Путь человека в Божественной Вселенной - Вера Георгиевна Синельникова
Ущербностью Ума объясняется то безоглядное упорство, с которым он, как ему кажется, ведёт человечество по пути Прогресса, а на самом деле заводит в абсолютный тупик. Казалось бы, чего проще? Взглянуть открыто на звёздное небо, на распускающийся цветок, на улыбку ребёнка, на землю, пробуждающуюся с рассветом и уходящую в дремоту на закате солнца, уловить этот вселенский ритм и дыхание Жизни, чтобы не просто признать, а ощутить всем существом своим великую непреходящую гармонию и глубинную, фундаментальную, непостижимую разумность Мира. Но нет! Отыскав в толще древних горных пород скребок для разделывания шкур или каменную иглу, наука торжественно провозглашает, что они созданы разумным существом, и при этом ничтоже сумняшеся продолжает твердить, что Вселенная с бесконечным количеством наполненных жизнью галактик самосоздалась из хаоса, возникшего после большого взрыва. Сталкиваясь с каким-нибудь загадочным с её точки зрения, хотя и вполне естественным для эзотерического взгляда, явлением, она бескомпромиссно отвергает саму возможность его существования лишь потому, что оно не нашло подтверждения в лабораторных условиях. Даже очевидность того, что научное постижение Мира не только не делает человеческое бытие всё более гармоничным, а, напротив, усиливает его дисгармонию, мало смущает Мысль, убеждённую, что за следующим поворотом, после новых, доселе невозможных открытий, после покорения высочайших вершин и глубочайших глубин познания, наступит эра райского благоденствия. Здесь столь почитаемая Умом госпожа Логика вообще отступает в тень и умолкает. Ведь если человеческий разум возникает как следствие самопроизвольно эволюционирующей материи, и этот разум, представляющий вершину эволюции, за каких-нибудь пару тысяч лет превращает цветущую планету в хранилище смертельного оружия и арену бесконечных сражений, о какой перспективе, о каких путях выхода может идти речь, куда ещё может завести подобная эволюция?
Сущность и роль Ума легко проследить на примере отдельной судьбы цивилизованного человека. Ребёнок, на каких бы широтах и в каких бы условиях ни случилось его рождение, излучает любовь и доверие к Миру. Для него и камень, и травинка, и далёкая звезда — живые существа. Но вот вступает в действие дифференцирующая сила формирующегося интеллекта. На смену ясному открытому взгляду, бесхитростной и бескорыстной любви приходит определяемое многими параметрами мировоззрение — сумма впитываемых знаний и переживаемых впечатлений. Общество, в котором всё обозначено и оценено, вынуждает человека к выбору позиции, дороги, по которой предстоит идти, людей, с которыми предстоит общаться и которые для него тоже разделены и обозначены. Внутреннее существо до поры-до времени служит источником тепла и света, неким индикатором верности избираемого пути, различения «плохо» или «хорошо», «истинно» или «ложно», «важно» или «неважно», однако, под мощным влиянием информационных потоков и всесильных жизненных обстоятельств, его голос слабеет в большинстве случаев постепенно затихает. Остаётся один руководитель и наставник — вездесущий и всеведущий Ум. Он подскажет, направит, убедит. Эта картинка вполне приложима к историческому пути человечества.
Чем дальше от истоков, тем разветвлённее и запутаннее системы знаний, отраслей человеческой деятельности, понятий об устройстве мира. Наконец, оказывается, что у каждого свои представления о добре и зле, о справедливости, о достоинстве, благополучии, и нет такой единой шкалы, единого ориентира, общей системы координат, которая давала бы возможность представителям разных возрастов, профессий, народов чувствовать и сознавать себя как единое целое с остальным миром и исповедовать единые в главном принципы существования. (Как и говорил Протагор, словно предсказывая будущее, что абстрактной Истины нет, истина всегда конкретна, меры вещей устанавливаются людьми, ни священный авторитет, ни законы природы не определяют норм). Невольно человек идентифицирует свою микровселенную со всем миром или, по крайней мере, всё остальное, другое либо недоступно его пониманию, либо не представляется ему столь же важным, значимым, интересным, заслуживающим внимания и уважения, как его собственный путь, его собственные обстоятельства. Что может, к примеру, профессиональный политик или высокопоставленный чиновник, озабоченный не столько общим благом и даже не столько собственным имиджем, сколько собственным кошельком, знать о жизни шахтёров, ежедневно спускающихся в жаждущее жертв чрево забоя? Инженер, конструирующий электрический стул, озабочен безупречностью функционирования своего творения, будущие жертвы для него — абстрактные величины, так же, как и для пилота, производящего дежурный рабочий сброс бомб или ракетчика, нажимающего на кнопку пуск. Учёный, свято верующий в великую миссию науки, не спит ночами, доводя до совершенства своё изобретение, за которое, с большой вероятностью, тут же ухватятся военные для создания такой программы, такой техники, которые позволят уничтожать наибольшее количество людей — не своих, других, хотя, впрочем, при некоторых обстоятельствах, своих — тоже.
Ненависть, холодная, рассудочная, отнюдь не являющаяся природным феноменом, тоже зарождается в нашем сознании как плод всеобщего отчуждения. Ненавидеть — не видеть, не понимать. И поскольку жизненных позиций, мерок добра и зла, представлений и справедливости не счесть, каждый может найти себе по вкусу виноватых, чужих, лишних на этой планете.
Спасительную соломинку, данную человечеству для сохранения живой связи с Космосом, воспринятую нашим разумом как образ Бога, постигла участь всего того, чего касается Интеллект. Бог, всё ещё (чаще всего либо формально, либо при смутном понимании связи этого образа с подлинным устройством Мира) почитаемый как создатель Мира и вершитель судеб, умственными манипуляциями раздроблен на мелкие части, которые не только не удаётся собрать воедино, но, напротив, искусно противопоставляются друг другу. А поскольку внутреннее существо загромождено, накрыто мощным слоем рассуждений, представлений, умственных убеждений, человек оказывается отчуждённым не только от окружающей среды и других людей, но и от самого себя, от своей божественной сути. Он всё реже задумывается о себе, всё реже к себе прислушивается, всё меньше себя понимает. Он бежит от глубоких размышлений, глубоких поисков. В тесной каморке собственного мировоззрения душа остывает исподволь, утрачивая связующую нить родства со всем и со всеми.
Получается парадоксальная вещь. Если Мысль лишь трактует и затеняет Истину, а обладает ею наше внутреннее существо, как олицетворение Божественного Закона, то чем дальше человек от истоков, чем более его душа пленена покровом умственных предпочтений, то есть чем более он цивилизован в нынешнем понимании этого термина, тем он дальше от Истины. И напротив. Человек, не слишком обременённый грузом цивилизационных наслоений, ближе к подлинному пониманию Истины, чем его «продвинутый» и просвещённый собрат. Не зря провинциальная Россия всегда почиталась как нравственный тыл государства. Но живая эта Истина находится в дремлющем состоянии, словно ожидая раскрытия, пробуждения. И здесь в силу вступает другой парадокс. Человек оказывается не в состоянии сопротивляться поверхностной, но огромной мощи Ума — фактического двигателя и направляющей силы развития цивилизации. К примеру, сложно убедить крестьянина, чистого душой, обожающего свой родной
