Ответы - Роман Воронов
– Значит, Богу известно все заранее, так вы утверждаете?
– Я утверждаю, дорогой любитель застывших ликов и магниевого порошка, – отозвался Хронос, – что Создатель экспонировал Идею молниеносно, но процесс проявления занимает время, ибо проходит на плотных планах, определяемое в том числе и вами.
Фотограф картинно ткнув пальцем в себя и Часовщика, вопросительно поднял брови.
– Всем человечеством, естественно, вместе с вами.
– Вот почему гадалки могут… – прошептал Часовщик.
– Гадалки, цыганки, колдуны, жрецы и прочие безработные ясновидящие способны распознавать негатив (заглядывать в будущее), но не могут абсолютно точно воспринимать еще не проявленный материал.
– А астрология? – вмешался Фотограф.
– Астролог основывается на предположении, что физические тела, подчиненные определенным законам, окажутся в известной точке (или находились в ней, если речь о прошлом) на снимке Идеи, и на этом строит видение картины мира в искомый момент.
Хронос посмотрел на Часовщика:
– Хронометр, испорченный ранее и восстановленный мастером, переводится в нужное положение и запускается, куда рука подведет стрелки. Часовщик и астролог – братья-близнецы в отношениях с энергией Времени, один с уверенностью полагает, что мир таков, другой, с не меньшей уверенностью решает, что таково время.
Незнакомец подошел к столу, на котором стояли его чудо-часы, симбиоз механического сердца и стеклянного тела, заполненного жизненной силой песка.
– Вы разгадали их секрет? – обратился он к Часовщику.
– Я проверил все, господин, они в превосходном рабочем состоянии, чинить в них нечего.
– Чинить их и не надо, – рассмеялся Хронос. – Это мой подарок вам обоим. Ты замечал, какое время показывает минутная стрелка, пока сыплется песок?
Часовщик утвердительно закивал головой:
– Десять минут, ровно.
– Хронометр показывает ангельское время, а каждая песчинка в колбе – земной год. Я – Хронос, хранитель энергии Времени, если на проявленном плане останавливается течение времени, я, сохраняя баланс, «убыстряю» его там.
Он показал пальцем на потолок. Фотограф и Часовщик как по команде направили свои взоры к подгнившим балкам, а «возвратившись» в мастерскую, обнаружили полное исчезновение загадочного господина.
Пораженные столь необычной манерой откланиваться, Фотограф и Часовщик переглянулись и развели руками.
– Чудеса, – сказал Фотограф, – ну так что, любезный мастер, взглянете?
– Давайте посмотрим, что у вас там, – согласился Часовщик.
Фотограф вытянул за цепочку из кармана хронометр и протянул мастеру:
– Остановились ровно в полдень.
Часовщик повертел серебряный корпус в руках, покачал головой в знак понимания устройства механизма и повернул колесико, с мелодичным щелчком откинулась крышка.
– Ваши часы снова идут, – медленно протянул он.
Выражение его лица имело отпечаток крайнего удивления, граничащего с восторгом.
– Что-то не так, мастер? – заволновался Фотограф.
– Взгляните сами, – коротко ответил Часовщик и повернул хронометр циферблатом к Фотографу.
Секундная стрелка бодро бежала… в обратную сторону.
– Ничего не понимаю, – пробормотал владелец «взбесившихся» часов. – Что скажете, мастер?
– Не знаю, – снова задумчиво протянул Часовщик, затем встрепенулся, морщины на лбу разгладились, и он бросил взгляд на настенные часы, они показывали без четверти восемь.
– Все ясно, – сказал он, облегченно улыбаясь, – просто нужно немного подождать.
Черный Всадник
Укрой меня своим плащом,
Чтоб, от скалы неотличим,
Прошел я истины путем
По складкам каменных морщин.
Крылья мои закроют полнеба, когда расправлю их над миром, призванный соединить мертвых с живыми, а зрячих со слепыми, ибо таков мой Путь и я к нему предназначен. Тело мое легче перьев, его покрывающих, мысль быстрее крика, о ее рождении возвестившего, а глаз Ворона видит то, чего и орлиному не под силу.
Подо мной Острие Мира, Божественная Мать, так, кажется, величают смертные эту вершину, белое безмолвие ее каменного савана, ниспадающего гигантским шатром в суетливое море людей, только и нарушит снежный человек, одиноко скребущий во врата Шамбалы, да пятнистый ирбис, забредший в поисках самки на «край света», а испугавшись собственного безрассудства, уже спешащий вниз, подальше от ледников и поближе к альпийским лугам, скорее почесать бока о колючий кустарник в окружении душистых рододендронов.
Сложу всего на миг крыла и снова расправлю, спуск для птицы, рожденной из воздуха, дело привычное и несложное, человеку путь такой пройти – ноги стереть по чаши колен, да семи потам на спине высохнуть, мне же – забава, и вот уже горный козел с нескрываемым удивлением рассматривает висящего подле него ворона, а ворон – разлапистые клены, поделившие склон с тибетской сосной, и неспешно гуляющих по коврам магнолий антилоп. Здесь, на этих прохладных воздушных ладонях, невидимых глазу, но крепко держащих мое тело, расположусь недвижно я, ибо пугливые твари, коих прекрасно видно мне с высоты, «подскажут» о приближении того, кого жду, а ждать ворон, создание осторожное и терпеливое, умеет.
Недолог день в землях горних, постепенно сгущается пелена ночных вздохов и тревог, зашелестели растопыренными пальцами нервные пальмы, зацокал сухим языком бамбук, встрепенулись засыпающие антилопы, выставили в стороны чуткие уши и мгновенно исчезли меж гладких сосновых стволов – на пригорке, из густой тени садовых деревьев, медленно появляется всадник на черном коне. Лиловый плащ, спадающий с плеч до самой земли, бесшумная поступь тонких ног коня, будто не подкованных и плывущих, словно по воздуху, а не по земле, молчаливый наездник с остроконечным капюшоном на голове, полностью скрывающим его лицо – черное пятно на холсте ночного пейзажа прямо подо мной.
Это и есть тот, кого жду, Черный Всадник, эго-программа души, кстати, вон и она сама, вырвавшись из липких объятий терай, кишащих изворотливыми гадами, идет следом, удивленная, испуганная, настороженная. Черный Всадник «вплывает» на остроконечный утес, каменным пальцем указующий в полночную пустоту, и замирает, занимает свое место в зрительном зале, чуть в стороне, на крайних местах партера, осторожно разведя в стороны бамбуковые стебли, и душа. Все готово, мой выход.
Разрешите представиться, я – Ворон, посредник, медиатор, мост, если угодно, между жизнью, олицетворяющую богов, и смертью, представляющую анти-мир. Люди, живущие в этих краях, знают, что могут обращаться к высшим силам через меня, не исключение и притаившаяся в зарослях душа, уловившая голос великой воительницы Морриган, правое плечо которой я выбрал для насеста, и откликнувшаяся на призыв, сейчас может присутствовать на Встрече Двух Миров.
Понимает ли она это? Нет, душе не известен этот акт, неведомо, что Боги (Иерарх Сил Света) способны связываться с анти-миром , но только посредством Канала Двух Миров, на одном конце которого Ворон, на другом
