Святые наших дней - Митрополит Иларион
– Как может душа знать от себя, что творится в мире? – спросил духовник.
– Газеты пишут не о людях, а о событиях, и то неверно; они приводят ум в смущение, и правды из них все равно не узнаешь, а молитва очищает ум, и он лучше видит все.
Этот диалог выявляет суть монашеского молитвенного делания. Преподобный Исаак Сирин писал: «Хочешь ли, по евангельской заповеди, приобрести в душе твоей любовь к ближнему? Удались от него, и тогда возгорится в тебе пламя любви к нему…» Монах удаляется от мира и мирских новостей, но не для того, чтобы забыть о мире, а чтобы еще больше возлюбить ближнего, погрузиться в глубины сострадательной молитвы обо всем мире и о каждом человеке.
«За время нашего общения с монахами Святой Горы мы встретили девять человек, которые любили молиться за мир и молились с плачем», – пишет отец Софроний. Старец Силуан был одним из этих девяти.
Плач Адама.
Фреска. Монастырь Высокие Дечаны, Сербия. XIV в.
Еще одна важнейшая тема раскрывается в книге «Старец Силуан» – тема Адамова плача. В писаниях старца Силуана мы встречаем такие проникновенные строки: «Адам, отец вселенной, в раю знал сладость любви Божией, и потому, когда был изгнан из рая за грех и лишился любви Божией, горько страдал и с великим стоном рыдал на всю пустыню. Душа его терзалась от мысли: “любимого Бога я оскорбил”. Не так жалел он о рае и красоте его, как о том, что лишился любви Божией, которая ненасытно каждую минуту влечет душу к Богу. Так всякая душа, познавшая Бога Духом Святым, но потом потерявшая благодать, испытывает Адамово мучение. Больно душе, и сильно жалеет она, когда оскорбит любимого Господа».
Тема Адамова плача связана с литургическим воспоминанием изгнания Адама из рая, совершаемым перед началом Великого поста. Но для старца Силуана Адам – это символ всего человечества. И как каждый человек нуждается в покаянии, так в нем нуждается и все человечество – целый Адам.
Данная тема, в свою очередь, связана с понятием первородного греха – наследственной вины каждого потомка Адама за его грех. Отец Софроний так объясняет эту богословскую доктрину: «Многие не могут или не хотят понять и доброю волею понести последствия первородного греха Адама. Они говорят: “Адам и Ева съели запрещенный плод, а причем тут я? Я готов отвечать за мои грехи, но только за свои личные, а никак не чужие”. И не понимает человек, что таким движением своего сердца он в самом себе повторяет грех праотца, и последний становится уже его личным грехом и падением. Адам отрекался от ответственности, возлагая вину на Еву и Бога, давшего ему эту жену, и тем разбил единство человека и единение его с Богом. Так всякий раз, когда мы отрекаемся от несения вины за общее зло, за дела ближних своих, мы повторяем тот же грех и так же разбиваем единство человека. Господь спросил Адама прежде Евы. И нужно думать, что если бы он не оправдывался, но взял бы на себя ответственность за их общий грех, то иными были бы судьбы мира, как изменятся они, если и мы будем брать на себя тяготу вины ближних».
Монахи – это те, кто призваны оплакивать свои грехи, но вместе с тем плакать за «всего Адама», то есть за весь мир и каждого человека. И старец Силуан был делателем такого плача: «Когда мы читаем у него о плаче Адама, которому “внимала вся пустыня”, великая пустыня мира, то не должно забывать, что плач этот был его, Силуана. Он жил великую трагедию падения человека. Он плакал великим плачем, пред которым всякий душевный человеческий плач – ничто. Так плакать может только тот, кто видел вечный свет Бога. Люди, не видевшие, или, как говорит сам старец, не познавшие Бога, не могут понять этих страданий, не могут они и плакать таким плачем».
Уникальность монашеского опыта старца Силуана представлена в книге отца Софрония через его жизнеописание и подробное изложение его учения. Мы можем теперь попытаться ответить на второй поставленный вопрос: почему книга отца Софрония о старце Силуане нашла такой широкий отклик в христианском мире? Возможно, ответ следует искать не столько даже в личности Силуана, сколько в том, что отцу Софронию на его примере удалось приоткрыть перед современным миром сокровища афонской монашеской духовности.
В своей книге отец Софроний рассказывает о том, как один католический богослов, доктор богословия, приехав на Афон, задал одному монаху Пантелеимонова монастыря (вероятно, отцу Василию Кривошеину, работавшему в библиотеке) вопрос:
– Какие книги читают ваши монахи?
Монах ответил:
– Иоанна Лествичника, Аввы Дорофея, Федора Студита, Кассиана Римлянина, Ефрема Сирина, Варсануфия и Иоанна, Макария Великого, Исаака Сирина, Симеона Нового Богослова, Никиты Стифата, Григория Синаита, Григория Паламы, Максима Исповедника, Исихия, Диадоха, Нила и других Отцов, имеющихся в «Добротолюбии».
Доктор богословия изумился:
– Монахи ваши читают эти книги!.. У нас читают их только профессора.
Когда монах поведал об этой беседе старцу Силуану, тот ответил:
– Вы могли бы рассказать доктору, что наши монахи не только читают эти книги, но и сами могли бы написать подобные им… Монахи не пишут, потому что есть уже многие прекрасные книги, и они ими довольствуются, а если бы эти книги почему-либо пропали, то монахи написали бы новые.
Это очень характерная беседа, многое говорящая и о монашеской жизни на Афоне, и о восприятии наследия древних отцов на современном Западе. Духовные писатели, имена которых были перечислены монахом Пантелеимонова монастыря, жили в Византии в период с IV по XIV век. Их духовное наследие на Западе является предметом научного интереса очень узкого круга специалистов (в начале 1930-х годов он был значительно ýже, чем в наши дни). Монахи же читают эти книги в качестве духовного руководства, потому что продолжают жить на том уровне духовной жизни, который в них описан.
Но самое интересное в этой истории – ответ старца Силуана. Он показывает, что монашеская жизнь не только не прекратилась в наше время, но и не стала в духовном плане менее интенсивной, чем была в древние времена. Монахи и сейчас могут достигать вершин богообщения, и в наши дни могут вести подвижнический образ жизни, приближаясь к тому идеалу святости, который находит свое наивысшее воплощение в лице Иисуса Христа.
Старец Силуан был живым носителем того опыта христианской святости, который можно проследить по творениям упомянутых Отцов Церкви. Безусловно, не единственным в свое время. Но в каком-то смысле именно ему очень «повезло», поскольку он встретил человека, способного передать его духовный опыт широкой читательской публике, расшифровать для нее то, что скрыто за его внешне простой и незаметной жизнью, за тайнописью его простых и незатейливых писаний. Другим монахам повезло гораздо меньше, и их подвиг оказался навсегда сокрыт от людских глаз.
В своей книге о старце Силуане отец Софроний подробно раскрывает отдельные аспекты его учения. Для самого отца Софрония это учение стало тем фундаментом, на котором он строил и свою духовную жизнь, и свою духовническую деятельность, и свое богословское творчество. Излагая это учение, он одновременно его интерпретирует, так что не всегда понятно, где кончается Силуан и где начинается Софроний. Но в этом созвучии двух лиц – учителя и ученика – тоже заключается одна из уникальных особенностей книги.
Отправным пунктом при изложении учения старца Силуана отец Софроний делает тему познания воли Божией. «Искание воли
