Святые наших дней - Митрополит Иларион
Духовническое служение по-новому открыло для отца Софрония духовный мир Афона. Если раньше он наблюдал других монахов со стороны и редко соприкасался с их внутренним миром, то теперь они стали приходить к нему один за другим и рассказывать о самом сокровенном: «Неожиданный и непонятный Промысл Божий поставил меня в такое положение, при котором в течение ряда лет я был зрителем духовной жизни многих подвижников Святой Горы. Некоторые из них располагались открывать мне то, чего, наверное, не сообщали другим. Восхищало меня видеть избранников Божиих, скрытых за их смиренным видом. Иногда они сами, хранимые Богом, не понимали, сколь богатое благословение почивает на них. Им было дано прежде всего усматривать в самих себе недочеты; по временам до такой степени, что они как бы не дерзали и помыслить, что Бог почивает в них и они в Нем. Некоторые из них были введены в созерцание Нетварного Света, но не узнали они об этом событии, отчасти потому, что мало знакомились с творениями святых Отцов, описывающих сей образ благодати. Их неведение ограждало их от возможного тщеславия».
К духовническому служению отец Софроний относился с особым трепетом. Это служение должно вырастать из опыта молитвы; советы, которые дает духовник, должны быть не плодом его рассуждения, но результатом озарения свыше от Духа Святого: «Если людям, пришедшим к священнику с надеждой услышать от него ясно волю Божию, вместо того он даст указание, исходящее от его собственного рассуждения, могущего быть неугодным Богу, то тем самым бросит их на неверный путь и причинит некоторый вред».
Духовник должен быть проводником воли Божией: он должен быть тем, через кого приходящий к нему может услышать не его голос, но голос Самого Бога. Как отмечает отец Софроний, «старец Силуан не имел определенного духовника в течение всей своей монастырской жизни. Обращался к тому, кто в данный момент был ближе». Часто решающую роль играет не личность духовника, но то, с каким настроением приходит к нему тот или иной человек.
Миссия духовника, считает отец Софроний, заключается в том, чтобы вести людей к обóжению: «Духовнику надлежит чувствовать ритм внутреннего мира всех и каждого из обращающихся к нему. С этой целью он молится, чтобы Дух Божий руководил им, давая нужное для каждого слово. Служение духовника и страшно, и увлекательно; болезненно, но вдохновляюще. Он “соработник у Бога”. Он призван к наивысшему творчеству, к не-сравненной чести – творить богов для вечности в Свете Нетварном».
В своей собственной жизни отец Софроний осуществил это призвание. Он был одним из немногих духовников, которые соответствуют идеалу пастыря, начертанному более полутора тысяч лет назад святителем Григорием Богословом: «Надо сначала очиститься, потом очищать; умудриться – потом умудрять; стать светом – потом просвещать; приблизиться к Богу – потом уже приводить к Нему других; освятиться – потом освящать». Это и привлекало к нему множество людей – сначала на Афоне, а потом и за его пределами.
В общей сложности отец Софроний прожил на Афоне двадцать два года, из них четырнадцать в монастыре святого Пантелеимона и семь в «пустыне». В 1946 году он на некоторое время переселился в Андреевский скит, в котором на тот момент еще оставалось около сорока русских монахов. Оттуда по делам скита ездил в Афины, потом вернулся на Афон. Но дни его на Святой Горе были сочтены.
Крест на одной из вершин Афона
В послевоенное время, когда в Греции вспыхнула гражданская война, на Афоне начали выявлять тех, кто в годы войны якобы сотрудничал с немцами. Под подозрением оказались некоторые русские монахи, в том числе Василий (Кривошеин). В годы войны он был антипросопом (представителем) Пантелеимоновского монастыря в афонском Киноте, переводил для монастыря постановления Кинота и указы Константинопольской Патриархии; вел переговоры со всеми, кто обращался к монастырю, включая представителей греческого правительства и немецких оккупационных войск. В 1947 году он был арестован по обвинению в сотрудничестве с немцами, сослан на остров Макронис и лишен греческого гражданства.
