Тюдор Парфитт - Потерянный Ковчег Завета
— Мм… — Рабин, потирая руки, загадочно улыбнулся. — Думаю, где-то на Ближнем Востоке или в Африке. Есть еще ничтожный шанс, что в девятом веке до нашей эры некий фараон, который в Библии именуется Сусаким, привез его в Египет. Или же это произошло позже. И если Ковчег спрятали в Египте, то есть надежда, что благодаря сухому, жаркому климату он сохранился. Если же продолжить рассуждения, можно найти несколько вполне серьезных вариантов. И даже одну или две, скажем так, подсказки.
Я видел, что Рабин невольно наслаждается разговором. Не слушая моих возражений, он заплатил за чай, крепко взял меня за локоть и повел по шумной Рехавии к себе домой.
В заставленном книгами кабинете Рабин вынул из старого буфета запыленный том.
— Знаете, как на иврите «буфет»?
— Конечно. «Арон».
— Правильно. Арон — ящик или буфет, вместилище, нечто, в чем можно держать какие-то вещи. Слово очень простое, нет в нем ничего необычного или возвышенного. И такое же слово у нас обозначает Ковчег — арон хабрит — вместилище Завета. А вот английское слово «ark» восходит к латинскому «arca», что довольно загадочно и даже, как сказали бы некоторые, романтично. А в иврите это просто обычное слово, означающее «вместилище» или, еще более прозаично, «ящик».
— А других значений у него нет? — поинтересовался я. — Есть у этого слова родственные в других семитских языках?
В уме у меня мелькнуло слово «Нгома», но я от него отмахнулся. Насколько я знал, между семитскими языками и языками банту ничего общего нет.
— Родственное слово в аккадском языке второго тысячелетия и в финикийском означало «гроб», а в аккадском первого тысячелетия, если я верно помню, могло означать «деревянный ящик».
— «Гроб», мне кажется, далековато от «места обиталища живого Бога», — заметил я. — На первый взгляд получается как-то абсурдно.
— Не знаю, — сморщив нос, что только прибавило ему обаяния, ответил Рабин. — Но сомневаться не приходится: в языке древнееврейских рукописей его значение именно таково — нечто вроде гроба, а в Библии — в одном или двух местах оно используется в таком же значении и буквально означает «гроб», но общее его значение — ящик, вместилище. Итак, где теперь может быть этот старый ящик? Какими подсказками мы располагаем? — спросил он с мальчишеской улыбкой. — В записях иудейских философов, — продолжал Рабин, — и даже в Библии есть несколько намеков на местонахождение Ковчега. В ранних трудах раввинов, к примеру, упоминается, что царь Иосия, который занял иудейский трон около 639 года до нашей эры — точная дата неизвестна, — по указанию пророчицы Олдамы спрятал Ковчег где-то в Храме. Так всегда думали евреи. Раввины писали, что Ковчег спрятан «в своем месте». Иными словами — где-то в Храме. Например, под полом той части Храма, где хранились дрова для жертвенных костров.
— Если оставить в стороне политические проблемы, то, займись вы поисками Ковчега, вы бы искали именно в Храме?
— Если бы искал, то начал бы с документов. То же самое я твержу студентам: идите к текстам, В старых пыльных книгах хранится гораздо больше, чем принято думать. В данном случае нас могут просветить свитки Мертвого моря.
История этой уникальной находки началась в 1947 году на суровых холмах Палестины, в те времена, когда яростный конфликт между арабами и евреями вышел из-под контроля, и британцы, которые уже двадцать лет заправляли в Палестине, начали собирать чемоданы. Некий бедный грязный пастух бродил среди скалистых холмов Мертвого моря в поисках пропавшей козы. Он увидел пещеру и бросил в нее камень. Однако вместо блеянья испуганной козы раздался треск разбиваемой глиняной посудины. Осмотрев пещеру, пастух нашел несколько глиняных сосудов, в которых находились свитки. Семь из них он продал иерусалимскому сапожнику и по совместительству антиквару Кандо; тот, в свою очередь, — и не без прибыли — продал их клиентам в Священном городе: три — ученому из Еврейского университета и четыре — епископу православного монастыря Святого Марка.
С 1947 по 1956 год в одиннадцати разных пещерах обнаружилось более восьмисот рукописей и фрагментов. Как только о них узнала пресса, свитки стали настоящей сенсацией. Что они расскажут о происхождении христианства, о личности Иисуса и правдивости библейских текстов? По мнению ученых, свитки спрятали члены малоизвестной иудейской секты ессеев, чья община проживала в этой пустынной местности. Они хотели спасти свитки от римских солдат, которые разыскивали евреев, замешанных в восстании против Римской империи (66–70 годы нашей эры).
