъ въ ссылке вместе съ о. Досиееемъ и съ нимъ былъ возвращенъ въ Орелъ.
М. Нектарiя присутствовала при закрытш Оптиной Пустыни въ 1923 г. Произошло это слѣдующимъ образомъ: «Мамочка, уезжая изъ Оптиной», разсказываетъ О., «имела обыкновеше спрашивать у Батюшки, когда онъ благословитъ ей прiехать бъ слѣдуюгцш разъ. И вотъ, Батюшка отвѣчаетъ: «Пр¡ѣзжай на седьмой недельке (поста), поживешь две недельки и не пожалеешь». Батюшка, когда говорилъ, улыбался и былъ очень ласковый. Я въ то время учился и поехать съ мамочкой не могъ, и она поехала одна, условившись, что я прiеду подъ Пасху. Прiехавъ въ Козельскъ, она на вокзале узнала отъ какой–то женщины, что въ Оптиной службы нѣтъ, что въ монастыре ликвидацюнная комисая, что арестованы владыка Михей, настоятель о. Исаакш, о. казначей и др., что батюшка о. Нектарш тоже арестованъ и находится въ тюремной больнице въ Козельске. Узнавъ все это, мамочка тѣмъ не менее решилась идти въ монастырь, мысленно обращаясь къ старцу съ просьбой направить ее и указать къ кому пойти, у кого исповѣдываться и т. д. Помолившись такъ Батюшке, она направилась къ келье о. iосифа (Полевого) — хромого iеромонаха. Мамочка постучала въ дверь, которую открылъ… вооруженный винтовкой комсомолецъ. «Вы къ кому?» — «Къ о. iосифу». — «Откуда?» — «Изъ Н–ска» — «Чего сюда прiехали?» — «Въ м–ръ молиться Богу». — «Узнали, что закрывается монастырь и примчались за своимъ золотомъ! Пожалуйте сюда!» И мамочку арестовываютъ.
«Въ этомъ корпусе были арестованы лица, которыхъ я ранее перечислилъ и др. Каждый занималъ отдельную келлiю. Для мамочки не было свободнаго отдельнаго помещешя, и ее посадили возле часового въ корридоре. Былъ уже вечеръ и маме сказали, что ее отправятъ въ Козельскъ для следсгая. Мамочка сидитъ и молится, веря словамъ Батюшки, что она пробудетъ здесь «две недельки и не пожалеетъ». Наступилъ поздшй вечеръ, ночь. Комсомолецъ–часовой дремлетъ, борется со сномъ, ему трудно бодрствовать, онъ очень хочетъ спать. Мамочке его становится жалко, она ему ласково говорить, чтобы онъ прилегъ на лавке и, что, если кто–нибудь будетъ идти — она его разбудитъ. Почувствовавъ доверiе, часовой засыпаетъ богатырскимъ сномъ. Мамочка его караулитъ. Далеко за полночь. Она молится. Вдругъ тихонько открывается дверь одной изъ келлш, показывается седой старецъ, владыка Михей, и знакомъ подзываетъ ее къ себе, спрашивая ее, хочетъ ли она исповедываться и причаститься, У Владыки съ собою имеются Св. Дары. Мамочка съ радостью соглашается, входитъ въ келлiю, исповедуется и причащается и на седьмомъ небе возвращается сторожить спящаго часового. О. Нектарш услышалъ ея молитвенную просьбу! Будучи совершенно уверенной, что «не пожалеетъ», что прiехала въ Оптину, она спокойно дожидалась утра. Утромъ ее отправили въ Козельскую тюрьму. Несколько разъ водили на допросы, подозревая, что она прiехала въ Оптину по какому–то тайному делу. Собирались ее этапомъ отправить къ месту жительства, но изъ–за отсутсгая свободныхъ конвоировъ, это отменили. Отпустили въ Страстной Четвергъ утромъ, предупредивъ, чтобы ея ноги не было въ Козельске. Мамочка пошла на базаръ и разговорилась съ однимъ мужичкомъ. Онъ оказался лесникомъ. Имелъ избу примерно въ километре отъ монастыря въ лесу внизъ по течешю Жиздры. Онъ пригласилъ мамочку къ себе. Мама накупила на базаре все, что необходимо къ Празднику и поехала къ нему. На церковныя службы пр¡езжала въ Козельскъ, где еще въ церквахъ служили. Потомъ мамочка узнала, что ее разыскивали въ Козельске и въ Оптиной, но, переодевшись въ одежду жены лесника, она была неузнаваема. Въ пятницу, или въ субботу согласно нашему уеловiю, она меня встретила на вокзале. Я ее не узналъ въ крестьянскомъ облике: въ сапогахъ, или валенкахъ, тулупе, закутанную въ большой платокъ. (Была ранняя Пасха). Мы съ мамочкой встретили Пасху въ Козельске. Светлую неделю прожили у лестника. Было очень интересно. Волки подходили къ самой избе, выли по ночамъ».