Что же касается отца Софрония, то ему припомнили тот факт, что в 1941 году он сопровождал группу немецких офицеров при посещении ими Афона. Рассказывает иеромонах Ириней, ученик отца Софрония, знавший его с 40-х годов:
– Во время немецкой оккупации, в 1941 году, Священный Кинот Святой Горы направил Адольфу Гитлеру письмо с просьбой сохранить монастыри от разрушения… Вскоре на Афон прибыла группа немецких офицеров. Для того чтобы вести с ними переговоры, нужен был монах, знающий немецкий язык, а на Афоне в то время грамотных монахов было очень мало. Но отец Софроний знал несколько европейских языков. Его-то и попросили сопровождать офицеров, чтобы убедить их в необходимости сохранения Святой Горы от разрушения. Своей образованностью, воспитанием и скромностью отец Софроний так поразил немцев, что рапорт, который они подали в ставку Гитлера после посещения Афона, был самым благожелательным. Ответ ставки также был положительным. В результате ни один из монастырей Афона во время оккупации не пострадал и не лишился своего самоуправления. Более того, немецкий гарнизон перекрыл доступ на Афон всем мирянам.
Немецкие солдаты во время посещения Горы Афон.
1941 г.
Разумеется, у отца Софрония в 1941 году не было никаких мыслей о сотрудничестве с немцами: он лишь по послушанию принял делегацию немецких офицеров. Этого, однако, оказалось достаточно, чтобы обвинить его:
– Малограмотные и малодуховные монахи-националисты (а скорее всего те, кто стоял за ними) стали распространять слухи о сотрудничестве отца Софрония с немцами. При этом они несправедливо порочили его честное имя. Вот так обычно в жизни и бывает. Вместо благодарности за помощь в сохранении святынь Афона (по просьбе самих же святогорцев) его обвинили в грязном пособничестве оккупантам. Именно эта немилосердная травля и являлась главной, но мало кому известной причиной вынужденного отъезда отца Софрония со Святой Горы.
Переезд во Францию
Покинув Афон, отец Софроний сначала приехал в Афины, где ожидал оформления документов, необходимых для въезда во Францию. Затем из афинского порта Пирей отправился пароходом в Марсель. Из Марселя вернулся туда, откуда уехал двадцать два года назад – в Париж.
Сначала он остановился у старого друга Леонардо Бенатова, который к тому времени стал преуспевающим художником, а также коллекционером живописи и антиквариата. У него было поместье в 40 км от Парижа, и там отец Софроний провел некоторое время. Потом он несколько раз переезжал с места на место, пока не нашел для себя жилье на третьем этаже башни «Донжон» 1303 года постройки в городке Сент-Женевьев-де-Буа неподалеку от Парижа.
Средневековая башня в г. Сент-Женевьев-де-Буа
Будучи уже немолодым человеком, он поступил на четвертый курс Свято-Сергиевского Богословского института: двадцать два года монашеской жизни на Афоне ему зачли за три года институтского курса. Однако и на этот раз его пребывание в стенах Богословского института оказалось недолгим, теперь уже по иной причине.
Рассказывает иеромонах Николай (Сахаров): «По приезде во Францию после войны старец, естественно, подал прошение о принятии его в клир Экзархата Русской Церкви. Старцу было чуждо сознание тех эмигрантов, которые разорвали литургическое общение с Патриаршей Церковью… считая борьбу с советскими властями самым существенным и самым важным моментом их жизни. В те годы принадлежать к юрисдикции Московской Патриархии во Франции, да и вообще на Западе, было связано с большими трудностями. Все посещавшие русский храм Московской Патриархии считались “агентами Сталина” и неизбежно подвергались моральным притеснениям. За свою приверженность
