Иларион Алфеев - Жизнь и учение св. Григория Богослова
И для того, чтобы удержать это за собою, когда другой
Отнимал насильно, он установил там новую кафедру…
Кроме всего прочего, что перечислено выше,
Овладеть этим престолом нельзя было без кровопролития:
О нем спорили два противоборствующих епископа,
Между которыми началась страшная война;
Причиной же было разделение отечества
На два города, которые стали главенствовать над меньшими городами.
Души верующих были лишь предлогом, истинной же причиной было властолюбие;
Не осмелюсь сказать — сборы и поборы,
От которых весь мир жалким образом колеблется.
Итак, как правильно было поступить перед Богом?
Терпеть? Принять все удары бедствий?
Идти, не взирая ни на что? Увязнуть в болоте?
Идти туда, где не мог бы я упокоить и этой старости,
Всегда насильственно выгоняемый из‑под крова,
Где не было бы у меня хлеба, чтобы преломить его с пришельцем,
Где я, нищий, принял бы в управление нищий народ..?
В чем‑нибудь другом, если хочешь, требуй от меня великодушия,
А это предложи тем, кто поумнее меня!
Вот что принесли мне Афины, совместные занятия словесностью,
Жизнь под одной крышей, хлеб с одного стола,
Один ум в обоих, а не два, удивление Эллады
И взаимные обещания как можно дальше отринуть от себя мир,
А самим жить общей жизнью для Бога,
Словесность же принести в дар единому мудрому Слову!
Все рассыпалось! Все брошено на землю!
Ветры уносят старые надежды!
Куда бежать? Хищные звери, не примете ли вы меня?
У них больше верности, как мне кажется.[134]
Итак, горечь обиды не позволяет Григорию видеть в действиях Василия что‑либо большее, чем борьбу за власть. Мы не будем вдаваться в подробный анализ мотивов, побудивших Василия развязать войну против Анфима: скажем лишь, что в ту эпоху всякая попытка отстоять православие была в какой‑то степени борьбой за власть и влияние."Рядовые" "архиереи, вроде Анфима Тианского, как правило, занимали сторону сильнейшего, когда дело касалось догматических вопросов. Поэтому для Василия представлялось жизненно важным поставить на епископские кафедры твердых сторонников никейского исповедания, способных отстаивать православие.
Григорий, очевидно, не видел этой" "высокой политики" "за житейской реальностью того, что он воспринял как борьбу" "за брошенный кусок" ". Не пожелав вступать в войну с Анфимом, он вообще не прикоснулся к своей епархии, не совершил там ни одной службы, не рукоположил ни одного клирика. [135] Нетрудно догадаться, что он сделал немедленно после своей хиротонии: ушел в пустыню и предался безмолвию, на этот раз без Василия. Из уединения Григорий посылает Василию письма, исполненные горечи и желчи:
Упрекаешь нас в праздности и нерадении, потому что не взяли мы твоих Сасим, не увлеклись епископством, не вооружаемся друг против друга, словно собаки, дерущиеся за брошенный им кусок. А для меня самое великое дело — бездействие… И думаю, что если бы все подражали мне, то не было бы проблем в церквах, не поносилась бы вера, которую всякий обращает в оружие своей любви к битвам.[136]
Другое письмо на ту же тему выдержано в еще более язвительном тоне, сквозь который просвечивает искреннее и глубокое разочарование:
…Мы брошены, словно самый бесчестный и ничего не стоящий сосуд, не годный к употреблению, или словно подпорка под апсидами, которую после окончания строительства вынимают и выбрасывают… А я выскажу то, что у меня на сердце, и не гневайся на меня… Не буду подбирать себе оружие и учиться военной тактике, которой не научился прежде… Не буду подставлять себя военачальнику Анфиму.., будучи сам безоружным, не воинственным и уязвимым. Но воюй с ним сам, если угодно… А мне вместо всего дай безмолвие… И для чего митрополию лишать славных Сасим..? Но ты мужайся, побеждай и все влеки к собственной славе, как река, поглощающая весенние потоки, ни дружбы, ни привычки не предпочитая добродетели и благочестию… Мы же одно только приобретем от твоей дружбы — что не будем верить друзьям и ничего не предпочтем Богу.[137]
