Догмат о Христе и другие эссе - Эрих Зелигманн Фромм
Это можно проиллюстрировать примером. Представим, что через несколько сотен, а то и тысячу лет психоаналитик, пользуясь методом Рейка, провел исследование политической истории Германии после революции 1918 года, и конкретно диспута по поводу цветов германского флага. Он установил бы, что некоторые представители германской нации – монархисты – выступали за черно-бело-красный флаг; другие – республиканцы – настаивали на черно-красно-золотом; третьи же предпочитали красный; наконец они пришли к соглашению, по которому было решено сделать основной флаг черно-красно-золотым, а торговый флаг на судах – черно-бело-красным с черно-красно-золотым уголком. Наш воображаемый аналитик прежде всего изучил бы аргументы и обнаружил, что одна из групп заявляет, будто хотела сохранить черно-красно-белый флаг, поскольку эти цвета лучше видны на фоне океана, чем черный, красный и золотой. Он бы отметил, каким значением обладало отношение к отцу в этой битве (монархия или республика), а после обнаружил аналогию с мышлением больного навязчивым неврозом. Затем он привел бы примеры, в которых сомнение в выборе правильного цвета (упомянутый Рейком пример пациента, мучительно выбиравшего между белым и черным галстуком, подходит здесь идеально) коренится в конфликте амбивалентных импульсов, и увидел бы в суете вокруг цветов флага и в финальном компромиссе феномен, аналогичный навязчивому мышлению, обусловленному теми же самыми причинами.
Никто их тех, кто понимает реальные обстоятельства, не усомнится в том, что вывод из этой аналогии будет ложным. Очевидно, что существовали различные группы с различными реальными и аффективными интересами, конфликтовавшими друг с другом, что борьба за флаг была на самом деле борьбой групп, различно ориентированных как в психическом, так и в экономическом плане, и что здесь мы имеем дело с чем угодно, но не с «конфликтом амбивалентности». Компромисс по вопросу флага был результатом не конфликта амбивалентности, а компромиссом между различными требованиями социальных групп, конфликтовавших между собой.
Какие ощутимые различия порождаются методологическими различиями? И в интерпретации содержания христологического догмата, и в психологической оценке догмата как такового различные методы приводят к различным результатам.
Существует общая отправная точка – интерпретация раннехристианской веры как выражения враждебности к отцу. В интерпретации дальнейшего развития догмата, однако, мы приходим к заключению, полярно противоположному выводам Рейка. Рейк считает гностицизм движением, в котором бунтарские импульсы, поддерживаемые сыновней религией – христианством, – обрели доминирующее влияние, вплоть до низложения отца-бога. Мы попытались показать, что гностицизм, напротив, изжил раннехристианские революционные тенденции. Как нам представляется, ошибка Рейка обусловлена тем, что он в соответствии со своим методом замечает лишь гностическую формулу устранения иудейского отца-бога, вместо того чтобы смотреть на гностицизм как на единое целое, в котором формуле враждебности к Яхве может быть присвоено совсем иное значение. Интерпретация дальнейшего развития догмата приводит к столь же противоположным результатам. Рейк видит в учении о предвечности Иисуса возрождение и наступление изначальной христианской враждебности к отцу. Я же попытался показать прямо противоположное: в идее вечного существования Иисуса изначальная враждебность к отцу сменяется обратной гармонизирующей тенденцией. Мы видим, что психоаналитическая интерпретация приводит здесь к двум противоположным концепциям бессознательного значения различных формулировок догмата. Этот контраст определенно не зависит ни от каких различий в психоаналитических установках как таковых. Он обусловлен лишь различиями в методе приложения психоанализа к социально-психологическим феноменам. Выводы, к которым мы приходим, кажутся нам верными, поскольку, в отличие от выводов Рейка, они проистекают не из интерпретации изолированной религиозной формулы, а из исследования этой формулы в ее связи с реальной жизненной ситуацией людей, которые ее придерживались.
