Письма. Том I. 1828–1855 - Святитель, митрополит Московский Иннокентий
И посему, при настоящих обстоятельствах моих, я решаюсь так: сына моего возьму с собою в Америку на службу, что для него почти и необходимо, и на будущую весну пошлю его опять в Аян с тем, если последуете позволение Св. Синода на открытие миссии в заливе Гиляков, то он пойдет туда; а если не последуете, или это дело будете поручено не мне, то он, взяв свою жену (которая посему остается в Аяне у родных), возвратится в Ситху. На случай же, если чаемая нами помощь от г. Голубкова почему-нибудь не получится и на будущий год, то, чтобы не остановить дела открытия миссии, я на первый год дам жалованье священнику с причетником из сумм, находящихся в моем ведении, а там! если Господу будете угодно, средства найдутся (обращаться же с подобною просьбою к Св. Синоду я уже не смею и не намерен; предоставляю все воле Господней). Нынешнего же лета, если будете случай, я велю Аянскому священнику побывать на Амуре для исправления треб между живущими там русскими.
Обо всем этом я уведомил Николая Николаевича и просил его написать и с его стороны к кому следуете, дабы священник Гавриил Вениаминов на будущий год мог иметь средства, как к существованию своему, так наипаче к начатию и продолжению возлагаемого на него поручения.
Честь имея уведомить о сем Ваше Сиятельство, я покорнейше прошу доложить о сем Св. Синоду и о последующем почтить меня Вашим уведомлением. Но, чтобы священник, Г. Вениаминов, по прибытии в Аян, тотчас мог знать, куда он должен идти: на Амур иди обратно в Ситху, покорнейше прошу Ваше Сиятельство копию с письма Вашего ко мне или выписку из оного приказать послать Аянскому священнику[193], для вручения сыну моему, или тому, кто будет послан вместо него на Амур.
С совершенным почтением и преданностью честь имею быть Вашего Сиятельства, покорнейшим слугою
Иннокентий, Архиепископ Камчатский.
августа 7 дня. 1831. Аянский порт.
Его Сиятельству Г. Обер-Прокурору Св. Синода, Графу Николаю Александровичу Пратасову.
Письмо 102
В дополнение к полуофициальному письму моему от 4-го августа к Вашему Высокопревосходительству[194], считаю нужным присовокупить следующее:
Бога ради, не подумайте, Ваше Высокопревосходительство, что я просьбу Вашу о снаряжении сына моего на Амур в нынешнем году не исполнил по каким либо своим видам или по нехотении моему. Нет! Конечно, для избежания суда и осуждены за нарушение соборного правила, я мог бы употребить обыкновенное мирское политико-дипломатическое средство, т. е. послать сына моего на Амур под видом посещения Русских на время, а он под разными предлогами мог бы остаться там на зиму. Но можно ли? да и зачем начинать великое дело Божие лукавством и средствами не Евангельскими не чистыми?
О перенесении кафедры нашей я ничего не получил но при настоящих обстоятельствах я очень доволен этим, тем более, что Вы в письме Вашем указываете на то, о чем я мечтал, т. е. о перенесении кафедры на Амур. О! если бы Господь велел мне это сделать при содействии и помощи Вашего Высокопревосходительства. Что касается лично до меня, то я готов на первый раз поместиться в юрте, лишь бы только было место, на котором бы могла установиться кафедра в буквальном смысле.
О снабжении Амурской миссии утварью, иконами и проч., не извольте беспокоиться; по возможности, на первый раз я снабжу всем. Желательно только, чтобы для Богослужений было какое-нибудь место или помещение особое — иначе Литургии совершать нельзя. Я об этом писал ныне же г. Невельскому и Орлову и для помещения священника с семейством я просил нанять хотя юрту у туземцев, если не будет возможности уделить в самом зимовье.
Очень жаль, что корабль Шелехов потерпел повреждение у зимовья. Но сравнивая обстоятельства Байкала и Шелехова совершенно почти одинаковый, даже у последнего лучшие — надобно думать, что Шелехов — гниль; а если это так, то слава Богу, что это открылось так благовременно и с такою ничтожною потерею. Это милость Божия — и Компании, и нам, которые хотели плыть на нем. Можно было полагать, что скорее Байкал потечет и повредится — как уже бывший в тропиках дважды, и стоявши на мели долее. Напротив того, Шелехов, считаемый за новый-дубовый и только три удара получивший-затонул.
Очень жаль, что средства казны нашей не дозволяют теперь иметь судно большого ранга для перевоза скота в Камчатку, при увеличивающемся в Петропавловске народонаселения. Но не все вдруг. Мало мяса — зато изобилие всего другого. Как я рад я благодарю Бога каждый раз, когда вижу или слышу, что транспорты пришли казенные, а это бывает каждый день. Слава Богу за это.
Очень приятно, что Камчатка наша прежде других стран будет исследована географически, химически и всячески, авось откроют и золото; а слухи об этом есть, г. Матин увез кусочек.
Супруге Вашей мое искреннейшее почтение и благодарность за память обо мне и за внимание ее к сыну моему.
С глубочайшим уважением, любовью и благодарностью, совершенно преданный Вам, честь имею быть Вашего Высокопревосходительства покорнейщий слуга
Иннокентий, Архиепископ Камчатский.
августа 8 дня 1851. Аянский порт.
Письмо 103
Сиятельнейший Граф, Милостивый Государь!
Г. Генерал-Губернатор, Николай Николаевич Муравьев, в письме своем ко мне, от 17 февраля 1851, из С.-Петербурга, между прочим, пишет, что «о перенесении кафедры Вашей из Америки на наш материк и о присоединении к Вашей епархии Якутской Области дело передано в Св. Синод; может быть, оно и замедлится, а может быть, и не без пользы; ибо при теперешних видах, чрез год или два полезнее было бы перенести к устью Амура; и если сын Ваш будет там, то, конечно, дело скорее подвинется».
К сему мне остается только повторить то же, что я имел честь сказать Вашему Сиятельству в прошлогоднем письме моем касательно сего предмета, т. е. «явно, что перенесением кафедры из Америки в Азию надлежит помедлить до тех пор, пока утвердится главный пункт соединение и сношений Сибири с Камчаткою и Америкою» (имея в виду именно Амур), и присовокупить к тому, что и самое партикулярное (как я выразился в том же письме) переселение меня в Аян, при настоящих обстоятельствах, надлежит отложить; ибо с нынешнего лета
