Творения. Часть 1 - Афанасий Великий
Но сколько ни было велико уважение к св. Афанасию пастырей и христиан римской Церкви, – ничто не могло заменить ему паствы, которую беззаконно у него отняли и ложным учением развращали ариане. Время от времени доходили до него печальныя известия о новых насилиях, ими производимых. Так, вскоре после его отъезда из Александрии, Григорий открыл гонение против епископов, не соглашавшихся иметь с ним общение, не щадя ни лет, ни достоинств. Между пастырями были исповедники, страдавшие в последнее гонение от язычников. Один из них – Потаммон ираклийский, который лишен был глаза за имя Христово, и на соборе тирском ревностнее других защищал своего Архипастыря[224], – до того был избит, что чрез несколько времени скончался. Другой, также исповедник, Сарапаммон, был послан в заточение. Многие священники, юноши, девственницы подверглись бичеваниям и ударам. У вдов и сирот православных отнято было церковное содержание. Во время этих гонений, скончалась в Александрии сестра отца Афанасиева: Григорий запретил ея хоронить, и только под чужим именем могли ея вынести из дома и предать земле. Во всех насилиях помогал ему начальник воинский, Валан, пока не постиг его суд Божий, как предсказывал ему В. Антоний[225].
Слыша о таких страданиях своей паствы, мог ли не скорбеть св. Афанасий? – Наконец, после трехлетняго удаления его из Александрии, явилась ему некоторая надежда возвратиться на свой престол. В 342 г. Констанций возвратился в Константинополь, а Констанс прибыл из Галлии в Медиолан. Так как Констанс покровительствовал православию, то некоторые епископы, изобразив ему настоящее состояние Церкви, и не видя другаго средства помочь делу, кроме совокупнаго разсмотрения споров с епископами восточными, просили Государя склонить своего брата Констанция к созванию Вселенскаго Собора. Вняв этой просьбе, и уже отнесшись по этому предмету в Константинополь, Констанс вызвал св. Афанасия к себе в Медиолан. Зная о его страданиях и о безуспешности собора римскаго, он хотел обрадовать скорбящаго изгнанника неожиданным для него известием о предпринятых сношениях, и, в ожидании благоприятных последствий, упросил его отправиться вместе с Осиею кордовским в Галлию, ему уже знакомую, вероятно, для устроения дел тамошней Церкви[226].
Констанций уступил требованию своего брата. Местом собрания епископов назначена была Сардика[227], город, лежавший на пределах владений обоих Императоров. Епископов собралось с Востока и Запада до 170 человек[228]. Явились сюда и обвиняемые и обвинители, и гонимые и гонители. Некоторые из пострадавших от ариан представили на собор и цепи железныя, которыми они были связаны. От других, уже скончавшихся в гонении, явились друзья их и родственники с жалобами на гонителей. От разных Церквей прибыли донесения о насилиях, причиненных им арианами: где пользовались они военною силою, где – возмущением народным, где – угрозами, чтобы принудить православных к общению с ними. Поругание над девственницами, сожжение церквей, заключение в темницы служителей церкви, – все требовало теперь суда на оскорбителей правой веры и благочестия[229].
Главными вождями арианствующих[230] тогда были действовавшие на соборе тирском: Феодор ираклийский, Наркисс неронопольский, Менофант ефесский, Урзаций сингидунский и Валент мурзийский, – и присоединившиеся к ним: Стефан антиохийский, возведенный на место Флакилла, Акакий кесарийский, преемник Евсевия Памфила, и Георгий лаодикийский, из священников александрийских. Стефан, как управляющий всеми Церквами Сирии, Менофант, первенствующий в округе асийском, Феодор – во фракийском, Акакий, заведовавший Церквами палестинскими (кроме Иерусалима), – пользуясь своим иерархическим значением и властию, привлекли с собою и многих епископов из своих округов, которые не смели не подкреплять их голоса. К арианам присоединились несколько мелетианских епископов из Египта, и между прочими Исхир, – котораго александрийский собор не признал и священником, – теперь уже поставленный во епископа[231].
Как скоро арианские епископы заметили опасность, им угрожающую от множества обвинений против них, – они положили объявить собору о своем прибытии, но не принимать в нем никакого участия, и связали свою партию разными угрозами непременно держаться такого решения. В самом городе они находились все в одном доме, и не позволено было никому отлучаться из него[232].
Когда наступило время открыть заседания соборныя, – Осия кордовский, прибывший сюда из Галлии вместе со св. Афанасием, и прочие православные епископы пригласили и явившихся с Востока к участию в делах собора. Но те отказались, поставляя предлогом, что собор имеет общение с Афанасием и другими епископами, которых они признают низложенными, и требовали, чтобы собор отлучил этих епископов от своего общения. Не получив удовлетворения, так как низложение Афанасия и других, указываемых ими епископов, на соборе римском признано незаконным, – они снова повторяли свои жалобы на предвосхищение западными епископами права переменять соборныя определения восточных; тогда как здесь дело шло вовсе не о превосходстве Запада пред Востоком, но о справедливости, которая равно должна быть наблюдаема на восточных и на западных соборах. Предлагали произвести новое изследование в области мареотской, по делу о сокрушении св. сосудов[233]: но и обвинение, составленное на основании прежняго изследования, при обстоятельствах, благоприятствовавших единственно обвинителям, оказывалось ничтожным. – Во всем этом обнаруживалось одно желание – как-нибудь уклониться от справедливаго суда соборнаго.
Желая победить упорство противников, Осия соглашался на самыя снисходительныя условия. «Представьте ваши действительныя обвинения против Афанасия, – говорил им неоднократно миролюбивый пастырь, – пред всем собором, или мне на едине, и, будьте уверены, если человек этот будет признан виновным, – мы его отвергнем. Если же он окажется невинным, и изобличит вас в клевете, а вы и затем не захотите принять его, – я уговорю его удалиться со мною в Испанию». И св. Афанасий без противоречий соглашался на это[234]. Но враги его, избегая грозящей им опасности, желали одного, под каким-нибудь предлогом удалиться с собора, а потому объявив, что им нужно отправиться назад к себе,
