Александр Мень, Ю. Н. Рейтлингер - Умное Небо
Храни Вас Господь.
п. А. Мень
======================================
Дорогая Юлия Николаевна!
Помню, молюсь, всегда тоже чувствую Вас рядом. Очень надеюсь, что болезнь не будет прогрессировать, что Вы сможете и дальше творить. Но еще важнее, что Вы оказались для многих нужным человеком. Большего счастья нет. И не корите себя, что «недостойна». Никто из нас недостоин. Но Он действует в нас. Через скудельные сосуды. Храни Вас Бог.
Ваш пр. А. Мень
======================================
29/11 — IX 75
Дорогой о. А.
Сегодня как раз и есть мои «именины», и день пострига[23]. Но в храм я не еду, там будет невыносимое для меня язычество (в своем месте, я знаю, что в язычестве есть своя правда, но не в этом и не так) — весь храм будет уставлен столами с кутьями, виноградом, конфетами и булками — о Предтече и помину не будет, лучше посижу дома (тем более что спешу с подарком к 13/X, м. б. поспею,[24] особенно если смогу послать не через девочек, а прямо, но конечно, есть риск, что пропадет — об этом просила поговорить с Вами — Эллу, уезжая, и je lirais un trиs beau livre de Dan — ou sur Jean Baptiste, que j’ai, heureusement, on m’a fait cadeau il y q.q. annees[25].
Не люблю «именин», и как раз такой день, как сегодня, не располагает к обычному «празднованию», в котором все же много суеты. А завтра — именины Алика. Не знаю, как он их проводит. Простите — mais c’est plus commode de le nommer ainsi[26]. И я никак не поздравила его! Это мой грех — не умею. Перед моим отъездом меня очень утешила Св. Она сама (это для нее уже очень много!) заговорила со мной о нем, сказав, что надеется, что создастся с ним контакт у нее теперь, благодаря тому ее предложению, которое я Вам передавала. Смущают ее 2 вещи: во-первых, она стесняется (это для беседы, о которой она, повидимому, мечтает, и высказывалась по этому поводу) и работа…(конечно, не в смысле perte de temps![27])[28] Здоровье мое все так же — т.е. пока что не болит само, но и говорить и кушать больно, м.б. надо как можно меньше говорить — что я и делаю — но все же людям проявить внимание можно только, сказав им что-нибудь. Но эта боль при еде — как некое memento-mori, и спасибо Вам, что научили меня правильному духовному отношению к этой боли (выдержит ли оно в случае сильного обострения — не знаю).
Отвечать на это письмо — не надо! Кстати — не может быть, что уже сделала 30 пар! м.б. 30 — отдельных персонажей, так что пар — 15? Во всяком случае — пишите! Ведь когда я была у Вас в начале лета — Вы сказали, что надо сделать еще 20 пар. Где же их имена?
Молю Бога подольше сохранить все, чему Вы меня научили и что мне дали просто фактом общения с Вами.
Храни Вас Бог! Ваша недостойная старушка. --------------
======================================
Дорогая Юлия Николаевна!
Увы, я так Вам сочувствую в Ваших переживаниях «языческого» в наших храмовых торжествах. Но здесь есть один аспект, который не следует забывать. Сейчас дуют сильные и холодные ветры. Возможности выращивать много хрупких и прекрасных цветов почти нет. Весьма важно, чтобы хранились корни. А они — иррациональны, темны, народны, по-язычески грубы и чувственны. Однако всякая культура, в том числе и церковная, вырастает на этой почве. Будем же терпеливы. Пусть толкутся, носят пироги в храм, пусть все это копошится; придет день, когда вновь поднимутся деревья, раскроются цветы и вызреют плоды. Корни всегда безобразны. Если бы остались одни цветы и плоды — они не долго бы выжили. Люди тонко устроенные плохо выживают в таких обстоятельствах (я имею в виду нечто массовое). Один историк сказал, что культура вырождается, когда отрывается от земли. Грубые крестьяне — та почва, из которой выходят Эсхилы и Цицероны, хотя сами эти крестьяне культуры не создают (или создают лишь ее зачатки). То же самое можно сказать и о Церкви. В годы безвременщины на темных «язычницах»-старухах многое удержалось. Это не культ «народа». Глупо отождествлять корни с цветами и плодами. Но все же...
Дай Бог Вам сделать то, что задумано. Остальное скажу потом.
Рад был, что смогли пообщаться летом. Надеюсь, доживем и снова встретимся.
Храни Вас Бог
прот. А Мень
Р. S. С Эллой о ее матери мы еще не говорили. Надеюсь, это впереди.
======================================
Дорогая Юлия Николаевна!
Радуюсь на Покров и поздравляю Вас с праздником. Большое Вам спасибо за все. Что касается Ваших трудов другого рода, то, конечно, было бы очень хорошо их дополнить имеющимися материалами. Но не знаю, доведет ли он все до конца. Ведь он очень разбрасывается. За это время брался за несколько разных тем и ничего пока не довел до конца. А учитывая медлительность его темпов во всем, боюсь, что это все очень затянется. Быть может, нам удастся как-нибудь обойтись без него. Но есть еще одна проблема, которую Вы затронули. Особый «жанр» записок, который не укладывается в научные материалы к биографии. Быть может, дополнительные материалы пойдут в приложения. Вообще же это очень важно, а по теме вполне нейтрально, так что нет оснований для излишней осмотрительности. Мы с Эллой еще поговорим всесторонне. Главное, чтобы было собрано и стало «достоянием». (Еще меня интересуют еще один кн. Владимир и муч. Ирина).
