Старец Иероним, молчальник Эгинский - Петр Боцис
В церкви он рос, ее источниками питался духовно и там чувствовал, что в ней его призвание. Все говорило о том, что он был избран от чрева матери на служение Богу.
В школе он был старательным. У него был прекрасный мелодичный голос. С восьми лет стоял за аналоем и подпевал певчим. Василий был очень смышленым и внимательным, и выучил весь порядок церковных служб. Однажды, когда в церковь прислали только что рукоположенного священника, который не знал хорошо Типикон, то он попросил маленького Василия подсказывать ему, как служить.
Благочестивая мать, видя образ жизни своего сына, уразумела его предназначение и «сохраняла все это в сердце своем» (Лк. 2:54).
— Этот ребенок будет большим человеком, — говорила она.
Она усилила молитву о своей семье, и особенно о Василии, которого и она и отец сильно любили. «Нас было шестеро детей, но родители любили меня больше, — говорил нам старец. — Молитвам мамы не было конца, так в молитве на коленях она и засыпала». Ее непрекращающиеся слезы пробороздили на лице две дорожки. Когда много лет спустя старец беседовал с одной женщиной, переживавшей о своем ребенке, сбившемся с истинного пути, то сказал ей:
— Ты предстанешь перед Богом или со спасенным ребенком или с мозолями на коленях от молитв.
Явно, что он понял это из опыта своей матери, которая проводила дни и ночи в молитве.
Маленький Василий видел, как долго со слезами молилась мама, и его чуткое сердце обливалось кровью. И он также молился и просил Бога утешить маму. Однажды он подошел к ней и сказал:
— Мама, почему ты все плачешь? Может, из-за нашей бедности?
— Нет, сынок, не из-за бедности я плачу. Я о нас плачу, об отце и о вас, детях. Прошу Бога, чтобы у нас все было хорошо и чтобы вы не отошли от пути Его.
Василий, выслушав это, предался раздумью. Он следил тайно за мамой, как она вздыхала и плакала, и привык сам плакать. Часто на переменах в школе он не выходил на улицу играть с детьми, сидел в классе, думал о маме, клал голову на парту и плакал. Однажды его заметил учитель и спросил:
— Что случилось, малыш? Почему ты сидишь здесь и не выходишь поиграть с ребятами?
— У меня болит голова, — ответил Василий.
Когда учитель в другой раз спросил его о том же, он ответил:
— У меня болит живот.
Это повторилось много раз. Учитель навестил его мать и сказал ей:
— Что с вашим ребенком, почему он постоянно болен? Может, отвести его к врачу? Он на переменах сидит в классе и плачет и говорит, что у него болит то голова, то живот, то другое что-нибудь.
Мать ничего не ответила. Она промолилась всю ночь и на следующий день, взяв десятилетнего Василия, пошла с ним в одну часовню. Там она спросила:
— Что с тобой, сынок, почему ты непрерывно плачешь? Скажи мне правду!
— Мама, ничего не случилось. Я только вспоминаю, как ты все время плачешь, не могу этого вынести и плачу сам.
— Послушай, сынок. Я плачу о грехах своих и о вас, как я говорила тебе, и особенно о тебе. Я вижу особое призвание твое и молю, чтобы Бог тебя укрепил. Я, как видишь, пошла в «мир», вышла замуж, завела семью. Наши скорби ты знаешь. Я тебе скажу одну вещь: я бы хотела, чтобы ты стал монахом или священником и посвятил себя Богу. Ты призван к такой жизни. Дашь ли ты слово здесь, перед иконами, что последуешь этому пути?
Василий на минутку задумался и затем ответил твердым голосом:
— Да, мама, я даю тебе слово.
Кто может осознать величие этого приношения со стороны матери и твердое решение маленького Василия, который в возрасте десяти лет избрал монашеский путь!
Безусловно, это напоминало последование монашеского пострига, где новопостриженный монах обещает пребывать «в монастыре и в подвиге до последнего издыхания».
Их дом находился недалеко от дома Мисаила. Василий, хотя и был еще ребенком, почувствовал духовное величие этого человека и часто посещал его. Мисаил несмотря на то, что избегал людей, видя веру и усердие своего маленького соседа, принимал его в гости. Они обсуждали вместе духовные вопросы. Мисаил учил его «умиленной» молитве. Василий слушал с большим вниманием, он ловил каждое слово, исходящее из уст этого опытного монаха в миру, и старался осуществить все на деле. Он подражал Мисаилу во всем: в манере поведения, в походке, в разговоре, как и все дети его возраста подражают героям.
Со временем Василий начал чаще посещать Мисаила и стал почти его тенью. Начал, как Мисаил, удаляться в ближние и дальние часовни и проводить не только дни, но и ночи перед иконами или на церковной скамье в молитве. Позже он сам рассказывал, что радость, какую он испытывал в этих часовенках, не поддается описанию, как говорит псалмописец: «ревность дому Твоего снеде мя».
В то время, когда его сверстники были заняты лишь играми и шалостями, он ходил из монастыря в церковь, а из церкви в скит и проводил время в молитве. Все дивились вере и усердию этого ребенка. Даже некоторые турчанки спрашивали его мать:
— Что происходит с твоим ребенком, Елисавета, почему он все время ходит по церквам и спит там? Может, он сумасшедший?
В столь раннем возрасте он был уже внимателен к себе и никогда не празднословил. Он говорил только на духовные темы. И хотя был очень застенчивый и робкий, но во всем, что связано с духовным, проявлял удивительную решимость и дерзновение. Однажды на церковном празднике, который проводила его школа в церкви, кому-то нужно было прочесть проповедь. Василий, которому было тогда одиннадцать лет, попросил учителя разрешения самому прочесть ее. Учитель пытался отговорить его, ведь он мал и не справится с этим. Но Василий настаивал и, наконец, получил разрешение прочитать с амвона слово перед двумя тысячами собравшихся. Это была его первая, хоть и прочитанная, проповедь в церкви.
Шли годы, и Василий все более углублялся в свой молитвенный подвиг. Став юношей, он не изменил решения всецело посвятить себя Богу. В своей жизни он никогда не пел мирских песен, а когда был радостен, то пел псалмы, и то же советовал и нам. Однажды он сказал шутя:
— Человек должен быть немного врачом, немного музыкантом и немного сумасшедшим. Немного врачом, чтобы смог оказать себе помощь в недуге. Немного музыкантом, чтобы, когда радуется, смог спеть какой-нибудь тропарь. И немного сумасшедшим,
