Святые наших дней - Митрополит Иларион
Постепенно вокруг отца Софрония стала собираться небольшая община, а за советом и духовным руководством к нему, как и на Афоне, потянулись многие люди.
Поначалу духовное окормление парижских мирян давалось ему непросто. На Афоне он привык к общению с людьми иного склада, ведущими более глубокую религиозную жизнь. И требования предъявлять привык тоже более строгие: «По моем приезде во Францию из Греции (Святой Горы) я встретился с людьми, от которых отвык за 22 года моей жизни там. Особенно за последние годы, когда я стал духовником для нескольких сот монахов всех видов аскетической жизни Афона. Не скрою, я был совершенно “дезориентирован”. Психология монахов, их терпение и выдержка настолько превосходили все и всех, что я встретил в Европе, что я просто не находил ни слов, ни внешних форм общения. То, что монахи воспринимают с благодарностью, в Европе сокрушало людей. Многие оттолкнулись от меня, считая меня ненормально жестким, даже до извращения евангельского духа любви. И я принимал эти отзывы с пониманием, что “нормы” аскетов-монахов и нормы людей западной культуры глубоко различны».
Всех своих духовных чад отец Софроний ориентировал на тот недостижимый духовный идеал, который явлен человечеству в лице Иисуса Христа. Ради приближения к этому идеалу монахи на Афоне трудились долгие годы, а парижские миряне были к этому совсем не готовы: «То, что монахам давалось десятилетиями плача, люди современные думают получить за короткий промежуток времени, а иногда за несколько часов приятной “богословской” беседы. Слова Христа, всякое Его слово пришло в сей мир свыше; оно принадлежит к сфере иных измерений и усвояется не иначе, как путем долгой молитвы со многим плачем. Без этого условия оно пребудет навсегда непонятным человеку, как бы он ни был “образован” даже богословски».
Одним из аспектов духовнической деятельности является общение священника с больными. Но и в этом аспекте разница между Афоном и Парижем была ощутима: «На Святой Горе я значительно легче встречался с больными монахами, чем по приезде в Европу с живущими в миру. Первые (монахи) внутренне обращены к Богу, и все переводилось в духовный план. В Европе же превалируют психические напряжения; благодаря чему вынуждается духовник проявлять соучастие в том же плане, чтобы помогать людям. У одра таких больных, случалось, я включался в их страдания и духом, и душевно, и даже телесно, так что и тело мое молилось за них. Редко, но все же бывали случаи, что Бог принимал мои молитвы и исполнял то, о чем я просил Его. Неясным осталось для меня, почему иногда при меньшем напряжении молитвы моей ход болезни изменялся положительным образом, тогда как в другие времена при более глубоком молении состояние больного не улучшалось видимо».
Среди людей, с которыми отец Софроний близко сошелся во Франции, были протоиерей Борис Старк с супругой, иконописец и теоретик иконописи Леонид Успенский, богослов Владимир Лосский.
В. Лосский
О дружбе отца Софрония с отцом Борисом было сказано выше. Когда в 1951 году отец Софроний перенес тяжелую операцию и ему удалили три четверти желудка, отец Борис находился рядом. Сорок лет спустя отец Софроний напишет ему и его жене: «С благодарностью вспоминаю, как отец Борис 40 лет тому назад взял меня на руки из постели, и поставил на пол, и научил меня ходить. Так давно это было, но любовь не умирает».
Леониду Успенскому отец Софроний заказал икону старца Силуана, тогда еще не канонизированного. На этой иконе старец изображен в трехчетвертном обороте, его взор обращен ко Христу, находящемуся в верхнем левом углу; в руках старец держит свиток со словами: «Молю Тебя, милостивый Господи, да познают Тебя Духом Святым все народы земли».
Что же касается Владимира Лосского, то с ним у отца Софрония завязалась глубокая дружба. И это несмотря на то, что Лосский, познакомившись с записками старца Силуана, которые показал ему отец Софроний, не нашел в них ничего примечательного. После безвременной кончины Лосского отец Софроний писал о нем: «Он проделал огромную работу. И если всякий человек неповторим, незаменим, не сводим ни на кого и ни на что другое, то, конечно, такие люди, как Владимир Николаевич, тем более незаменимы. Мало есть “богословских умов”. Владимир Николаевич при своем огромном даровании… был еще и на редкость усердным и трудолюбивым, и за время, более чем десяток лет, за четверть века, можно сказать, стяжал весьма большой запас “научных знаний”, которые послужили ему для основательной защиты православной традиции… Но уход Владимира Николаевича для меня является также и личной потерей, как друга, как советника, как помощника».
В первое время после приезда во Францию отец Софроний занимался главным образом написанием книги «Старец Силуан» и подготовкой ее к изданию. Первое издание, в двух томах, увидело свет в 1948 году: книга была размножена на ротапринте в количестве 500 экземпляров. В 1952 году вышло исправленное издание, в котором два тома превратились в две части одного тома.
Протоиерей Георгий Флоровский
О том, как издавалась книга, отец Софроний рассказывает в одном из писем протоиерею Георгию Флоровскому: «Не надеясь найти издателя, я решился на ‘‘египетскую работу’’: печатать книгу на ротаторе у себя в комнате в “Донжоне”. Это взяло у меня много времени и потребовало чрезвычайного напряжения всех моих сил и “средств”. Уже по выходе первого “ротаторного” издания, когда я получил немало самых благоприятных отзывов, я принял предложение одного человека из Америки помочь мне издать книгу “как следует”. Тогда я задумал переработать всю книгу, написать ее совсем в ином “духе”, иным порядком, для людей “иного склада”, но Бог судил обо мне иначе: я внезапно заболел как раз накануне того дня, когда думал приняться за эту новую работу. После моей болезни и нелегкой операции я был уже без сил и для “печатного” издания ничего не смог сделать, кроме незначительных поправок и немногих дополнений в первой части».
В течение первых пяти лет после появления второго издания книги она была переведена на французский, сербский, немецкий, голландский и английский языки. Отец Софроний заботился о том, чтобы издать эти переводы. В частности, в переписке с Флоровским он обсуждал возможность издания книги в Америке и просил его написать к ней предисловие, на что тот согласился.
Во Франции отцу Софронию пришлось окунуться в водоворот юрисдикционных споров, не затухавших в русских эмигрантских кругах. Эти споры нашли отражение на страницах «Вестника Русского Западно-Европейского Патриаршего Экзархата» – ежеквартального издания на русском и французском языках, в котором публиковались статьи ведущих представителей русской церковной эмиграции. «Вестник» представлял, главным образом, точку зрения богословов, ориентированных на «Патриаршую Церковь», то есть на Московский Патриархат, тогда как богословы, ориентированные на Константинополь, публиковались в других изданиях.
Одним из вопросов, который тогда активно обсуждался, была роль Константинопольского Патриарха как «первого среди равных» в семье Предстоятелей Поместных Православных Церквей. Этот вопрос имел особую актуальность для Архиепископии русских приходов, находившейся в составе Константинопольского Патриархата, но не меньшую важность имел и для Московского Патриархата.
Патриарх Мелетий IV (Метаксакис)
Предыстория вопроса была такова. В 1920-е годы Константинопольский Патриарх Мелетий IV (Метаксакис) разработал теорию, согласно которой