Разумеется (теперь — уже о другом!), Вам нужно приспосабливаться к своим нуждам и совсем не обязательно идти в толкучку. Я писал о нашем «язычестве» в общем порядке, а не для того, чтобы предложить Вам постоянно подвергать себя мучениям. Я хорошо знаю психологию настырных бабок: они считают себя хозяевами и немного ревнуют к неофитам. Им хочется показать, что они «свои», все знают, а на самом деле — ничего. Вот и выходит, что они пристают с мелочами — единственным, что сохранилось в их бедных головах. Будем к ним снисходительны. Что касается «критики» — она при всей своей справедливости должна в большей степени становиться у всех нас «самокритикой». Если нам что-то не нравится (как нашему знакомому), мы должны не других обличать, а сами действовать соответственно. В забвении этого — его ошибка. Это относится и к его призывам: творить. Видишь, что мало творчества — что болтать попусту: твори сам. Лучший способ помочь делу. Он же сел на этого конька, чтобы себя обелить и оправдать (м.б. подсознательно). Вот и вся разгадка. Вот притча: в семье, например, мало доброжелательства; и один из членов, заметив это, стал с гневом всех обличать. Пустое дело. Лучше было бы, если бы сам постарался проявить это доброжелательство. Простите, что пишу вещи элементарные. Но в них вся суть. Меня самого часто подмывало к всяческим протестам, но я на практике убедился, что надо это сдерживать, чтобы трудиться над позитивным. Что было бы, если слуги из притчи о талантах, вместо того, чтобы их умножать, все силы посвятили бы упрекам в адрес закопавшего его в землю. И сами ничего не успели бы, и его бы бесплодно раздражили. Они действовали на него примером, а что он оказался ленив — это его вина.
Ваши мысли о земном исходе мне близки, хотя я и моложе Вас изрядно. Будем жить сегодняшним днем, как заповедано, помня и чувствуя, что в исходе — великое раскрепощение и освобождение. Будем растить крылья духа еще здесь, насколько позволяют наши малые силы.
======================================
С любовью Ваш прот. А. Мень
2/XI 75
Дорогой о. А.
Очень рада, что мои подарки понравились. Месяца через полтора, даст Бог, м. б. уже пошлю еще. А вот Вы мне обещали тоже кое-что подарить — помните, мы говорили о Барро? А вот сейчас одна моя ташкентская знакомая возвращается из Москвы в середине ноября — об этом я написала Элле и Светлане, так что если у Вас есть какая-либо возможность передать одной из них мой подарок — то сделайте это, пожалуйста, немедленно, чтоб не пропустить случай. М.б., Володя мог бы отвести Светлане, так как у Эллы всегда все распределено и она может Вас не увидеть сейчас. А подарок самому Володе теперь собираюсь приготовлять, и надеюсь послать в следующей посылке. Теперь о другом, т.е. о Рождестве. Когда Вы мне сказали о Дионисии — я все не могла его достать (еще в Москве), а потом «самонадеянно» решила — и не надо! Все равно, раз там Божия Матерь сидит — это будет (по традиции так всюду было) не «Рождество», а «Поклонение волхвов», и то и другое у меня есть в подлиннике строгановском. И стала я размышлять. Нет более важного праздника для нашей веры. И в то же время — нет праздника (и его изображения и в словесных — колядках — и в живописи) более обросшего фольклором. Сама я в далеком прошлом много «грешила» этим фольклором: в руках современных снобов фольклор часто превращается в снобизм — и нет ничего более противоположного реализму веры, чем снобизм (делала я тогда, для заработка, поздравительные открытки — сплошной снобизм, имевший большой успех среди этих снобов). Тут я вспомнила одно речение Пеги, которое мне сообщил наш общий знакомый (одно из тех, за которые он цепляется для самооправдания!) — «есть вещь более ужасная, чем душа нечестивая — это душа привыкшая». Ну — это в скобках. Но потом, вспомнив все это и вернувшись к обычной композиции — я поняла (я ее делала тоже часто, классическую, не снобистскую) правоту критики Ваших прихожан — и поняла, что для реальности нашей веры (которая есть главное в Вас, в том, чему Вы учите, в том, я думаю, в большой степени, чему я у Вас учусь) необходимо высвободиться из классической композиции — и стала искать совсем по-своему (ну, Вы увидите, напрасно, пожалуй, рано я об этом пишу, надо бы подождать посылку!) Хотя со всеми элементами, исключив многое (старика с палкой, купание младенца и т.д.). В молодости я иконы делала очень свободно (это только об иконах — те поздравительные картинки — этопараллельная работа!), потом — более традиционно, сейчас хочется опять большей свободы, раз уже все «впитано». Ну, вот в основном об этом. Если можно — сохраните письмо, чтоб перечесть когда получите посылку — тогда поймете!
