Творения. Часть 1 - Афанасий Великий
Гораздо тяжелее видеть то бедственное положение Церкви, в какое привело ея постепенно усиливающееся господство ариан. До смерти Констанса, зло ограничивалось пределами Востока. Православные епископы западные, под покровительством благочестиваго Государя, братски поддерживали непоколебимых защитников православной веры на самом Востоке. Смерть Констанса отняла эту преграду для разливающагося зла, эту опору для гонимых пастырей Востока. Теперь и на Западе учереждаются соборы, на которых одерживает верх арианство; насилие заставляет повиноваться их решениям; не повинующиеся подвергаются изгнанию. И на Востоке возстановленные пастыри принуждены уступить свои престолы лжепастырям.
Но голос истины не умолк. Насилие не могло сделать заблуждения всеобщим. Минуту самаго торжества нечестивых Господь обратил к их низложению.
Изгнанные пастыри, – пишет св. Афанасий, – обратили самое заточение в пользу своего служения. Проходя страны и города, они благовествовали истинную веру, хотя и были в узах, – и проклинали ариеву ересь. Таким образом, выходило противное тому, чего желали гонители. Чем далее было место заточения, тем более возрастало отвращение к арианам, и самое заточение было проповедию против их нечестия. Кто, взирая на проходящих, не удивлялся им, как исповедникам, и не отвращался от гонителей[298]? – Но и в тех церквях, которыми овладели ариане, сохранялась привязанность к вере Апостольской и отеческой. Ариане все сделали в пользу своей ереси, – пишет св. Афанасий, – но в каждой церкви блюдут веру, которой научились, ждут своих наставников, а христоненавистную ересь отвергают, и все убегают ея, как змия[299].
Усиленное гонение против истины вызвало просвещеннейших пастырей Востока и Запада к подробнейшему разсмотрению тех оснований, на которых ариане думали утвердить свое лжеучение, и это обличило, пред всеми, их противоречие Слову Божию и общей вере Церкви. Значительнейшия обличительныя творения, против ариан, св. Афанасия на Востоке, и Илария – на Западе (12 книг о Св. Троице), принадлежат ко времени изгнания этих пастырей.
Наконец, среди победы, какую думали торжествовать ариане над православием, открылось в их обществе непримиримое разделение. Еще при начале арианства, как замечено выше, не все епископы поддерживавшие Ария, одинаково нечестиво мыслили о Сыне Божием. Во время борьбы ариан с православными, это различие в образе мыслей не прекращалось, но по временам обнаруживалось в символах, на разных соборах издаваемых; только влиянием вождей партии арианской оно было сдерживаемо. Теперь, когда защитников никейскаго исповедания считали уже побежденными, ариане и полуариане вступили в спор между собою, стараясь, друг пред другом, привлечь на свою сторону голос Императора. Богохульное учение Ария нашло себе строгих защитников в Аэцие и Евномие, которые не только отвергали единосущие Сына Божия с Отцем, но и не хотели признать Его подобным Отцу по существу, что допускали полуариане, во главе которых теперь стоял Василий, еп. анкирский. Соборы – сирмийский 2-й (357 г.), анисирский (358 г.), сирмийский 3-й (358), селевкийский (359) и константинопольский (360) были поприщем, на котором состязалась одна партия с другою, в присутствии, иногда, и православных епископов. Такое разделение в обществе арианством, низкия средства, какия употребляла одна партия, чтобы одержать верх над другою, крайнее нечестие ариан, постепенное сближение полуариан с православными, – все это подрывало ересь: тогда как защитники никейскаго символа, своим единодушием, страданиями, неизменною верности учению св. Отцев, более и более обнаруживали, что только у них сохранялась истина Божественная, всегда в себе единая.
Указав кратко на ряд этих событий, имеющих тесную связь с делом, которое защищал св. Афанасий, и с его последующими действиями, – возвращаемся к повествованию о великом Архипастыре александрийском. Вынужденный насилием удалиться из Александрии, он не разлучался духом с своею паствою, но считал долгом своим заботиться о ея благе, как и прежде, предостерегая ея от опасностей, и утешая в скорбях. С другой стороны, он видел нужду опровергнуть те клеветы, которыми хотели очернить его имя пред Императором. Наконец ревность по истине побуждала его содействовать оружием слова против торжествующих врагов ея. Вот занятия, которым посвящал он время в своем уединении.
Преследуемый арианами, св. Афанасий нашел себе убежище в пустынях египетских. Его укрыла здесь любовь отшельников, верных своему Архипастырю. Но потом, признал он за лучшее отправиться лично к Императору, – который находился тогда на Западе, – чтобы оправдаться пред ним в клеветах, распространяемых арианами, и объяснить ему истинныя причины своего удаления из Александрии. Все еще не верил он, чтобы такия несправедливости могли совершаться по воле Государя, который уверял его в своей благосклонности. Афанасий уже отправился в путь[300], вышел из Египта, достиг, может быть, Италии, – и узнал истинное положение дел после собора миланскаго: узнал о насилиях, каким подверглись Ливерий и другие епископы западные, – о намерении правительства – предложить всем епископам к подписанию новый арианский символ, и о назначении в Александрию новаго епископа Георгия. Тогда, не ожидая ничего добраго от личных объяснений с Констанцием, он решился возвратиться в свои пустыни, и в то-же время отправил ко всем епископам египетским окружное послание[301] в котором предостерегал их от новых замыслов со стороны ариан, убеждая – неизменно держаться символа, утвержденнаго на Соборе никейском. Заключая это послание, он писал о своих врагах: «доселе они не оставляют желания пролить нашу кровь; но это меня нисколько но безпокоит: ибо знаю и уверен, что терпящим будет награда от Спасителя, что если и вы, как Отцы, пребудите в терпении, будете образом стаду и отвергнете странное и чуждое изобретение нечестивых, то будете иметь утешение сказать: веру соблюдохом; и приимите венец жизни, егоже обеща Бог любящим Его». – Плодом этого воззвания было то, что епископы египетские соглашались лучше терпеть все, нежели приступить к сообществу арианскому.
Возвратившись к своим пустынножителям, св. Афанасий должен был искать себе безопасности в совершенной неизвестности. Потому, иногда оставлял и кров иноческий, и жил со зверями[302]. «И братии не можем мы видеть, – писал он к одному епископу, который находился в изгнании, как и он. – Свидетель Господь, что с той поры, как нас преследуют, не мог я видеть и родственников своих. Ибо чего не делают ариане? Стерегут на дорогах, смотрят за выходящими
