Дневник Благодати - Филипп Янси
Из книги «Молитва. Способна ли молитва изменить жизнь?»
23 августа
Неподобающие молитвы
Новый Завет делает акцент на тесном Божьем участии во всех мелочах нашей жизни. «У вас же и волосы на голове все сочтены», — заверил Иисус Своих слушателей. Честно говоря, мне тяжело постичь подобные радикальные утверждения о Божьем личном интересе к нам, не говоря уже о том, чтобы применять их к молитвам. Как сказал один мой друг: «Я не могу представить, чтобы кто-нибудь, и уж тем более Бог, настолько сильно интересовался моей жизнью. У Бога есть гораздо более важные вопросы, чем мои мелкие заботы».
Некоторые люди, подобно моему другу, ограничивают свои молитвы из-за невысокого мнения о самих себе, другие же поступают так из чувства набожности. Мистик Мейстер Экхарт отказывался «молиться могущественному и любящему Богу о таких «пустяках», как восстановление после болезни. Екатерина Генуэзская гордилась тем, что за 35 лет постоянной молитвы ни разу не попросила чего-либо для себя. Иногда я чувствую искушение последовать этим примерам и исключить любые молитвы, которые выглядят эгоистичными и неподобающими. И тогда я опять обращаюсь к молитвам, записанным в Библии.
Библия в одобрительном тоне описывает все виды «эгоистичных» молитв: бесплодная женщина, мечтающая о ребенке; вдова, которой было нужно больше масла; солдат, просящий о победе в сражении… Люди молились о дожде во время засухи и о возмездии своим врагам. Даже Молитва Господня содержит просьбу о хлебе насущном. Павел молился о безопасном путешествии, успешном труде, избавлении от физического недуга и дерзновении в проповеди. Иаков увещевает молиться о мудрости и физическом исцелении.
Исследовав молитвы, содержащиеся в Библии, я больше не беспокоюсь о неподобающих молитвах. Если Бог считает молитву главным инструментом в наших с Ним отношениях, то, придумав какой-нибудь тест на уместность и отбрасывая молитвы, не удовлетворяющие критериям, я могу воспрепятствовать потенциальной близости. По словам Иисуса, нет ничего слишком банального. Все, что касается меня — мои мысли, мотивы, решения и настроения, — привлекает Божий интерес.
Из книги «Молитва. Способна ли молитва изменить жизнь?»
24 августа
Заграждая бездну
Иисус, как никто другой, видел боль и несправедливость, весь ужас этой планеты. Разве не должны были тяжелые мысли об этом наполнять Его дневные часы и отнимать сон в ночи? Не сотрясало ли осознание этого Его душу?
Нет, Иисус передал глобальные вопросы в руки Своего Отца, а Сам проводил время среди «ничтожеств»: мытарей, рыбаков, вдов, проституток, изгоев. Как отмечает Гельмут Тилике, разговор с Отцом (молитва) была для Иисуса важнее разговора с людскими толпами. — «И именно поэтому у Него было время для всех, ибо время — в руках Его Отца. И именно поэтому Он источал мир, а не беспокойство, ибо Божья верность уже распростерла небеса, как шатер. Ему не нужно было строить — Ему оставалось лишь ходить под покровом».
Те из нас, кто следуют за Иисусом, также верят в то, что Божья верность распростерла небеса, как шатер, и одно из лучших подтверждений этой верности предоставляет Сам Иисус. Случаются времена, испытывающие эту веру на прочность. Сталкиваясь с ними, я взываю в молитве отчаяния. Это — как удар в темноту в надежде вновь обрести веру в общую перспективу, обновить взгляд на Божью точку зрения. Когда же все идет хорошо, то мне, как ни странно, приходится трудиться даже больше, чтобы сохранить общение и веру в то, что Бога интересуют мелочи моей жизни.
Я молюсь с полной изумления верой в то, что Бог желает непреходящих отношений. Я молюсь в надежде, что само действие молитвы — это предусмотренный Богом способ заградить зияющую бездну между мной и бесконечностью. Я молюсь, чтобы поместить себя в поток Божьей исцеляющей работы на земле. Я молюсь, как и дышу, потому, что не могу иначе. Молитва вряд ли является совершенной формой общения, потому что я, несовершенное, материальное существо, живущее на несовершенной, материальной планете, обращаюсь к совершенному, духовному Абсолюту. Некоторые молитвы остаются без ответа, я чувствую приливы и отливы Божьего присутствия и зачастую ощущаю больше неопределенности, чем решимости. Тем не менее, я продолжаю молиться, веря вместе с Павлом, что «теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан».
Из книги «Молитва. Способна ли молитва изменить жизнь?»
25 августа
Благодать в действии
Благодать подразумевает, что никакие совершенные нами в жизни ошибки не лишают нас права на Божью любовь. Это означает, что нет такого человека, для которого недоступно искупление, и нет такого пятна, которое не может быть очищено. Мы живем в мире, который судит людей по их поведению и требует, чтобы преступники, должники и моральные неудачники пожинали последствия своих дел. Даже Церкви бывает непросто простить тех, кто ошибается.
Благодать иррациональна, несправедлива, незаслуженна. Она имеет смысл только в том случае, если я верю в иной мир, управляемый милостивым Богом, Который всегда дает еще один шанс. Превосходный гимн «О, благодать», поднявшийся в последнее время на вершины музыкальных хит-парадов, — это обещание того, что Бог судит людей не за то, кем они были, а за то, кем они могли стать, не за их прошлое, а за их будущее. Неотесанный и вульгарный работорговец Джон Ньютон, который, по его же словам, «был мертв — и чудом стал живой», написал этот гимн после своего преображения силой удивительной благодати.
Когда мир видит благодать в действии, он умолкает. Урок благодати этому миру преподал Нельсон Мандела, который после 27 лет тюремного заключения был избран Президентом ЮАР и на церемонии инаугурации попросил подняться к нему на платформу надзирателя из его бывшей тюрьмы. Позже он назначил архиепископа Дезмонда Туту главой официальной правительственной группы с ошеломляющим названием «Комиссия истины и примирения». Мандела старался уклоняться от естественного принципа возмездия, действие которого он видел во многих странах, где одна угнетаемая раса или этническая группа отбирала власть у другой.
В течение следующих двух с половиной лет жители ЮАР слушали доклады «Комиссии истины и примирения» о выявленных ею злодеяниях. Правила были просты: если какой-нибудь белый полицейский или армейский офицер добровольно сдавался своим обвинителям, раскрывал свое преступление и полностью признавал свою вину, то он не мог быть осужден и наказан за это преступление. Сторонники жесткого политического курса, видя, что преступники остаются на свободе, ворчали о явной
