Избранные творения - Афанасий Великий
Догмат искупления
В своем богословском исповедании св. Афанасий исходил из созерцания исторического лика Христа, Богочеловека и Спасителя, и тринитарный вопрос о рождении и единосущии Сына Божия для него есть прежде всего христологический и сотериологический вопрос – не вопрос умозрения, но вопрос живого религиозного опыта. Действительность свершившегося спасения свидетельствует для св. Афанасия о Божественности и «единосущии» воплотившегося Слова, ибо только воплощение Единородного может быть спасительным. Смысл спасения он видит в том, что тварное человеческое естество соединилось (или, вернее, воссоединилось) с Богом. И это возможно только тогда, если воплотился и стал Человеком Бог. Спасение есть «обожение». В этом отношении у св. Афанасия оживает малоазийская традиция (учение св. Иринея).
Св. Афанасий исходит из резкого и решительного противопоставления Бога и твари: «Все, что ни сотворено, нисколько не подобно по сущности своему Творцу», ибо тварное возникло из не сущих и не может иметь сходства с самосущим бытием. Созданная из ничего, тварь и существует над бездною ничтожества, готовая в нее низвергнуться. Тварь произошла и возникла, и потому есть «естество текучее и распадающееся»; в самой себе она не имеет опоры и устоев для существования. Только Богу принадлежит подлинное бытие, и Бог есть, прежде всего, Бытие и Сущий, – ибо Он не произошел и безначален. Однако тварь существует и в своем возникновении получила не только бытие, но и благобытие – твердую устойчивость и стройность. Это возможно чрез причастие пребывающему в міре Слову. И тварь, озаряемая владычеством, промышлением и благоустроением Слова, может твердо стоять в бытии, как «причастная подлинно сущего от Отца Слова»… Источное Слово Бога всяческих, как Божия сила и Божия Премудрость, есть настоятель, и строитель, и хранитель міра. По неисследимой благости Своей Бог не попускает твари «увлекаться и обуреваться собственным своим естеством», но Собственное и единственное Слово Отчее нисходит во вселенную, и распространяет здесь силы Свои, и все озаряет, видимое и невидимое, и все в Себе содержит и скрепляет, все животворит и сохраняет: каждую отдельную вещь и все в целом. В Слове начало и источник міропорядка и мірового единства. В міре всюду открывается порядок и соразмерность, всестройное сочетание и согласие вещей противоположных. В этом единстве и стройности міра открывается Бог: «Никто не смеет сказать, будто Бог во вред нам употребил невидимость естества Своего и оставил Себя совершенно непознаваемым для людей. Напротив того, Он привел тварь в такое устройство, что, будучи невидим по естеству, Он доступен познанию из дел». Бог откровения есть Слово. «Ибо Слово, распростершись всюду: и горе. и долу, и в глубину, и в широту, – горе – в творении, долу – в вочеловечении, в глубину – во аде, в широту – в міре, – все наполнило ведением о Боге». В міре на всей твари и на каждой в отдельности положены некий отпечаток и подобие Божественной Премудрости и Слова, – и это сохраняет мір от тления и распада. Эти мысли св. Афанасия напоминают учение Плотина о міроустрояющем запечатлении материи Умом, но между ними резкое различие. По мысли Плотина, Ум запечатлевает бескачественную материю и пребывает в ней. Для св. Афанасия само возникновение и существование твари основано на присутствии в ней Слова. И он резко отвергает стоическое представление о семенных словах: начало мірового строя есть Отчее Слово. Возникновение міра и запечатление его Словом не разделяются для него во времени. Он хочет подчеркнуть двойственность твари: есть в ней собственная текучая и созданная природа и на ней сохраняющий ее отпечаток Слова, чрез который только она и есть: «природа» и «благодать». На различении и противопоставлении этих двух «элементов» зиждется вся дальнейшая система св. Афанасия. Учение о Слове как Премудрости, міродержавной и творческой, развито им еще до арианских споров. В этом учении он продолжает доникейскую традицию, но совершенно свободен от всякого космологического субординатизма. «Сопребывая со Отцем как Премудрость и взирая на Него как Слово», Сын Божий «созидает, приводит в бытие, и благоустрояет вселенную, и как Сила Отчая поддерживает в бытии всю совокупность твари… Как благое Рождение от Благого и как Сын истинный, Он есть Отчая Сила, и Премудрость, и Слово, – и не по причастию, точно все сие дано Ему извне, как дается Его причастникам… Но так, что Он есть Самопремудрость, Самослово, Собственная Самосила Отца, Самосвет, Самоистина, Самоправда, Самодобродетель, Отпечаток, Сияние, Образ, – короче сказать: всесовершенный плод Отца, Сын Единственный, неизменяемый образ Отчий»… И значит, в Сыне адекватно познается Отец… Впоследствии в разгар арианских споров св. Афанасий повторил и развил свое учение о Слове. При этом еще теснее связал творческое действие Слова и Его искупительное дело (воплощение): и то, и другое он объединил в понятие – вход Слова во вселенную. По отношению к твари Слово в Писании именуется Первородным, – «как потому, что Слово, в начале созидая тварь, снизошло к созданным, чтобы могли прийти они в бытие… так и потому еще, что по снисхождению усыновляется Словом всякая тварь»… Прежде времен вечных положен в основание Сын – в начало путей…
В соответствии с общим своим учением о двойственности всякого тварного бытия в творении человека св. Афанасий различает два (логических, но не хронологических) момента: творение (природы человеческой) из ничего и – запечатление, помазание ее образом Божиим, как бы «рождение», или усыновление: чрез Сына в Духе. По благодати Бог становится Отцом тех, кого сотворил. Тварь усыновляется Отцу чрез причастие Сыну, по естеству оставаясь созданием. Изведенный из небытия человек в самом творении помазуется Духом; «дыхание жизни», которое вдунул Бог в Адама, было не душа, но Дух Святый и животворящий; и, имея Его в себе, первозданный человек был духовен – был «духовным человеком». Чрез «уподобление Себе» Бог соделал его созерцателем и зрителем сущего, приобщил его к блаженству истинной жизни. Но благодать и дар Духа были приданы первому человеку как-то извне, потому и могли быть им утрачены: и были действительно утрачены в грехопадении. В грехопадении человек отвратился от
