Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 2 - Монах Симеон Афонский
Новая хозяйка дома ужаснулась, увидев полчища тараканов.
– Напасть какая! Смотреть не могу… Нужно дом выморозить, обязательно нужно выморозить!
Я попытался уговорить испуганную женщину:
– Подождите, пожалуйста, когда мы с отцом уедем!
– Но как же мои родители въедут в дом с тараканами? Наши вещи уже на товарной станции стоят, – воспротивилась она.
Вечерняя метель завывала за окном, наметая большие сугробы. У дома собрались провожающие – работники издательства во главе с отцом Анастасией, чада отца Пимена из Москвы, сотрудники фирмы, которые тоже пришли проводить нас. Фонарь на столбе, скрипя, раскачивался под порывами ветра, отчего казалось, что вся зимняя декорация качается и летит куда-то вместе со всеми нами. В нетопленом доме стоял страшный холод. Новая владелица дома, завернувшись в шубу и обвязавшись по глаза теплым платком, сидела в зале на единственном табурете. Провожающие носили чемоданы и отцовские узлы в машины, которых на улице собралась целая кавалькада. Я заметил, что лицо у отца воспаленное и болезненно красное. Он ходил, пошатываясь.
– Папа, да ты страшно болен! – ужаснулся я.
– А? Что? Что такое? – озирался мой старик, плохо соображая, что творится вокруг него.
– Господи, вот беда, и еще на дорогу! Что мы с тобой делать будем, папа? Ты хотя бы понимаешь, что происходит? – тормошил я отца.
Из толпы суетящихся людей ко мне подбежал молодой послушник невысокого роста, с добрым лицом и маленькой черной бородкой:
– Александр, – представился он. – Батюшка, берем Федора Алексеевича под руки и ведем в машину! Там хоть теплее будет…
Я недоуменно посмотрел на него. Он понял мой молчаливый вопрос.
– Отец игумен взял билет и для меня, чтобы я помогал вам в пути. Нас ожидают в Адлере, я все устрою, – бойко рассказал он.
– Спасибо тебе, Саша! Ты вовремя появился. Тут, сам видишь, что творится!
На прощание руководитель фирмы долго тряс мою руку:
– Честное слово, очень рад был познакомиться с вами, батюшка! И жалко расставаться…
– Мне тоже очень жаль… – Я как мог ответил на его крепкое рукопожатие. Инженер, осмелившись, решил сказать мне самое приятное, что смог придумать:
– Я даже в Лавру теперь ходить буду на все службы, вот увидите! – пообещал он с воодушевлением.
– Вот этому буду очень рад, помоги вам Бог!
Мы обнялись на прощание. Последовали дружеские объятия с провожающими. Метель сыпала на нас искристые звезды, пороша глаза снежной пылью. Под жалобный скрип качающегося фонаря мы расселись по машинам. Отец Анастасий в микроавтобусе и еще две «Волги» с вещами поехали с нами на Курский вокзал. Отец сидел на заднем сиденье и тяжело дышал. Я положил его горячую голову себе на плечо.
– Папа, выпей таблетки, прошу тебя…
Он не отвечал, заснув на моей груди. Из-за метели ехали медленно и еле успели на готовый к отправлению поезд.
– Отец Анастасий, спасибо за все! Помолись, чтобы отец выздоровел. Просто не знаю, что с ним делать? Совсем разболелся…
Мой друг, прощаясь, посоветовал:
– Дай Федору Алексеевичу ципролет – лучшее лекарство! Помогай вам Бог! – Мы попрощались у двери вагона, поторапливаемые проводницей. – До встречи в Абхазии! Надеюсь еще увидимся… – Голос архимандрита заглушил гудок электровоза.
– Скорей, скорей прощайтесь, батюшки! Поезд сейчас отойдет… – волновалась проводница. – Что это с вашим стариком? Совсем больной!
В купе я с трудом уговорил отца принять антибиотики и еще долго сидел, глядя в морозное окно, где расплывались уходящие огни заснеженной Москвы.
Послушник Александр сладко посапывал на верхней полке.
Утром мне страшно было открывать глаза: если отец болен, мы пропали. Собравшись с духом, я взглянул на соседнюю полку – старенький Федор Алексеевич еще спал. Его лоб уже не пугал своей температурой. На одной из стрелок вагон качнуло, и отец проснулся.
– Сын, где это мы? – Он поводил глазами, не понимая, где находится.
– В Адлер едем, папа. Как ты себя чувствуешь? – с тревогой спросил я. С верхней полки свесилась лохматая голова Александра, прислушивающегося к нашему разговору.
– Вроде нормально. – Отец потер рукой лоб. – Ничего