Не менее важны наши разногласия, проистекающие из тех же самых методологических различий, в части интерпретации психологической значимости догмата как такового. Рейк видит в догмате наиважнейшее выражение общественной навязчивой мысли и пытается показать, «что психические процессы, которые ведут к формированию и развитию догмата, последовательно повторяют механизмы навязчивого мышления, что те же самые мотивы доминируют как в одной, так и в другой области». Он находит, что развитие догмата обусловливается амбивалентным отношением к отцу. Для Рейка враждебность к отцу впервые достигает максимума в гностицизме. Затем апологеты развивают христологию Логоса, в которой находит очевидное символическое выражение бессознательная цель заменить Бога-Отца Христом, хотя победа бессознательных импульсов предотвращается мощными защитными силами. Точно так же, как при неврозе навязчивых состояний, где верх попеременно одерживают две противоположные тенденции, согласно Рейку, конфликтующие тенденции появляются в развитии догмата, следующего тем же законам, что и невроз. Мы только что подробно показали, в чем заключается ошибка Рейка. Он упускает из виду тот факт, что психологическим объектом здесь является не человек и даже не группа с относительно однородной и неизменной психической структурой, а различные группы с различными социальными и психическими интересами. Различные догматы служат выражением лишь этих конфликтующих интересов, и победа одного из догматов происходит в результате не внутреннего психического конфликта, аналогичного таковому у индивида, а исторического развития, которое вследствие весьма различных внешних обстоятельств (таких как стагнация и регресс экономики и связанных с ней социальных и политических сил) приводит к победе одного движения и поражению другого.
Рейк видит в догмате выражение навязчивого мышления, а в ритуале – выражение коллективного навязчивого действия. Вне сомнения, верно, что в христианском догмате, как и во многих других, амбивалентность по отношению к отцу играет огромную роль, но это ни в коем случае не доказывает, что догмат является навязчивой мыслью. Мы попытались показать именно то, что вариации в развитии догмата, которые поначалу наводят на мысли о навязчивом мышлении, на самом деле требуют иного объяснения. Догмат всегда в значительной степени обусловлен реальными политическими и социальными мотивами. Он служит своего рода знаменем, и принятие этого знамени служит заявлением о принадлежности к определенной группе. Помня об этом, легко понять, что религии, достаточно консолидированные внерелигиозными элементами (как, например, иудаизм – этническим элементом), почти совсем не нуждаются в системе догматов католического типа.
Но очевидно, что эта организующая функция догмата – не единственная его функция; и настоящее исследование попыталось показать, какую социальную значимость придает догмату тот факт, что в фантазии он удовлетворяет нужды людей и функционирует как замена реальному удовлетворению. Учитывая, что эти символические удовлетворения существуют в сжатой форме в догмате, которому массы должны верить на основании заявлений священства и правителей, нам кажется, что догмат можно сравнить с мощным внушением, которое субъективно переживается как реальность по причине соглашения между верующими. Чтобы догмат достиг бессознательного, ту часть его содержания, которую невозможно понять сознательно, необходимо устранить и представить в рационализованных и приемлемых формах.
7. Заключение
Давайте же обобщим все, что показало нам наше исследование о смысле изменений, происходивших в процессе эволюции догмата о Христе.
Ключевым элементом раннехристианской веры в страдающего человека, который стал Богом, было имплицитное желание свергнуть отца-бога или его земных представителей. Фигура страдающего Христа обусловлена прежде всего нуждой в отождествлении со стороны страдающих масс и лишь второстепенно – необходимостью покаяния за преступную агрессию против отца. Последователями этой веры были люди, из-за своей жизненной ситуации полные ненависти к своим правителям и надежды на собственное счастье. Перемена в экономической ситуации и социальном составе христианского сообщества изменила психическую установку верующих. Догмат развивался; идея о человеке, который стал богом, превращается в идею о боге, который стал человеком. Отца больше не нужно свергать; в страданиях народа виноваты не правители, а сам народ. Агрессия
