Иисус Христос – Сын Человеческий - Халиль Джебран
И прежде увянувшие конечности, что ленились, поддавались напору энергии. И прежде демоны, эти самые неугомонные элементы нашей жизни, бывали изгнаны ангелами мира и безмятежности.
Они говорят, он жизнью преодолел смерть. Если ты сможешь сказать мне, что такое смерть, тогда я скажу тебе, что такое жизнь.
Верно, не считаешь чудом ты то, что тысячи тысяч лет сменяют друг друга седая зима и страстная, вечная весна?
Почему бы не происходить тому же в сердце человеческом?
Я говорю сейчас с тобой о чудесах, хотя и мал ничтожно я пред величайшими чудесами, кои происходят в душе человеческой, этой вечной страннице, что осыпает меня пригоршнями золота, что даёт мне надежду на любовь тех, кто ненавидит меня ныне, что протягивает мне сладкие мечты снов моих.
Вот чудеса. И эти чудеса зовутся собственной жизнью человеческой.
Моя душа была слепа, моя душа была парализована. Я был предан на растерзание беспокойнейшим духам, и я умирал.
Но теперь я вижу ясно, я бреду по дороге, гордо распрямив плечи. Я пребываю в мире, и я живу свидетелем моих собственных торопливых часов и дней.
Я не был одним из его последователей. Но я — старый астроном, что побывал в гостях на полях каждого времени года, побывал свидетелем их чудес. И я сейчас существую в сумерках моих времен, но когда-нибудь я разыщу ответ, я разыщу молодость, подобную молодости Иисуса.
Я разыщу вечную молодость времён. Во мне теперь есть знание обретенных видений.
Говорит Сын Человеческий
«АСТРОНОМ»
Под сенью Храма мой друг и я увидели слепца. И друг мой сказал мне: «Это — мудрейший человек земли всей нашей».
Тогда оставил я друга моего и подступил к слепцу, приветствуя его. И мы разговорились.
Через какое-то время сказал я: «Прости моё ты любопытство, но с каких же пор ослеп ты?»
«С рождения», — ответил он.
Спросил я: «А как же тропою мудрости ты можешь следовать тогда?»
Он отозвался: «Я — астроном».
Затем притронулся рукою к груди своей и добавил: «Я наблюдаю все эти солнца и эти луны, все звезды эти здесь — в космическом пространстве сердца».
Свидетельские показания философа
О ЧУДЕСАХ И КРАСОТЕ
Когда он был с нами, он всматривался в нас и в нашу землю глазами чуда, ибо его глаза не были закрыты вуалью лет, и всё, что видел он, было ясно-ярко, озарённое светом его юности.
Думаю, он знал глубины красоты, ибо вечно удивлялся её проявленьям в мире величественном сем; он стоял на земле, подобно тому как стоял на ней самый первый человек в первый день своего существования. Мы, чувствующие притуплённо, мы всматриваемся в совершенство дневного света и не видим его. Мы наполняем чашу нашего слуха, но не слышим; мы протягиваем руки, но не прикасаемся. Мы идем путём нашим и не знаем целей. Мы не видим пахарей, возвращающихся в сумерках с возделанных полей, мы не слышим флейт пастухов, мы не ласкаем жаркое лето; и наши голодные ноздри не вдыхают аромат влюбленных роз.
Нет, мы не чествуем царя царства сего; не слышим пения арф, струны которых перебирают прекрасные руки; мы не видим ребенка, играющего в нашей оливковой роще души, самого подобного юной оливке. И все слова, что рвутся с наших губ, мы приглушаем и оглушаем.
Воистину мы всматривались, но не видели, вслушивались, но не слышали, мы ели и пили, но не чувствовали сытости. Всё это и отличает нас от Иисуса из Назарета. Его чувства были совершенно иными, а земля у него под ногами всегда была новой землёй.
Укорениться в нём, как укореняется в земле лютик, есть страстное желание попасть на пир к Богу.
Говорит Сын Человеческий
«ВСЁ ЕСТЬ В ТЕБЕ»
Всё сотворенное Богом существует в тебе, и всё, что есть в тебе сущего, живет во всём сотворённом Богом. Нет никаких границ меж тобой и предметом, близким к тебе, нет никаких далей меж тобой и самыми далёкими к тебе вещами. Все вещи: мельчайшие и величайшие, низменные и возвышенные, — все они есть в тебе. Одно-единственное движение духа содержит все законы жизни. В одной-единственной капле воды отыщутся тайны бесконечного океана. Всё это есть жизнь.
Свидетельские показания Урии, старика из Назарета
ОН БЫЛ БРОДЯГОЙ СРЕДИ НАС
Он был бродягой среди нас, и жизнь его была шкурой, покрытой чёрным руном.
Он не бродил тропами нашего Бога, не следовал дорогами совершенства, ему открывались лишь пути бесчинства.
Его детство мятежно, ему отказано в сладком молоке нашей матери природы.
Его юность была бесчинна, казалась она сухой травой, что пылает в ночи.
А когда он стал взрослым мужем, он собственными руками оттолкнул всех нас.
Такие люди зачаты в эру ослабевающей доброты и рождены в нечестивую бурю. И в буре проживают они дни и погибают навсегда.
Ты не помнишь его, мальчишку беспредела, что спорил с нашими учёными мужами и смеялся над их добродетелями?
И ты не помнишь его юности, когда он жил за счет пилы и резца? Он не сопутствовал нашим сыновьям и дочерям в их праздниках. Он предпочитал бродить в одиночестве. И он не возвращал приветствий, что посылались ему, как будто он не был одним из нас.
Я сам однажды повстречал его в поле и поприветствовал юношу, а он лишь улыбнулся, и в его улыбке я обнаружил чванливость и оскорбление.
Не так давно дочь моя с её подружками собирала виноград, и заговорила она с ним, он же даже не ответил ей.
Иисус говорил только в компании тех сборщиков винограда, что были беднее всех, и никогда не обращался с приветствием к моей дочери.
Когда он отказался от своего народа и обратился в бродягу, он превратился в Ничто, в бормотание невнятное. Его голос казался занозой в нашей плоти, а песня его голоса уже давно затихла в нашей памяти.
Он говорил о нас одни лишь гадости, о нас и наших отцах с праотцами. И его язык пронзал мечом гнева нашу незащищенную грудь.
Вот какой был Иисус.
Если бы был он моим сыном, я передал бы его римским легионам в Аравии и попросил бы капитана послать его на передовую в битве, дабы копье врага освободило меня от его наглости.
Но у меня нет сына. И вероятно, я должен быть
