Аллан Кардек - КНИГА ДУХОВ
VI
Ложную идею составил бы себе о Спиритизме тот, кто вообразил бы, будто он черпает свою силу в практике матерьяльных проявлений, и что, стало быть, воспрепятствовав этим проявлениям, можно было бы уничтожить Спиритизм в его основе. Сила его – в его философии, в призыве, который он обращает к разуму, здравому смыслу. Во времена античности он был предметом потайных исследований, тщательно скрываемых от профана; сегодня же у него нет тайн ни от кого. Он говорит ясно, избегая двусмысленности. В нём нет ни мистической туманности, ни аллегорий, поддающихся ложным толкованиям: он желает быть понятым всеми, он не требует слепой веры, он хочет, чтобы люди знали, почему они верят. Поскольку он опирается на рассудок, то он всегда будет сильнее тех, кто опираются на небытие. Препятствия, которые попытаются привнести в свободу проявлений, смогут ли они их задушить? Нет, ибо они вызовут те же последствия, что и всякие преследования: они возбудят любопытство и вызовут желание познакомиться с тем, что запрещают. С другой стороны, если спиритические проявления были бы привилегией какого-то одного человека, нет сомнений, что, устранив этого человека, положили бы конец и проявлениям; к несчастью для наших недругов проявления эти доступны каждому, и ими пользуются от мала до велика, как в хижине, так и во дворце. Можно запретить публичное проведение их; но известно то, что как раз на публике они производятся не лучшим образом: в узком же кругу всего лучше. И поскольку каждый может быть медиумом, то кто может помешать отдельной семье в своём кругу, человеку в тиши своего кабинета, узнику за решёткой получать сообщения от духов без ведома жандармов и прямо у них перед носом? Если запретить их в одной стране, то помешают ли им тем в странах соседних, во всём мире, поскольку в обоих полушариях нет ни одной страны, где не было бы медиумов? Чтобы заключить в тюрьму всех медиумов, нужно посадить в тюрьмы половину человечества. И если бы даже удалось, что было бы весьма не легко, сжечь все спиритические книги – на следующий же день оне окажутся воспроизведены вновь, потому что источник их неуязвим, ибо духов – их истинных авторов – нельзя ни сжечь, ни посадить в тюрьму.
Спиритизм не есть создание одного человека, никто не может назвать себя его создателем, ибо он так же древен, как и сотворённый Господом мир. Он обретается во всех религиях и в католической, быть может, в наибольшей степени и с большей властностью, чем в какой иной, ибо в ней находят основу всего: здесь и духи всех рангов, и их оккультные и очевидные отношения с людьми, и ангелы-хранители, и перевоплощение, и прижизненное освобождение души, двойное зрение, видения, проявления разного рода, появления и даже осязаемые появления. Что же касается демонов, то это суть не что иное, как злые духи, и если исключить веру в то, что первые навеки ввергнуты во зло, тогда как вторым не закрыт путь прогресса, то меж ними остаётся только разница в названии.
Что делает современная спиритическая наука? Она собирает в одно целое то, что было разрозненно. Она объясняет в ясных терминах то, что было сказано аллегорическим слогом. Она удаляет то, что породили предрассудок и невежество, ради того, чтобы оставить лишь то, что действительно и позитивно. Вот её роль. Но роль основательницы ей не принадлежит. Она показывает то, что есть, координирует, но ничего не создаёт, ибо то, что лежит в её основе, было всегда и везде. Так кто же посмеет вообразить себя достаточно сильным, чтобы утопить её в сарказмах или задушить преследованием? Если её запретят в одном месте, она возродится в других, и в конце концов – и на той почве, откуда её изгнали, потому что она в природе вещей и человеку не дано ни уничтожить одну из сил природы, ни наложить своё вето на постановления Божьи.
И какой же интерес могут иметь те, которые препятствуют распространению спиритических идей? Идеи эти, правда, поднимаются против злоупотреблений, порождаемых гордыней и эгоизмом. Но злоупотребления эти, плодами коих пользуются лишь немногие, идут во вред большинству. Оне, стало быть, будут иметь за собой большинство, а серьёзными противниками их окажутся те, кто заинтересованы в сохранении этих злоупотреблений. Влияние этих идей, делая людей лучшими по отношению друг к другу, менее алчными в матерьяльных интересах и более смиренными пред указами Провидения, напротив того, является залогом порядка и спокойствия.
VII
Спиритизм представляется в трёх различных аспектах: факт проявлений, философские и нравственные основы, из него вытекающие, и применение этих основ. Отсюда же и три класса, или, скорее, три категории среди последователей:
Те, кто верят в проявления и ограничиваются лишь их констатацией: для них это только экспериментальная наука.
Те, кто понимают моральные следствия, из проявлений этих вытекающие.
