Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 2 - Монах Симеон Афонский
– Отец, представь: то, что эти заключенные уверовали в тюрьме, им не дает никаких привилегий, а даже наоборот – издевательства и оскорбления от сокамерников. То, как они веруют и как живут своей верой, находится за гранью нашего понимания…
– Должно быть, отче… – в раздумье проговорил я.
– Не «должно быть», а так и есть! Я знаю, – внушительным, без всяких сомнений, голосом сказал духовник. – На телевидении недавно показывали документальный фильм о нашей тюрьме. Я тебе потом покажу. Ты читал книгу архимандрита Спиридона «Из виденного и пережитого. Записки миссионера»?
– Нет, отец Тарасий, даже не слыхал о ней, простите…
Он взял с полки книгу и протянул мне:
– Возьми, почитай. Многое в ней трудно принять, но это одно из сокровенных глубоких исследований на тему духовничества, для которого нужен свой читатель. Потом скажешь свое мнение…
Заметив, что я углубился в текст, архимандрит остановил меня:
– Потом почитаешь… Хочешь завтра со мной послужить литургию в тюремном храме?
– Хочу, отче, но мне еще нужно во что бы то ни стало попасть к отцу Кириллу, – засомневался я.
– А он все равно болеет и к нему никого не пропускают, – уверил меня архимандрит. – Я знаю точно. Ну что, согласен?
– Согласен.
Ранним утром нас привезли к тюрьме. Перед нами одна за другой открывались тяжелые металлические двери с множеством замков. Вид суровых, неумолимых лиц надзирателей пробирал до холодка по спине. В длинном узком коридоре с тусклыми лампочками справа и слева шеренгой располагались двери камер. В спертом воздухе стоял крепкий табачный запах.
– Дымят как паровозы, – пошутил видавший виды архимандрит. – Хочешь взглянуть? Ты такого еще не видел!
Он приоткрыл в одной из камер маленький глазок. Оттуда, сквозь клубы табачного дыма, вырвалось множество голосов, говорящих вразнобой. Я заглянул в отверстие: в крохотной камере размером чуть больше вагонного купе, с нарами в два яруса по всем стенкам, было битком набито всякого народу. Среди взрослых заключенных находились еще совсем мальчишки. Все они сидели на нарах, свесив ноги и безпрерывно курили. Разговор в основном состоял из ругательств. Не выдержав такого зрелища, я отпрянул назад. Духовник понимающе хмыкнул:
– Вот так-то… Сказать нечего… – Он закрыл металлический глазок. – А мне им еще нужно проповедовать!
На литургию в церковь, сопровождаемые охранниками, пришли с десяток заключенных, с хмурыми изможденными лицами. Надзиратели нетерпеливо подталкивали медлительных. Отец Тарасий служил истово и вкладывал в молитвы всю душу. Я тоже старался молиться, но молитва шла с трудом и очень тяжело, словно душа находилась в аду. К Причастию никто не подошел.
– В этой группе ни один не приготовился. Не понимают ничего, – шепнул мне архимандрит. – Сейчас я им слово скажу…
Пока он говорил, искренне и убедительно, я рассматривал заключенных из-за завесы Царских врат. Многие не слушали и просто переминались с ноги на ногу, словно они пришли в храм размять ноги. Некоторые зевали и посматривали по сторонам. Два или три скорбных лица выказывали внимание и усилие понять смысл того, что говорил им лаврский проповедник. Его проповедь содержала ряд простых и поучительных примеров об обращении души к добру и следовании за Христом. После своей трогательной речи духовник попросил меня:
– Пойди, отец, раздай антидор в храме…
Я взял тарелку с мелко нарезанным антидором и, подойдя к каждому заключенному, предлагал освященный хлеб. Почти все взяли по несколько кусочков сразу, прося разрешения принести святыню сокамерникам. Несколько человек отказались – совсем молодые парни, но уже с испорченными взглядами и лицами. Их было очень жаль.
Когда мы возвращались в монастырь, отец Тарасий спросил:
– Ну, как впечатление?
– Запредельное, отче. Такая мера духовничества выше моего разумения… А увидеть такое для собственного смирения очень полезно. Спасибо.
Мой собеседник согласно кивнул головой.
Удивительную книгу русского миссионера я читал всю ночь. На мой взгляд, это одно из самых невероятных в своей суровой реальности повествований о служении русского священника в сибирских тюрьмах. Под впечатлением этой книги у меня даже родилось стихотворение.
Архимандриту Спиридону, миссионеру.
* * *
