Аллан Кардек - КНИГА ДУХОВ

XIV

Мы легко оставили бы без внимания возражение некоторых скептиков по поводу орфографических ошибок, совершённых некоторыми духами, если бы только оно не должно было дать место существенному замечанию. Орфография их, нужно признать это, не всегда безупречна; но нужно быть слишком близоруким для того, чтобы видеть в этом причины для наведения серьёзной критики, говоря, что поскольку духи знают всё, то они должны знать также и орфографию. Мы могли бы противопоставить им многие погрешности этого рода, совершённые учёными Земли, что не отнимает у них ничего в их достоинстве; но в факте этом есть вопрос более серьёзный. Для духов, и в особенности для Высших Духов, идея есть всё, форма – ничто. Освобождённая от материи их речь между собой стремительна, как мысль, поскольку это и есть сама мысль, передаваемая без какого-либо посредника; стало быть, они должны чувствовать себя неловко, когда им приходится, обращаясь с нами, пользоваться длинными и неудобными формами человеческого языка, и в особенности из-за недостаточности и несовершенства этого языка, неспособного выразить все их идеи; именно это они и говорят сами; любопытно также видеть те средства, которые они употребляют часто, чтобы смягчить это неудобство. То же самое было бы и с нами, если бы нам приходилось изъясняться на языке, более длинном и растянутом в словах и оборотах своих и более бедном в выражениях, нежели тот, коим пользуемся мы сами. Это – затруднение, которое испытывает гений, негодующий на медлительность своего пера, никогда не поспевающего за его мыслью. Поэтому можно понять то, что духи придают мало значения орфографическим безделицам, в особенности же, когда речь идёт о каком-либо наставлении, важном и серьёзном; впрочем, разве не изумительно уже то, что они с равной лёгкостью изъясняются на всех языках и понимают их все? Из этого, однако, не следует заключать, будто условная правильность речи и письма была бы им неизвестна, они соблюдают её, когда это необходимо; так, например, стихи, продиктованные ими, не побоятся критики самого педантичного пуриста, и это – при полном невежестве и неосведомлённости медиума!

XV

Есть затем люди, усматривающие опасность повсюду и особенно во всём том, чего они не знают; так, они не упускают случая сделать неблагоприятный вывод из того, что некоторые лица, предавшись этим исследованиям, лишились рассудка. Как здравомыслящие люди могут видеть в этом факте какое-либо серьёзное возражение? Разве не точно так же действуют на слабый мозг и любые другие интеллектуальные занятия? Да знают ли, сколько безумцев и маньяков было произведено математическими, медицинскими, музыкальными, философскими и прочими исследованиями? Но что это доказывает? Разве следует из-за того отказываться от этих исследований? Работами физическими люди калечат себе руки и ноги, коие суть орудия матерьяльного действия; интеллектуальными работами люди калечат себе мозг, коий есть орудие мысли. Но если и сломано орудие, то не так обстоит дело с самим духом – он неприкосновенен; и когда он освобождён от материи, то с тем же успехом наслаждается полнотою своих способностей. В своём роде, как человек, он является мучеником труда.

Любой вид чрезмерной умственной деятельности может повлечь за собою сумасшествие: науки, искусства, самая религия поставляют свою долю в дома умалишённых. Сумасшествие имеет своею первопричиною органическую предрасположенность мозга, коия делает его более или менее доступным некоторым впечатлениям, и со временем она может проявиться в форме мании, которая станет тогда навязчивой идеей. Навязчивая идея может быть идеей о духах у того, кто занимается этим, как может она быть и идеей о Боге, об ангелах, о дьяволе, о богатстве, о власти, о каком-то искусстве или науке, о материнстве, о какой-либо логической или общественной системе. При этом возможно, что тот, кто сошёл бы с ума на почве религии, стал сумасшедшим на почве Спиритизма, если Спиритизм сделался его преобладающим интересом, так же как тот, кто свихнулся на Спиритизме, мог бы свихнуться и на чём ином, в зависимости от обстоятельств.