Те, кто претворяют или силятся претворять эти нравственные принципы на деле. Какова бы ни была точка зрения, научная она или нравственная, с которой эти странные явления рассматривают, каждому понятно, что речь идёт о возникновении нового строя мыслей, последствиями коего может быть лишь глубокое изменение в состоянии человечества, и каждый также понимает, что это изменение может произойти только в сторону добра.
Что до противников, то их также можно разделить на три категории:
Те, кто систематически отрицают всё, что ново и идёт не от них, и говорят без знания дела. К этому классу принадлежат все те, кто не допускают ничего за пределом свидетельства органов ощущений. Они ничего не видели, ничего не желают видеть и ещё менее вникать во что бы то ни было. Они были бы даже раздосадованы, если бы видели это слишком ясно, из страха оказаться вынужденными признать, что они неправы. Спиритизм для них – химера, суеверие, утопия, его нет, он – одни лишь слова. Это предвзятые скептики. Рядом с ними можно поместить и тех, которые соизволили – «для очистки совести»– бросить взгляд, с тем чтобы после сказать: «Я хотел увидеть и ничего не увидел.» Им непонятно, что получаса недостаточно на то, чтобы освоить целую науку о Вечности и Беспредельности.
Те, которые, нисколько не сомневаясь в реальности феноменов, всё же оспаривают их из мотивов личного интереса. Спиритизм для них существует, но они оспаривают его из страха перед его последствиями. Они нападают на него как на врага.
Те, кто находят в спиритической морали слишком сильное осуждение своим поступкам и наклонностям. Спиритизм, принятый всерьёз, сильно бы их стеснял. Они ни отвергают, ни одобряют: они предпочитают закрыть глаза.
Первые побуждаемы гордыней и самомнением; вторые – честолюбием; третьи – эгоизмом. Нетрудно понять, что эти причины противодействия, не имея в себе ничего положительного, должны со временем исчезнуть, ибо тщетно станем мы искать четвёртую группу антагонистов, ту, которая опиралась бы на очевидные доказательства противоположного рода и засвидетельствовала бы серьёзное, полное знания дела изученье вопроса. Все выдвигают лишь отрицание, никто не даёт весомого и неопровержимого доказательства.
Верить, будто человеческая природа может сразу и резко преобразиться под влиянием спиритических идей, значило бы ожидать от неё слишком многого. Влияние их, опредёленно, не одинаково ни по своему характеру, ни по своей силе среди тех, кто эти идеи исповедуют. Но каково бы оно ни было, сколь мал ни был бы результат, он всегда означает определённое улучшение, пусть бы это было только доказательство существования нематерьяльного мира, ибо оно влечёт за собой отрицание матерьялистических доктрин. Последнее является просто последствием наблюдения и анализа фактов. Но у тех, кто понимают философский Спиритизм и усматривают в нём не просто феномены более или менее любопытные, он имеет ещё и другие последствия. Первое, и самое общее – это развитие религиозного чувства даже у того, кто, хотя и не является матерьялистом, но не питает ничего, кроме безразличия, к вещам духовным. Из этой-то перемены у него возникает презрение к смерти; мы не говорим «стремление к смерти», далеко от того – ибо спирит будет защищать свою жизнь, как и всякий другой, – но определённое безразличие, которое позволяет без ропота и сожаления принять неизбежную смерть как вещь скорее радостную, чем страшную, благодаря уверенности в том состоянии, какое за ней следует. Второе последствие – почти такое же всеобщее, как и первое, это – смирение в жизненных невзгодах. Спиритизм побуждает смотреть на всё с такой высоты, что жизнь земная, теряющая три четверти своей значительности, не может больше вместе со всеми её волнениями и заботами занимать много места в сознании нашем: отсюда и большая храбрость в печалях, большая умеренность в желаниях. Отсюда же оставление мысли сократить свои дни, ибо спиритическое знание научает, что из-за самоубийства человек всегда теряет то, чего он желал добиться. Уверенность в будущем, сделать которое счастливым находится отныне в нашей власти, возможность установить отношения с теми, кто нам дороги, всё это даёт спириту величайшее утешение. Его кругозор расширяется до бесконечности благодаря непрестанному знакомству с загробной жизнью, таинственные глубины которой он может исследовать. Третьим последствием будет появление снисхождения к чужим недостаткам. Но нужно подчеркнуть, что эгоистическое начало и всё, что с ним связано, наиболее живучи в человеке и, следовательно, труднее всего в нём изживаются. Люди охотно делают пожертвования, лишь бы они ничего им не стоили и, самое главное, – не заставляли терпеть лишения. Деньги всё ещё для большинства людей обладают необоримой привлекательностью, и весьма немногие понимают слово «излишек», когда речь идёт о них самих. Также и отказ от своей самости есть знак самого значительного прогресса.
