Константин Серебров - Мистический андеграунд
Через несколько дней "Кадарсис" уезжал на гастроли в Брянск.
– Я могу взять только Касьяна, – сказал Джи. – Так требует царек нашего карточного королевства.
– А я? – требовательно спросил Петрович.
– А твоя задача – работать над собой. Основные направления работы – Фея и Гиацинта.
Отношения с Феей должны углубляться все больше и больше. От простой светской благожелательности, от согласия распить бутылочку-другую нужно перейти к тому, чтобы Фея раскрыла перед тобой глубины тех горних миров, в которых она королева. Она лишь притворяется человеком.
Внешние обстоятельства очень просты: жизнь в Шкатулке, совместное ведение хозяйства, прогулки в магазин, на почту или за пивом. Глубина зависит от твоего уровня бытия. Ты можешь стать ее учеником. Но для этого нужна твоя инициатива, которая может служить передаточным звеном между гением Феи и внешним миром.
Что же касается госпожи Гиацинты, то это вполне сложившаяся гранд-дама высокого ранга. Она прошла невероятно трудную школу таких сущностей, которые бродят уже в преддверии потустороннего, – Адмирала и Али. У Гиацинты ты можешь учиться ведению хозяйства, а также искусству рассказчика и писателя. Причем очень важно, чтобы Гиацинта поделилась с тобой воспоминаниями о прошлом, о людях, которых ты уже почти всех знаешь. Тогда их можно увидеть с совершенно другой, сущностной стороны.
– Смотри, Петрович, – покосился я, – не переусердствуй в обучении у Гиацинты, а то секир-башка…
– В этом видна вся твоя мизерабельность, – усмехнулась Гиацинта, подозрительно нежно глядя в глаза Петровичу.
Утром джаз-банд прибыл в неприветливый Брянск. Пронизывающий ветер задувал снежную крупу в рукава и за воротник пальто. Нас встретил синий филармонический автобус и отвез в гостиницу. Время тянулось однообразно и скучно: я не мог войти в поле Джи и вертелся на периферии своего сэлфа. О чем бы я ни начинал думать, мои ревнивые мысли сходились к одной ужасной точке: "Гиацинта осталась с Петровичем".
– Да что это с тобой? – спросил Джи после концерта. – Может, у тебя температура?
– Хуже – у меня ревность, – честно ответил я.
– На тебе лица нет – ты словно черная туча в предвестии грозы. Пойдем, погуляем.
Я молча оделся и заспешил за Джи. Мы шли по обледенелой дороге и через полчаса оказались на огромном озере, скованном льдом.
– Я прихожу в бешенство, – наконец заговорил я, – когда представляю себе, как Петрович закручивает любовную игру с госпожой Гиацинтой.
– Опять впал в состояние жалеющего себя Грушницкого, – покачал головой Джи. – Не можешь дотянуть до уровня благородного Печорина.
– Да мне легче бросить любимую Гиацинту, чем постоянно ее ревновать! – страстно выпалил я. – Или – уничтожить Петровича. Он этого заслуживает!
– Перед тобой есть выбор, – сурово произнес Джи, – пойти вверх, к рыцарству, или вниз, в вайшьи с быстрой мирской карьерой. По отношению к Гиацинте ты хочешь поступить подло. Ее душа тянется к тебе и стремится к свету, а ты собираешься бросить се из-за каких-то эгоистических претензий. Пусть она изменит тебе хоть со всеми мужчинами города, но в душе останется верна – ты должен всегда ей помогать, ибо она в себе сочетает твоего друга и учителя – с любимой и ученицей.
Если ты ее бросишь, ее подхватит жизненный хаос, и она пропадет. Это будет низко по отношению к ней. Ревность на самом деле является космическим Стражем Порога. Если ты одолеешь его в борьбе, он превратится в услужливого привратника, открывающего врата Посвящения.
– Я понимаю, что в Школе, – ответил я, – женщина не должна рассматриваться как сексуальный объект. Она может быть близким другом и соратником на духовном Пути. Но я не могу преодолеть эротического желания и выйти на дружеский уровень общения! Одна мысль, что Гиацинта изменяет с одним из моих друзей, сводит с ума.
– Ты забыл, что находишься в Школе для обучения, – произнес Джи. – Личные страсти полностью захлестнули твое воображение. Гурджиев бы мгновенно выгнал тебя за такую неконтролируемую ревность…
Два часа Джи выгуливал меня зеленому льду озера, пока мои черти не успокоились.
– Теперь можно тебя отвести в гостиницу, – сказал Джи и подставил ладонь большой снежинке, падающей с неба.
На следующее утро я проснулся от осторожного стука в дверь. Быстро вскочив, я открыл ее – на пороге стоял напуганный Петрович.