Мы, стало быть, говорим, что Спиритизм не имеет никакого преимущества в этом отношении; но мы идём дальше: мы говорим, что Спиритизм, надлежащим образом понятый, является надёжной защитой от безумия. Среди наиболее частых причин мозгового перевозбуждения следует считать разочарования, несчастья, расстроенные чувства, которые в то же время являются самыми частыми причинами самоубийства. Истинный же спирит смотрит на вещи этого мира с точки зрения столь высоко расположенной; оне представляются ему столь малыми, столь жалкими рядом с ожидающим его будущим; жизнь для него столь коротка, столь мимолётна, что беды, страдания и муки являются в его глазах лишь мелкими дорожными неприятностями. То, что у другого вызвало бы взрыв чувств, его затрагивает лишь самым незначительным образом; он знает, однако, что жизненные огорчения являются испытаниями, которые служат его же продвижению, если он выносит их без ропота, потому что ему будет воздано по храбрости, с которою он их перенёс. Его убеждения, стало быть, дают ему такое смирение, каковое оберегает его от отчаяния и, следовательно, от всегдашней причины сумасшествия и самоубийства. Он знает, помимо того, через описание, даваемое ему сообщениями с духами, участь тех, кто добровольно укорачивают свои дни, и картина эта достаточно хорошо нарисована, чтобы дать ему пищу для размышлений. Значительно также число тех, которые были остановлены на сём пагубном скате, и это один из плодов Спиритизма. Пусть скептики, сколько им угодно, над этим смеются, мы желаем им тех утешений, которые Спиритизм дарует всем, кто дал себе труд промерить его таинственные глубины.

К числу причин безумия следует отнести ещё страх, а страх перед дьяволом повредил не одну голову. Кто знает, сколько жертв было вызвано воздействием на впечатлительные умы этой отвратительной картины, которую стремились сделать ещё более устрашающей безобразными подробностями. Дьявол, говорят, пугает лишь малых детей; это узда, делающая их послушными; с тем же успехом это удаётся выдумками об оборотнях и вампирах; но только, когда дети перестают их бояться, то становятся ещё хуже, чем прежде; и ради такого распрекрасного результата не принимают в расчёт число эпилепсий, вызванных потрясением чуткого и впечатлительного ума. Религия была бы очень слаба, если бы за отсутствием страха сила её могла быть сокрушена; по счастью, это не так; у неё есть иные средства воздействия на души; и именно Спиритизм поставляет ей средства самые действенные и серьёзные, лишь бы только она сумела употребить их с толком; он показывает реальную природу вещей и тем самым нейтрализует пагубные последствия чрезмерного страха.

XVI

Нам остаётся рассмотреть лишь два возражения, единственных, которые действительно достойны этого названия, поскольку они основаны на разумных теориях. И то, и другое допускает реальность всех матерьяльных и моральных феноменов, но исключает вмешательство духов.

Согласно первой из этих теорий, все проявления, приписываемые духам, суть не что иное, как действие магнетическое. Медиумы, якобы, находятся в том состоянии, которое можно назвать пробуждённым сомнамбулизмом, – феномен, свидетелем коего мог быть всякий, кто изучал магнетизм. В этом состоянии интеллектуальные способности приобретают аномальное проявление; круг наитивных восприятий расширяется за пределы нашего обычного понимания. В эту-то пору медиум, якобы, черпает в себе самом в силу своего ясновидения всё то, что он говорит, и все понятия, им передаваемые, включая сюда даже вещи, наиболее чуждые ему в обычном его состоянии.

Не нам оспаривать силу сомнамбулизма, чудеса которого мы видели и все фазы коего мы изучали более тридцати пяти лет; мы согласны с тем, что часть спиритических манифестаций действительно может быть объяснена именно таким образом; но вместе с тем тщательное и внимательное наблюдение показывает множество фактов, где вмешательство медиума в какой-либо иной форме, кроме как пассивного орудия, матерьяльно невозможно. Тем, кто разделяет это мнение, мы скажем, как и прочим: «Смотрите и наблюдайте, ибо, определённо, вы не видели всего.» Затем мы противопоставим им два соображения, взятых из их собственного учения. Откуда пришла спиритическая теория? Разве это некая система, воображённая несколькими людьми для объяснения фактов? Ни в коей мере. Кто же её открыл? Именно те самые медиумы, ясновиденье которых вы превозносите. Если, стало быть, ясновидение это таково, как вы его полагаете, то почему они в таком случае приписали духам то, что черпали в себе самих? Как дали бы они нам свои сведения, столь точные, столь логичные, столь возвышенные, о природе этих внечеловеческих умов? Из двух вещей одна: или они ясновидящи, или же нет; если они ясновидящи и если мы имеем доверие к их правдивости, то нельзя без противоречия допустить, чтобы они не были правы. Затем, если бы все феномены имели свой источник в медиуме, то они были бы тождественны у одного и того же индивида и никто не видел бы одного и того же медиума говорящим языком самым разнородным или выражающим поочерёдно вещи самые противоречивые. Этот недостаток единства и последовательности в манифестациях, полученных медиумом, доказывает различие источников; если же нельзя найти эти последние в медиуме, то нужно искать их вне его.