Одной из самых замечательных находок был Медный свиток. Обнаруженный в третьей по счету пещере Кумрана, этот свиток перечисляет шестьдесят четыре подземных тайника с ценностями — золотом, серебром, благовониями вроде ладана и мирры — и рукописями. Некоторые ученые поначалу не желали верить, что перечень сокровищ — подлинный. Кое-кто даже полагал, что это нечто вроде сборника легенд о кладах. Я поинтересовался мнением Рабина. Он пожал плечами:
— Медный свиток доставил нам хлопот. — Рабин взял с книжной полки папку и вынул из нее пожелтевшую газетную вырезку. — Вот что писали в «Нью-Йорк таймс» после публикации Медного свитка: «Можно подумать, все это написано каким-нибудь персонажем „Острова сокровищ“ — притом кровью и в безлунную ночь». — Рабин рассмеялся. — Но если свиток и ставит нас в тупик, он вовсе не обязательно подделка. Конечно, трубить о нем повсюду не следовало… лучше бы избежать золотой лихорадки. Многое из того, что говорили в те дни ученые, было не по делу, — Милик, Мувинкель, Зильберман и даже де Во.
Я их хорошенько разнес, — пробормотал Рабин не без некоторого академического снобизма. — Они полагали, что свиток — некая шутка, устроенная полуграмотным чудаком-переписчиком. Да уж, картина довольно забавная — пустыня, истоптанная козами вонючая пещера и убогий отшельник, который — шутки ради — усердно выцарапывает на медной пластине список бесчисленных, но несуществующих сокровищ Храма. Боюсь, мои еврейские предки не настолько славились чувством юмора! Я не прав?
Нет, — продолжал Рабин, — думаю, Медный свиток есть то, что есть, — дословная передача неких сведений. Этот документ составлен священниками из Иерусалима, я уверен. Перечень тайников, где были укрыты сокровища Храма. Именно перечень — никаких цветистых выражений, даже никаких глаголов. Одни голые сведения. Беда в том, что описания тайников лишены смысла. Вот, например…
Он отыскал какой-то отрывок в книге, которую снял с полки, и прочел: «В углублении старого Дома дани на Плите цепи: шестьдесят пять слитков золота».
Рабин лукаво посмотрел на меня:
— А как насчет этого? Целая куча добра, как здесь утверждают, находится в стоке, отходящем от цистерны с водой. Или вот еще клад, тщательно спрятанный «за Второй оградой в подземном ходе, ведущем на восток». Или еще — бесценное сокровище «в трубе для вод у северного бассейна». Каково? Уж на что иерусалимские почтальоны славятся умением отыскать адрес, написанный любым языком и почерком, — хихикнул он, — но тут бы и они спасовали. Современным людям подобные описания ни о чем не говорят. Что касается главной ценности святилища, тут, боюсь, сведения еще более туманные.
— Думаете, сообщение зашифровано?
— Да, была такая мысль. Но, насколько я чувствую этот документ, он — то, чем кажется. Перечисление примет, утративших, увы, всякий смысл.
И Рабин прочитал еще:
— «В пустынной долине Ахор в пещере у подъема горы, смотрящей на восток, на которой сорок камней, спрятана скиния и все золотые принадлежности». Речь вполне может идти о Ковчеге. — И Рабин как-то очень уж энергично потер подбородок.
У меня мелькнуло воспоминание о той ночи, когда я вместе со своим телохранителем, полицейским Тагарузе, шагал к горе Думгхе. Эта гора как раз смотрит на восток и покрыта огромными круглыми валунами. И под ней, как говорят, спрятан Нгома Лунгунду. Неужели здесь есть какая-то связь?
— Долина Ахор? — прервал я Рабина. — Она имеет к этому какое-то отношение? Что означает «ахор»? Вы имеете представление о том, где она находится?
— К сожалению, нет, — ответил он. — Неизвестный автор Медного свитка не дает ссылок на карты. Принято считать, что это где-то у горы Нево в Иордании. Так написано в апокрифической Маккавейской книге.
Рабин взял с полки еще одну книгу и прочитал: «Сей пророк, по бывшему ему Божественному откровению, повелел скинии и Ковчегу следовать за ним, когда он восходил на гору, с которой Моисей, взойдя, видел наследие Божие. Придя туда, Иеремия нашел жилище в пещере и внес туда скинию и Ковчег и жертвенник кадильный, и заградил вход. Когда потом пришли некоторые из сопутствовавших, чтобы заметить вход, то не могли найти его. Когда же Иеремия узнал о сем, то, упрекая их, сказал, что это место останется неизвестным, доколе Бог, умилосердившись, не соберет сонма народа».[5]