Пробыв некоторое время в уединении, Григорий, опять же по просьбе отца, вернулся в Назианз. Там он помогал отцу до самой его смерти, последовавшей в 374 г. Незадолго до кончины Григория–старшего произошел еще один досадный эпизод, по поводу которого Григорию–младшему пришлось вести переписку с Василием: Назианз посетил Анфим Тианский. Целью визита Анфима было, очевидно, привлечение обоих Григориев на свою сторону: зная о негодовании Григория–младшего на Василия, Анфим, видимо, надеялся сыграть на его оскорбленном самолюбии. Однако оба Григория подтвердили свою полную лояльность Василию. Миссия Анфима провалилась. Когда же Василий узнал о случившемся, он выразил недовольство по поводу того, что епископы Назианзский и Сасимский принимали у себя его злейшего врага. Григорий–младший увидел в этом очередное проявление гордыни Василия и ответил со свойственной ему резкостью:
Как горячо и по–лошадиному скачешь ты в своих письмах! И чему удивляться, если ты, вкусив немного славы, хочешь показать мне, какую славу ты приобрел… Чтобы сказать тебе покороче, пришел к нам благороднейший Анфим с некоторыми епископами… После многих вопросов о многом — о приходах, о Сасимах, о болотах, о моей хиротонии — после того, как он и льстил, и просил, и угрожал, и оправдывался, и порицал, и хвалил, и описывал круги, чтобы доказать, что нам надо взирать только на него одного и на новую митрополию, которая важнее, я сказал:"Зачем вписываешь в свой округ наш город, когда мы‑то и составляем церковь, ибо наша кафедра есть издревле мать церквей?"Наконец, он ушел ни с чем, весьма надмеваясь и назвав нас…"василианами" ". И этим‑то мы оскорбили тебя? Не думаю… Если же ты столь напыщен и славолюбив, и говоришь с нами свысока, как митрополит с провинциалами, то и у нас есть гордость, чтобы противопоставить твоей.[138]
Таковы были теперь отношения между Григорием и Василием. Впрочем, когда умер Григорий–старший, Василий приехал на его похороны и вновь встретился с Григорием–младшим. Последний произнес в его присутствии надгробное Слово отцу: темой Слова является восхваление добродетелей почившего епископа, однако несколько похвальных фраз сказаны и в адрес Василия. [139] Григорий слишком сильно любил Василия, чтобы не простить нанесенные ему обиды, хотя они и останутся в его душе незаживающими ранами. Может быть, похвальные слова Григория в адрес Василия были знаком примирения между двумя друзьями. [140] Тем не менее даже перед гробом отца Григорий не упускает случая пожаловаться на Василия за то, что он вместе с отцом возвел его на епископский престол и подверг многим скорбям.[141]
После смерти отца Григорий еще некоторое время руководил назианзской церковью, хотя чувствовал себя посторонним человеком, управляющим чужим имуществом. Не будучи каноническим епископом Назианза, он не считал себя вправе занять престол своего отца, несмотря на то, что народ просил его об этом. Впрочем, епископство вообще не привлекало его: как всегда, его главным желанием было жить в безмолвии. Некоторое время он провел в уединении в Селевкии, надеясь, что за это время в Назианзе изберут нового епископа, однако, ничего не дождавшись, вернулся в Назианз.[142]
1 января 379 г. умер Василий. Эта смерть была ударом для Григория: она отодвинула на второй план все прежние обиды. Теперь у Григория не осталось ни отца, ни матери, [143] ни брата, ни сестры, ни лучшего друга. Григорий много думает о смерти. Письма этого периода проникнуты глубоким пессимизмом:
Спрашиваешь, как наши дела. Крайне горьки. Нет у меня Василия, нет и Кесария — нет ни духовного, ни плотского брата. Отец мой и мать моя оставили меня, — скажу с Давидом. [144] Телесные болезни одолевают, старость над головою, забот множество, дела нахлынули, в друзьях нет верности, церкви без пастырей. Гибнет добро, обнажается зло; плавание — ночью, нет маяка, Христос спит. Чего только ни приходится терпеть! Одно для меня избавление от зол — смерть. Но и то, что там, страшно, если судить по тому, что здесь.[145]
Несколько писем этого времени адресованы Григорию Нисскому, брату Василия. Григорий Богослов был связан с Григорием Нисским дружбой давней, хотя и не столь пламенной, какой была его дружба с Василием. Григорий Нисский, в молодости мечтавший о карьере ритора, был в 372 г., в разгар войны против Анфима Тианского, рукоположен Василием в епископа города Ниссы, откуда он был изгнан арианами в 375 г. Вернувшись к своей пастве в 378 г., он благополучно управлял ею до самой кончины, намного пережив и Василия, и Григория Богослова.