"Если бы интрижка удалась, – торжествуя, подумал я, – он приехал бы надутый как индюк".
– Заходи, Петруша, – улыбнулся Джи, – присаживайся, приготовь чайку, да расскажи о своих приключениях.
И Петрович, сбросив сумку на пол, начал свой рассказ.
– Как только вы уехали, я купил несколько бутылок вина. Мы сели с Феей на кухне, я разлил вино по бокалам и сказал:
– О Фея! Не могли бы вы мне поведать какую-нибудь историю про тонкий план?
– Зачем тебе тонкий план? Ты в этом еще не обжился.
– Я хочу добраться до небожителей.
– Я тебе лучше про этот мир расскажу, – Фея отпила вина и, чему-то улыбаясь, закурила. – У меня был знакомый заяц с завязанными ушами по прозвищу Пень-Дурень. Он тоже всегда просил: "Фея, помоги мне попасть на небеса". – "Не торопись, – отвечала я, – ты и без моей помощи однажды там окажешься".
Я проглотил колкий намек и вновь наполнил опустевшие бокалы.
– А другой мой знакомый, окончив школу, поступил в институт, – продолжала Фея. – Вернее, так он говорил родителям. Каждый день рано утром он уходил, вечером возвращался, и пять лет они ничего не подозревали. А он все это время посвятил медитациям. Не знаю, понимаешь ли ты меня, но нет мертвых душ – в каждом человеке живет или хотя бы теплится болезненное стремление к звездам, которое ничем не заглушить.
– Я слышал, что в юности вы много бедствовали, – сказал я.
Фея снисходительно улыбнулась.
– В пятнадцать лет во мне стала просыпаться память моих прежних инкарнаций в Древнем Египте. Черты лица стали меняться, и все в художественном училище восхищались: "Как ты похожа на египтянку!"
Чтобы уйти от родителей, я вышла замуж за одного прикольного парня. Он умел вниз головой спускаться по перилам лестницы или висеть на одной руке на высоте десятого этажа и прекрасно танцевал рок-н-ролл в коридорах училища. Мало кто умеет по-настоящему танцевать рок-н-ролл, потому что если сцепка рук разорвется, партнерша может улететь на другой конец зала. А на наш танец собиралась посмотреть целая толпа. Директор училища просил: "Пожалуйста, не танцуйте здесь", – а сам смотрел и не мог оторваться. Но это неважно.
Потом меня отчислили из училища по просьбе родителей, которые хотели меня перевоспитать, и послали на военный завод сверлить дырки в пулях. Когда заметили, что дырки кривые, поручили писать лозунги. Я писала призывы партии на огромном рулоне бумаге целый месяц, а когда закончила, подошел начальник и обомлел: "Да твоими лозунгами можно весь цех обвернуть три раза!" – и выдал мне премию.
Поскольку родители заставляли меня вставать в шесть утра и идти на завод, я сбежала жить к своему приятелю, который вел себя как истинный рыцарь и спал в углу на раскладушке.
Каждую ночь я попадала в сновидение и отправлялась странствовать по потусторонним мирам, нередко попадая в высшие области. Наш мир мне был совершенно чужд, и я никак не могла к нему привыкнуть.
Мой рыцарь будил меня утром, помогал одеться, ибо частично я находилась в сновидении и мало что осознавала. Потом он обувал меня в здоровенные сапоги, которые стоили три рубля, одевал в пальто, ставил у открытой двери и направлял к автобусу. А сам смотрел в окошко, как я шлепала по двору в своих "прохорях". На заводе я ухитрялась ничего не делать и спала в каком-нибудь закутке. После работы шли за вином, и поэтому домой я возвращалась в два часа ночи. Работа на заводе опустила мои сновидения из высших миров в мрачные потусторонние пространства, от которых я приходила в ужас. Так продолжалось полгода.
Это история о синем берете, – допив вино, сказала она, – но не спрашивай меня, при чем здесь синий берет, мне так хочется.
Я снова разлил вино по бокалам и снова попросил:
– Расскажите, пожалуйста, о тонких мирах.
Фея пригубила вина и, улыбнувшись, начала:
– Однажды Джи попросил, чтобы я взяла его в свои сновидения. И вот во сне я беру его за руку и вытаскиваю в другое пространство. Мы стоим и смотрим на дымчатое существо, которое уже хотело с нами заговорить, и вдруг Джи серьезно спрашивает:
"А план-то у вас есть?"
И, конечно, существо исчезло.
"Я же предупреждала, что нужно молчать!" – сказала я, когда мы проснулись.
"А я видел Рыцарей, которые держали совет, как бороться со злом", – удивился Джи.
Но все равно, Петрович, ты не понимаешь, о чем я на самом деле рассказываю.
