Бескрылые - Роман Воронов
— Подклад нужен для амортизации, — прошипел довольный Змий. — А светится он оттого, что, как правило, там, на Земле, энергии в избытке.
— Разве ее нет здесь, в Саду? — удивленно взметнула вверх длинные ресницы дева.
— Здесь абсолютная нейтральность, никакого избытка или недостатка ни в чем, — Змий усмехнулся. — Не нужен подклад, ибо нет и лат, все монохромно и монотонно.
— А как же те яркие плоды? — Ева снова указала на яблоки Познания Добра и зла.
— О них отдельно. — Змий ловко подвел собеседницу к нужной теме. — Но позже. Последняя печать, Печать Свершения, она же — физическая оболочка, выполнена по образу и подобию Отца.
— Но Отец выглядит как Сияние, — возразила женщина, разведя руки в стороны и очертив ими круг.
Змий тут же добавил в интонации елея:
— По образу и подобию, как если бы Отцу самому, лично, понадобилось бы «спуститься» в земные условия существования, тогда Он обрел бы именно такую форму. Ясно?
Ева кивнула головой.
— Адам, — продолжила хитрая бестия, — существо исключительно земное, это «зашито» в его гены и его имя. Каждому месту свой Адам.
Пресмыкающееся заболтало головой, что, скорее всего, означало бурный смех.
— В самом начале разговора, — напомнила Ева, придержав рукой «колышущегося» Змия, — ты сказал, что я — другая и на мне имеется восьмая печать. Какая она?
Рыбка заглотила наживку, Змий приподнялся на хвосте к самому уху женщины.
— Ты — неземная, каждый Адам будет говорить это своей Еве. На тебе Печать Управления.
Дева раздраженно оттолкнула рептилию.
— Ничего подобного он не говорит.
Змий оценивающе посмотрел на деву.
— Адам слеп и не видит ничего, кроме собственных недоразвитых суждений о безликом Саде, могущественном Отце и говорящем «ребре», с непонятной целью подсунутым ему в пару.
Ева раскрыла рот, чтобы что-то спросить, но чешуйчатый обвинитель Отца Небесного плюхнулся в воду, и через секунду его мокрый хвост свисал с Древа Познания.
— Открой ему глаза, дай попробовать этот плод, — донеслось из листвы, и на изумрудную, восхитительно мягкую траву Эдема упало ярко-красное яблоко.
Пока существует дуальность
И хотелось бы начать с описания тех дивных, благословенных мест, где в жаркий июльский полдень под сенью виноградной лозы, а это была благоухающая барбера, королева игристых напитков, моя матушка благополучно разрешилась первенцем, вашим покорным слугой (прошу не удивляться выбору места, для крестьянки из семьи потомственных виноделов роды на плантации вполне обычное дело), но сама суть рассказа, перешагнув через четверть века (будто бы их и не было), приводит нас в раскаленные пески Палестины, среди которых, облаченный поверх кованой кольчуги в выцветший плащ крестоносца, нашел я едва различимый след Христа, а вместе с ним и свою погибель.
Стоять в первой шеренге рыцарского войска, с тревогой рассматривая черные лица сарацин под белыми тюрбанами на удалении всего в сто ярдов, великий почет и… верная смерть. По правую руку от меня такой же новобранец (вперед ставят тех, кого не жалко), сжал до побеления кисти свое копье, небольшой вымпел, привязанный к нему, хлопает на ветру, и его громогласные «вздохи» слегка успокаивают своей монотонностью. Мне, в отличие от соседа, достался бастардный меч, коротковатый против сарацинской сабли, но зато щит, обитый медью дубовый исполин, надежно прикрывает большую часть груди и всю левую ногу, и на том спасибо.
Мы выстроились еще затемно, и вот теперь битых полдня ждем сигнала к атаке, скукотища. Солнце в Святой Земле палит беспощадно, что на руку нашему врагу, более привычному и приспособленному к тошнотворной сухости во рту и пьянящему пеклу в голове, однако наш шевалье не торопится, надеясь, как водится, решить дело торгом, а не сечей.
Правда, с час назад дважды огрызнулся наш рожок и пара сотен стрел обрушилась на головы проклятых неверных, но они, даром, что ли, черти, так ловко выставили свои круглые щиты, что вряд ли этот удар повлек за собой хоть какой-нибудь значительный урон. Зато из дальних рядов сарацинского воинства вылетели уже в гости к нам короткие черные копья (чем они пускали-то их) и первой шеренге новобранцев изрядно досталось. Те, кто по неопытности разинув рты провожали взглядами гудящую «тучу», выпущенную из-за их спин, получили в грудь смертельные жала, судя по упавшим, таковых набралось с две дюжины. Я, признаться, грешным делом также загляделся на стрелы, для новичка картина завораживающая, спас меня щит, гулко сообщивший о прибытии чужого снаряда. Вздрогнув от неожиданности, я слегка пригнулся, и в шлем ударило второе копье, порвав кожаный ремешок и оглушив на мгновение. Теперь, оставшись без защиты головы, мои шансы выжить стремительно рухнули и бесследно исчезли в песке под ногами…
…Обладай я зрением, присущим обитателям иного мира, заметил бы присутствие рядом с собой двух странных существ. Одно, присевшее на верхнюю кромку моего щита, размером с небольшую летучую мышь, почему-то захотелось бы назвать Светлым Ангелом, другому, гордо оседлавшему острие меча, явно подходило имя Темного Ангела, а имей я уши соответствующей природы, так услышал бы и их треп, о коем могу поведать тебе, дорогой читатель, с известной долей выдумки и ничем не обоснованных предположений.
Темный, ухмыляясь:
— С первым копьем ты справился, отчего «проспал» второе?
Светлый, улыбаясь:
— Отрази я оба, зачем тогда ты?
Темный, недовольно поерзав на острие:
— Намекаешь на дуальность?
Светлый, улыбаясь уже во весь рот:
— Иначе рухнет этот мир.
Темный скривил губы.
— Странный вы народец, Воины Света. Состоите при Боге и одновременно при Человеке, как проводнике Его высших энергий. — Тут Темный облизнулся отвратительно длинным красным языком. — Ну и изливайте на подопечных любовь, а не древки с медными наконечниками.
Светлый поковырял в идеально ровных зубах отломанной от щита щепкой.
— Человек не получает Любовь Бога специально, индивидуальным квантом, потоком, направленным из «Центра» лично ему, из рук Абсолюта в свои потные ладошки. Человек, как составляющая Мира Бога, просто пребывает в этом энергетическом «бульоне» под названием Любовь, Вселенная, Бог.
Темный недобро улыбнулся:
— Судя по лицам вон тех счастливчиков, — он махнул крылом в сторону павших воинов, — купание в бульоне Божественной Любви не доставляет большого удовольствия.
Светлый, слегка опечаленный, развел руками.
— Именно поэтому необходимо пропускать через себя любовь, ассимилируясь таким образом с Миром, в противном случае, замыкаясь в себе, Человек, как и любой элемент Вселенной, становится инородным телом, раковой клеткой, камнем в тончайше настроенном организме. Любящий живет вечно, ненавидящий отторгается вечностью, становясь смертным.
Темный смачно цокнул языком.
— А ведь могли бы иметь семьи, растить детей, печь хлебы и
