Щит веры – воину-защитнику в помощь - Иеромонах Прокопий (Пащенко)
Мысли, комментирующие такое понимание страдания, приводились как в беседах цикла «Тирания мысли и алкоголь», так и в статье с одноимённым названием. Человек, испытывающий страдание и чувство вины, действительно может прийти к изменению точки зрения на совершённое, но совсем не в том ключе, о котором писал Зощенко. Человек, творчески осмысливший страдание, может прийти, например, к мысли, что если бы он ещё раз оказался в пройденной им ситуации, он бы не поступил так, как поступил. Тогда чувство вины может быть преодолено.
На этот счёт в книге «Победить своё прошлое: Исповедь — начало новой жизни» приводились мысли митрополита Антония Сурожского относительно одной пожилой женщины. Ей, по мнению митрополита, было дано заново пережить свою жизнь. Когда человек приходит в зрелый возраст, то он ставится Господом «перед лицом всех тех греховных ошибок, дурных поступков, ложных пожеланий», которые были в его жизни. Когда прошлое воскресает в сознании человека, он возвращается к вопросу: как бы он поступил, если бы оказался в прошлом?
Например, женщина постоянно думает о совершённом аборте и не может успокоиться. Вновь и вновь она возвращается в прошлое. Она вспоминает, что была молода, неопытна, напугана. На неё давили, она не хотела обременяться заботами о ребёнке во время учёбы в ВУЗе. После совершённого прошли годы. Она так и не сумела родить ребёнка. Тот шанс стать матерью оказался шансом единственным. Если женщина отбросит все самооправдания и скажет себе, что не стала бы убивать ребёнка, то ей станет легче. Если ещё она принесёт своё раскаяние на исповедь и в течение сорока дней будет делать, например, по сорок земных поклонов и читать покаянный канон Иисусу Христу, то бетонная плита может быть снята с её души. Если же процесс самооправдания будет продолжен, то плита с души так и не будет снята.
Если, по мнению владыки, греховные поступки прошлого стали «абсолютной невозможностью», то воспоминания о них не будут возвращаться ни во сне, ни наяву. «Если же ты не можешь так сказать, — говорил митрополит Антоний пожилой женщине, — знай, что это не твоё прошлое — это ещё твоё греховное настоящее, неизжитая греховная неправда»[92].
Мысль владыки важна в контексте развернувшегося разговора о «Трёх Д». Если человек, испытывающий чувство вины, будет пытаться преодолеть внутреннее страдание самооправданием, то начнётся процесс его разложения как личности.
К такому выводу пришёл психиатр Бруно Б., наблюдая за заключёнными. Этот вывод можно соединить с приведёнными выше мыслями психиатра Виктора Франкла о психоанализе. С одной стороны, психоанализ может пытаться освободить человека от чувства вины, представив человека пешкой, на которую действуют внутренние силы. Но с другой стороны, если человек начинает воспринимать себя пешкой (которая, по современному выражению, «не при делах»), то человек деперсонализируется.
Сторонником методов психоанализа как раз и был Бруно Б. Но когда он попал в концентрационный лагерь в качестве заключённого, он пришёл к мысли, что снятие человеком с себя ответственности за свои шаги (чем бы он такое снятие ни пытался объяснить) ведёт к регрессии личности. Также он понял, что поведение человека в лагере не удавалось встроить в уже имеющиеся схемы (иными словами, схемы удавалось строить на бумаге во время относительно спокойной жизненной обстановки).
«Психоанализ, — писал он, — на котором я пытался строить жизнь, обманул меня в моих ожиданиях в условиях элементарного выживания. Я нуждался в новых основаниях. И я пришёл к ясному решению — реагировать на среду без компромисса с самим собой. Некоторые заключённые пытались раствориться в среде. Многие из них либо быстро деградировали, либо становились „стариками“ [то есть теряли рефлексию в отношении происходящего, переключались на слепое и автоматическое выполнение приказов]. Другие пытались сохранить себя прежними — у них было больше шансов выжить как личности, но их позиции не хватало гибкости. Многие из них не могли жить в экстремальной ситуации, и если их в скором времени не выпускали, то они погибали… Я понял, что в ситуации выживания те качества, которые я приобрёл, занимаясь психоанализом, больше мешали, чем помогали».
Инструменты психоанализа не давали ему оснований для того, чтобы сделать прогноз в отношении последующего поведения человека: «Что человек совершит в следующий момент: пожертвует собой ради других или в панике предаст многих ради смутной надежды на спасение?»
Бруно Б. осознал, что пока нет угрозы его жизни и жизни других людей, он может позволить себе считать, что поведение соответствует «подсознанию». Пока собственная жизнь течёт размеренно, можно позволить себе считать, что работа подсознания выражает если не «истинное я», то хотя бы «сокровенное я». «Но когда в один момент моя жизнь и жизнь окружающих меня людей начинает зависеть от моих действий, тогда я понимаю, что мои действия гораздо больше выражают моё „истинное я“, нежели мои бессознательные либо подсознательные мотивы».
В концлагере для Бруно «стало очевидным, что эго ни в коем случае не служит только лишь рабом id[93] или суперэго[94]. Были случаи, когда сила эго не проистекала ни из того, ни из другого».
А теперь — о желании уйти от чувства вины в модели, растворяющие человека. Некоторые заключённые пытались смягчить чувство вины, возникающее вслед за их агрессивным поведением. Агрессивное поведение они оправдывали невыносимыми условиями жизни. Так, один заключённый, избив другого, обычно говорил: «Я не могу быть нормальным, когда приходится жить в таких условиях» (люди в условиях мирного времени говорят: «Не мы такие, жизнь такая»).
Рассуждая подобным образом, заключённые приходили к мысли, что они искупили не только ошибки прошлого, но и прегрешения будущего. Часто они отрицали свою ответственность и вину, чувствуя себя вправе ненавидеть кого-то, даже если трудности возникали по их вине. «Такой способ сохранить самоуважение в действительности ослаблял заключённого. Обвиняя внешние силы, он отрицал персональную ответственность не только за свою жизнь, но и за последствия своих действий. Обвинять других людей или обстоятельства за собственное неправильное поведение свойственно детям. Отказ взрослого человека от ответственности за собственные поступки — шаг к разложению личности».
То есть получалось, что внутри себя человек создавал ту модель, которую в него пыталась внедрить СС, чтобы подавить его. Группам заключённых, которых СС хотело уничтожить, давали ясно понять, «что не имеет ни малейшего значения, насколько добросовестно они работают или стараются угодить начальству». Разрушалась вера и надежда на то, что они могут повлиять на свою судьбу. И тот, кто начинал верить, что в своём поведении управляется некими силами, становился неспособным повлиять на своё положение.
По мнению Бруно, человек
