Пути к Богу: Жизнь по Бхагавадгите - Рам Дасс
Оба этих диалога повторялись каждый день раз по двадцать:
— Рам Дасс, говори правду.
— Да, Махарадж-джи.
— Рам Дасс, отринь гнев.
— Да, Махарадж-джи.
В наш храм повадились ходить толпы европейцев. Это была моя вина — Махарадж-джи просил меня никому о нём не рассказывать. Я, естественно, всё разболтал, и они понаехали со всех сторон. Они всё время тусовались вокруг меня, и мне это порядком надоело, потому что я хотел тусоваться с индийцами. Я уже начинал их всех тихо ненавидеть.
Тут я вспомнил инструкции Махарадж-джи и сказал себе: «Правда сейчас в том, что мне не нравятся все эти люди». С другой стороны, Махарадж-джи велел мне отринуть гнев. С третьей стороны, раньше я всю жизнь старался быть милым и хорошим и притворялся, что всё в порядке, когда просто кипел от ярости; я всегда отказывался от своей внутренней правды, чтобы не выказать своего гнева. Поэтому я решил: «Почему бы сейчас мне не поступить по-другому? Для разнообразия я скажу правду, а правда в том, что я терпеть не могу всех этих людей».
И вот я стал очень честным. Когда кто-то входил ко мне в комнату, я смотрел на него и говорил: «Убирайся отсюда к чертовой матери! Меня от тебя тошнит!» «Но что я сделал?» — вопрошал несчастный. «Откуда я знаю? — отвечал на это я. — Ты какой-то слишком хороший». Через пару недель такой «тотальной честности» они перестали со мной разговаривать и уже потихоньку составляли заговор, как бы кинуть меня в озеро.
Мы, западники, жили в отеле в городе и каждый день ездили в храм на автобусе. Случилось так, что как раз в это время я придерживался тапасьи (аскезы), которая состояла в том, что мне нельзя было прикасаться к деньгам. Это очень интересное самоограничение, потому что вы вдруг понимаете, какую огромную власть над вами имеет бренчащая в кармане мелочь. Отсутствие денег сразу выбивает вас из привычной колеи. Если у вас нет денег, вы не можете даже купить себе стаканчик мороженого. Кроме того, это порождает зависимость; вам нужен человек, который станет носить ваши деньги, если вам понадобится пообедать или проехаться на автобусе. Но на тот момент я был настолько по уши в своей «тотальной честности», что сам не позволил бы никому платить за мой проезд в автобусе; это означало, что в храм (а он был в восьми милях от отеля) я пойду пешком.
Ну я и пошёл. На самом деле это была прекрасная прогулка по зелёным холмам и лесам, но я был так зол на всех и каждого, что мне было не до красот природы. Всю дорогу до храма я был занят своим гневом, потому что все эти гады сейчас сидели там, наслаждаясь обществом Махарадж-джи, а я уже который час тащился туда пешком — и всё это потому, что был настолько совершенен, что не имел права прикасаться к деньгам. И, тем не менее, я никому из этих ублюдков не позволил бы платить за мой билет…
К тому времени, когда я добрался до храма, я уже весь кипел. Они как раз только что закончили обедать. Один из ребят — на которого я, надо сказать, особенно злился — принёс полную тарелку еды и поставил передо мной. Я не был намерен принимать пищу из его рук и потому взял тарелку и швырнул ему в лицо.
Махарадж-джи, который наблюдал всю эту сцену, велел мне подойти к нему и сесть у его ног. Он спросил: «Рам Дасс, тебя что-то беспокоит?»
Я ответил: «Да. Я не выношу адхармы. Я не выношу её в любом из нас, потому что из-за неё мы остаемся пленниками иллюзий. Я не выношу её в них — все они нечисты! Я не выношу её в себе. На самом деле я ненавижу всех на свете — кроме тебя». И тут я разрыдался — то есть по-настоящему разревелся, со слезами и воплями. Махарадж-джи попытался меня успокоить; он погладил меня по голове, велел принести молока и напоил меня им. Он тоже плакал, а я всё рыдал и рыдал. Когда я наконец-то закончил, он сказал мне:
— Я ведь, кажется, велел тебе ни на кого не сердиться.
— Да, но вы также велели мне говорить правду, а правда в том, что я сержусь.
Тогда он наклонился ко мне, почти упёршись носом мне в нос, и тихо сказал:
— Отринь гнев и говори правду.
Я уже было раскрыл рот, чтобы возразить, но тут у меня в голове что-то щёлкнуло, и я увидел свою ошибку. Я хотел сказать ему: «Но это же не буду я». В этот момент перед моим внутренним взором предстал гроб, и это был образ того, чем я, по моему мнению, являюсь. Смысл же сказанного Махарадж-джи был таков: «Я говорю тебе о том, кем ты станешь после того, как перестанешь быть тем, кто, как ты думаешь, ты есть».
Тогда я посмотрел на всех этих людей, которых я искренне ненавидел, и понял, что на каком-то другом уровне, отстоящем от этого на толщину крыла бабочки, я всех их безумно любил. Я вдруг понял, что единственной причиной моего гнева было то, что у меня имелось своё жёсткое представление о том, как всё должно быть, — весьма отличное от того, как оно всё было на самом деле. Как можно сердиться на кого-то за то, что он является самим собой? Это похоже на попытку перехитрить Бога. Все таковы, какими их создал Господь — на что же тогда злиться? Вам кто-то лжет? Да он просто выполняет свою карму. Зачем же тогда расстраиваться?
Ожидания — вот в чём наша вечная проблема. В следующий раз, когда начнёте злиться, присмотритесь повнимательнее, на что вы, собственно, злитесь. Причина вашей злости в том, что Господь создал этот мир не таким, каким, по вашему мнению, его нужно было создать. Но ведь Господь создал мир именно таким, каким Он его создал! Итак, сатья требует, чтобы во всех своих действиях: в общении с другими людьми, в следовании своим духовным путём — словом, во всём мы всегда старались придерживаться правды. Махарадж-джи сказал мне: «Правда — вот самая трудная тапасья». Это действительно самое тяжёлое послушание, которое очень непросто выполнять. Ещё Махарадж-джи говорил: «Люди станут тебя ненавидеть за то, что ты говоришь правду». Иногда так оно и есть. «Люди будут смеяться над тобой и презирать тебя, — сказал он. — Они могут даже
