Собрание сочинений. Том 1. Второе распятие Христа. Антихрист. Пьесы и рассказы (1901-1917) - Валентин Павлович Свенцицкий
Наше время кажется мне поразительно похожим на ту эпоху. Так же западная цивилизация изжила самоё себя, так же носится в воздухе предчувствие новых великих переворотов, так же ожесточённые гонения начинаются на христиан.
И вот рисуется мне, что христиане воздвигнут себе новые современные катакомбы. Понимаешь, может быть, не в виде подземных ходов, но с тем главным сходством, что, как в древних подземных катакомбах, в них будет воплощаться Христианская Церковь, Вселенская, Соборная и Апостольская.
Теперь вот я и подошёл к той интимной стороне, о которой хотел сказать.
Видишь ли, такое предчувствие близости новых катакомб странно связывается у меня с предчувствием Антихриста…
Он остановился на минуту.
Я жадно слушал его. Точно он должен был раскрыть мне тайну, которая во мне же самом заключается.
– Это, знаешь, странное и мучительное чувство, – продолжал он. – Не то чтобы я это в себе чувствовал – нет, но всюду вокруг. Словно где-то там, глубоко под всей землёй, под всей жизнью, что-то тёмное зреет и готово выйти из бездны… Понимаешь ли, в природе, в людях, в литературе, в толпе, в Церкви даже, да-да, и в Церкви… Я, как бы это тебе сказать, улавливаю какие-то незримые нити… понимаешь?.. Нити, которые медленно, монотонно делают какую-то страшную свою работу. Плетут что-то!.. Голубчик, я сам лично не знаю страха. Я чувствую, что Христос со мной, меня никто не тронет, мне хорошо, радостно, уютно! Но я этот страх воспринимаю как-то объективно – точно он, как яд, разлит по всему миру…
Вот тут и есть какая-то точка, где сходятся предчувствие Антихриста с предчувствием катакомб.
Создадутся катакомбы. Будет с кем сражаться. И вся эта неопределённая сила, неуловимая, всё что-то плетущая, как будто бы невзначай, разом явит себя миру. Во всём своём мишурном блеске, во всей своей поддельной красоте. Для всех это будет образ человеческий, и только для горсточки укрывшихся в катакомбах будут видны подлинные, страшные черты колдуна!..
Он опять остановился и задумчиво поднял свои потемневшие глубокие глаза на большой чёрный крест, который стоял в углу моей комнаты.
Я ждал.
Не слова его поразили меня, а другое. Поразило меня то, что, хотя я в таких выражениях, в таких образах никогда этого не думал, всё же для меня здесь было знакомо каждое слово, точно я наизусть знал всё, что говорил Николай Эдуардович. Больше того – точно это говорилось не о будущем, а о том, что уже было, и было именно так до мельчайшей черты.
Я не выдержал и сказал, сказал без всякой злобы, без всякого задора:
– Я и думаю, и чувствую буквально то же!.. – И неожиданно для самого себя прибавил: – Я даже думаю, что и сейчас есть носители духа Антихриста.
Николай Эдуардович молча кивнул головой.
Меня подмывало спросить: кто победит? Я знал, что ответит Николай Эдуардович, но мне хотелось слышать это сказанным вслух, любопытно было узнать: что я в это время почувствую. Пожалуй, даже было какое-то предчувствие, что это как-то особенно повлияет на меня.
И я спросил:
– С тобой, конечно, никогда не бывает, чтобы ты сомневался, кто одержит победу?
От волненья я с трудом договорил фразу.
А он даже улыбнулся едва заметно, краешками губ, но всё же улыбнулся, несомненно. И, видимо, думая совсем о другом, не удостаивая даже остановиться мыслью на вопросе моём, с какой-то дьявольской простотой сказал:
– Да, конечно, не бывает… Христос победит Антихриста…
«Скажите пожалуйста!..» – про себя воскликнул я, нарочно придумывая самый вульгарный, самый пошлый тон.
Да, предчувствие не обмануло меня. Эти три слова – «Христос победит Антихриста» – всколыхнули всё во мне до самой глубины душевной! Началось нечто до того мучительно-извращённое, о чём я и теперь не могу вспоминать без тупой, нестерпимой боли.
О, если бы я мог уморить, выбросить вон чудовище, которое живёт и властвует во мне. Если бы я мог передать людям, как оно отвратительно!
Я не знаю, есть ли Бог, но я нисколько не сомневаюсь в Антихристе и ненавижу его всеми силами своей души. Настолько же, насколько сначала любил за то, что он открыл мне «смысл жизни», настолько же потом возненавидел за то, что он обманул меня, поработил меня, съел всё во мне!
Я – Антихрист, или, вернее, маленькая тепличка, где вскармливается одна миллионная доля страшной личинки, из которой родится он, – и вдруг я ненавижу его! Я ненавижу самого себя!
Каламбур!
Глядя прямо на Николая Эдуардовича и стараясь даже улыбнуться, я сказал:
– Если ты чувствуешь такую близость Антихриста, то я в такой же степени чувствую близость Христа. Что-то победоносное, торжествующее, светлое пронизывает мир. Мне кажется иногда, что вот-вот свершится чудо и всё засмеётся. Я чаще чувствую Христа и потому в его победе не сомневаюсь никогда. Мне почти всегда хочется говорить: «Христос воскрес!»
Если бы вы слышали, как радостно-восторженно говорил я эти слова, и если бы вы знали, как издевался я в душе над Николаем Эдуардовичем, как кощунствовал над верой его: «А вот попробуй, узнай; посмотрю я, откроет ли тебе твой Христос, что сейчас со мной происходит…»
И глядя прямо в его глаза, которыми он с особенной любовью и лаской смотрел на меня, я стал мысленно говорить циничные, безобразные вещи. В них почти не было никакого смысла. Да мне и не надо было его. Мне нужно было выдумать только как можно погрубее, как можно поотвратительнее. «Ну, узнай, узнай», – твердил я и снова нелепо и дико говорил ругательные слова, старался представить женщин в самом неистово-развратном виде и, смакуя каждое слово, всё переплетал бессмысленно-грязными фразами.
О, как было жутко и в то же время как было сладостно чувствовать себя всесильным, свободным, признающим только одного себя. Пусть попробует какой-то там Бог сказать, что я сейчас мысленно делаю с той, которую встретил тогда на улице, ещё обернулся и вслед ей смотрел… «Ну-ка, запрети, ну-ка, узнай?.. Прозорливец! Узнай, что я сейчас плюю на тебя. Ну, что же ты!..»
– Это верно. Христос чувствуется сильнее и ярче, – говорил Николай Эдуардович, – настолько же, насколько сильнее и ярче жизнь по сравнению со смертью. Смерть и жизнь – вот чем всего лучше подчёркивается разница существа Христа и Антихриста.
Я вздрогнул при этих словах от неожиданно-ревнивого чувства. Он – и вдруг произносит слово «смерть».
– Да, это поразительно верно, – быстро подхватил я, подделываясь под его тон, – именно жизнь и смерть. Смерть – это самая суть, самый
