Откровенные рассказы странника духовному своему отцу - Сбоорник
Что же касается «безвидия», то есть чтобы не воображать и не принимать никаких явлений во время созерцания ни света, ни Ангела, ни Христа и какого-либо святого и отвращаться от всякого мечтания, то это заповедают опытные святые отцы, конечно, по той причине, что способность воображения удобно может воплощать или как бы оживлять умопредставления, а потому неопытный легко может увлечься такими мечтами, почесть их за явления благодатные и подпасть самопрельщению, а притом же, как изображает Священное Писание, что и сатана принимает вид Ангела света (2 Кор. 11, 14). А что ум естественно и удобно может находиться в «безвидии» и сохранять оное и при памятовании присутствия Божия, то это усматривается из того, что сила воображения может ощутительно что-либо представить в «безвидии» и держаться на оном представлении при внимании предметам, не подлежащим чувству зрения, не имеющим внешнего вида или формы. Так, например, представление и самоощущение души нашей – воздуха, тепла, холода; находясь на холоде, можно живо представить в уме теплоту, хотя оная и не имеет формы, не подлежит зрению, не измеряется осязанием находящегося на холоде! Подобно этому и присутствие духовного и непостижимого существа Божия можно представить в уме, сознавать в сердце в совершенном безвидии.
СТРАННИК: Случилось и мне в странствии моем слыхать от людей набожных и ищущих спасения, что они боятся под изветом прелести коснуться внутреннего делания. Некоторым и я с пользой почитывал из «Добротолюбия» наставления святого Григория Синаита, который говорит, что «сердечное действие не может быть прелестным (не так, как умственное), ибо если бы враг и захотел превратить теплоту сердечную в свое нестройное жжение или веселие сердца заменить мокротной сладостью, но время, опыт и чувство само собою обличат эти его коварства, даже для не очень ведающих это его ухищрение»…
Также встречал и других, которые, к большому сожалению, и познав стезю безмолвия и сердечной молитвы, в случае какого-либо преткновения или греховной слабости впадают в уныние и оставляют внутреннее делание сердца, познанное ими!
ПРОФЕССОР: Да это и очень естественно! Я и сам иногда на себе это испытываю, когда случится из внутреннего настроения уклоняться в развлечения или сделать какой-либо проступок… Ибо как внутренняя молитва сердца есть дело святое и единение с Богом, то прилично ли и не дерзновенно ли вводить дело святое в сердце греховное, не очистив его прежде безмолвным сокрушенным покаянием и достодолжным приготовлением к общению Божию? Лучше онеметь пред Богом, нежели износить «безумные глаголы» из сердца омраченного и развлеченного.
МОНАХ: Очень жаль, что вы так рассуждаете! Эта мысль «уныния», которая преступнее всякого греха, и составляет главное оружие темного мира в отношении к нам… Опытные святые отцы наши в таком случае совсем иное дают наставление. Преподобный Никита Стифат говорит, что если бы ты пал и низшел даже в глубину адской злобы, то и тогда не отчаивайся, а обращайся скорее к Богу, и Он скоро восставит упадшее твое сердце и даст тебе силу более прежней (гл. 54). Итак, после всякого падения и греховного уязвления сердца немедленно следует поставлять его в присутствие Божие для исцеления и очищения, подобно как зараженные вещи, пролежав несколько времени под влиянием солнечных лучей, теряют свою заразительную остроту и силу. Об этом множество духовных учителей говорят утвердительно. В борьбе с врагами спасения – страстями нашими, однако никак не должно отступать от живоносного делания, то есть призывания Иисуса Христа, сущего в сердцах наших! Поступки наши не только не должны отвращать нас от хождения в присутствии Божием и от внутренней молитвы, возбуждая беспокойство, уныние и печаль, но еще и способствовать к скорому обращению нашему к Богу. Младенец, водимый матерью, когда начнет ходить, скорее к ней обращается и крепко за нее придерживается, когда спотыкается.
ПУСТЫННИК: Я так об этом думаю, что дух уныния и обуревающие сомнительные помыслы возбуждаются удобнее всего рассеянностью ума и нехранением безмолвного обращения и самого себя. Древние богомудрые отцы одерживали над унынием победу, получали внутреннее озарение и укрепление в уповании на Бога в спокойном безмолвии и уединении, да и нам преподали в этом случае полезный и мудрый совет: «Сиди безмолвно в келье твоей, и она всему тебя научит».
ПРОФЕССОР: По моей доверенности к вам, мне очень желательно услышать ваш критический разбор моих мыслей относительно похваляемого вами безмолвия и благотворной пользы затворничества, которого так любят держаться пустынники. Вот как об этом я рассуждаю: так как все люди по закону природы, предписанному Творцом, состоят в необходимой зависимости один от другого, а потому и обязаны один другому помогать в жизни, и один для другого трудиться, и быть полезными один другому, то этой общительностью зиждется благосостояние человеческого рода и любовь к ближнему. А безмолвный затворник, удаливший себя от общения с людьми, чем может в бездействии своем служить ближнему и какую пользу приносит для благосостояния человеческого общества? Он совершенно разрушает в себе Закон Творческий, относительно союза любви к себе подобным и благотворного влияния на собратию!..
ПУСТЫННИК: Поскольку таковой взгляд ваш на безмолвие неверен, то и заключение неправильно. Разберем это подробно.
1. Уединенный безмолвник не только не находится в бездейственном и праздном состоянии, но преимущественно действует и даже более, нежели участвующий в общественной жизни. Он неутомимо действует высшей разумной своей натурой: наблюдает, соображает, следит за состоянием и ходом нравственного своего бытия. Это истинная цель безмолвия! А насколько полезно это для собственного его усовершенствования,
