Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 2 - Монах Симеон Афонский
Я шел вниз по тропе вслед за отцом Агафодором, понимая, что у старца начались сложные времена и его отделяют от братства Свято-Троицкой Лавры неспроста… Слова батюшки произвели на меня впечатление: «Вот путь, который, возможно, станет моей жизнью на Афоне – ежедневная литургия, как у Ефрема Катунакского…»
Мне очень хотелось подражать его углубленному и самоотверженному литургическому служению.
– Отец Агафодор, ты согласен помогать мне служить в Троицком храме литургии каждый день? Можем служить по очереди, если хочешь, – предложил я моему другу.
– Служите вы, батюшка, а я, по Афонской традиции, пока опасаюсь предстоять у Престола каждый день… Здесь рукополагают в священнослужители только после тридцати лет! – ответил он, явно смущенный таким поворотом в нашей жизни. – А помогать буду охотно, как благословите…
– Знаешь, отче, я решил брать записки о поминовении от паломников и молиться о всех этих людях на наших литургиях. Это и будет моим рукоделием и к тому же на хлеб заработаем… Как ты думаешь? – обратился я к иеромонаху. Он повторил свои слова:
– Как благословите!
Выбрав время, мы отправились на Новую Фиваиду, уплатив, по нашим понятиям, немалые деньги морскому такси, курсирующему между Дафни и Уранополисом. Огромный метох находился в плачевном состоянии, но братству удалось привести в относительный порядок нижний храм святых апостолов Петра и Павла и восстановить несколько келий. После исповеди мы разговорились с отцом Херувимом. Он, благодушно посматривая на нас, ворковал тихим голоском:
– Я, отец Симон, постоянно благодарю Господа, что попал на Афон. Батюшку, конечно, пришлось умолять, чтобы отпустил меня сюда. Вот Бог и привел нас встретиться… Видел, Симон, в иконостасе нашего храма икону Матери Божией «Отрада»? Прямо настоящее обретение этой иконы получилось! Всё отсюда вывезли, а кое-что, может, и разграбили, как Мамай прошел… Полез один наш брат на чердак и обрел икону – целехонькой! Благословение Самой Матери Божией… – духовник приумолк, молясь и перебирая четки. Я с умилением смотрел на его милое детское лицо со множеством морщинок у глаз. – Но бывают сильные искушения, хоть и Афон, а враг работает вовсю! Сижу я как-то здесь, в своей келье, ночью, и молюсь. Лампадка в углу горит. Смотрю, а ручка в двери тихонечко поворачивается. Я сильно испугался: «Кто там? – говорю. – Вы, отцы?» Молчание… Я быстренько – раз! И ключ в двери повернул. А дверная ручка медленно на свое место вернулась. Утром наших спрашиваю: «Отцы и братия, кто из вас ночью ко мне приходил?» А мне все говорят: «Аввочка, мы вас ночью не дерзаем тревожить! У вас днем все время исповеди, вам ночью молиться надо…» Так-то, отец Симон. Мы теперь каждый вечер с крестом вокруг корпуса ходим с тропарем Честному Кресту, чтобы врага отогнать…
– Батюшка, можно к вам на исповедь приезжать? – спросил я напоследок.
– Приезжай, приезжай, это с Карули-то? Не близко. Я там ни разу не был…
– А вы к нам приезжайте, батюшка! Все вам покажем…
Отец Херувим задумался:
– Ждите, постараюсь приехать. А как там наш старец поживает? У нас здесь нет никакой связи…
– Говорит, жив и здоров, слава Богу! Передает вам поклон. Только у него возникли искушения: его перевели в Переделкино. Он там сейчас людей принимает, – с печалью в голосе промолвил я.
– Вот оно что… Значит старец опасен стал, потому что о печатях антихриста говорит. За это его и удалили из Лавры. Нужно будет в Дафни съездить, поговорить с аввою…
Мы оставили духовника в тревожном состоянии. Это чувство передалось и мне: как теперь видеться с отцом Кириллом и когда это станет возможным?
На Каруле мы с иеромонахом начали каждый день служить литургии в Троицком храме. Пел мой друг прекрасно и даже всю литургию мог петь по-гречески. Затемно, в четыре часа утра, я шел в храм и начинал проскомидию. Теперь мы брали записки от паломников о поминовении, с которыми они передавали также и деньги, кто сколько даст. Стало жить несколько легче, тем более, что наш ладан брали в лавках Дафни и сразу же выплачивали за него драхмы.
От литургии к литургии благодать возрастала в душе, а потому все душевные переживания сопровождались ощущением блаженства. Так, в упоении ежедневными богослужениями, шел месяц за месяцем, пока я не заметил, к своему огорчению, что, хотя душа и пребывает в блаженном состоянии, тем не менее, ум мой расслабился, и появилась леность к Иисусовой молитве. Мое сердце легко пропускало всякие помыслы; меня раздражало все, что мешало служить в уединении, – и ранние крики погонщиков, и постоянный запах мочи и навоза от мулов с проходящей рядом тропы, и множество мух на нашей кухне. Русские паломники, узнав о том, что на Каруле служат два иеромонаха из России, стали безпокоить нас частыми визитами. Я попробовал навесить на калитку замок, но ревностные посетители предпочли тогда другой путь – через каменную стену. Пришлось убегать в расщелины скал или прятаться в крохотную пещерку под тропой, со стороны обрыва. Духовное состояние мое представлялось плачевным: усилились различные мечтания, помыслы о мире и об оставленном отце свободно проникали в мой ум даже на литургии – и все это не могло не вызывать тревогу.
