Константин Серебров - Мистический андеграунд

В это время раздался звонок в дверь. Сильвер пошел открывать и вернулся с прелестной юной особой, кудрявой и свежей, одетой в жемчужно-серый свитерок, на котором позванивали серебряные украшения.

– Это моя преданная ученица, – сказал он и собрался продолжить чтение.

– Так это же моя Коломбина! – воскликнул Петрович. – Почему ты скрывала от меня, что знакома с Сильвером?

– Чем меньше знаешь, тем дольше проживешь, – усмехнулась она.

– Дай-ка я посмотрю линии на твоей руке, – сказал Петрович. – Видимо,*я что-то упустил.

Через час Петрович вызвал меня в отдельную комнату и прошептал:

– Я все еще раз проверил – с этой девушкой можно идти к небожителям.

– Ты слишком быстро увлекаешься прелестными ученицами, – заметил я, – а потом, взвалив на себя их нелегкую карму, стонешь, как муравей, несущий бревно.

– Что же мне, в монахи податься? – разозлился Петрович.

– Есть такая традиционная идея, – сказал я, собираясь с мыслями, – что Просветления можно достигнуть, если ты потерял все свое личностное достояние. Тогда можно с Мастером войти в космическую реальность.

– Когда я получу причитающиеся деньги от родителей, – ухмыльнулся Петрович, – тогда и небо пошире откроется передо мною…

– Эх, Петрович, – сказал Джи, появляясь в комнате, – ты лучшая карикатура на всякое обучение. Никогда не строй свое счастье на деньгах – они просто служат хорошим средством для создания школьных ситуаций.

Когда мы поздно вечером наконец выбрались на холодные московские улицы, Петрович озабоченно сообщил:

– Если вы позволите, господа, я отправлюсь в Кубинку – к Коломбине.

– Не поздно ли ты собрался? – усмехнулся я. – Скоро полночь.

– В самый раз, – отвечал он, пританцовывая от холода.

– Вот если бы ты так стремился к внутреннему развитию! – рассмеялся Джи.

– Я думаю, Коломбина поможет мне развить нужную скорость, – сказал Петрович и заспешил прочь.

– Береги свой кундабуфер! – крикнул вдогонку я.

– А мы сейчас поедем к себе, в наш уютный домик, – сказал Джи. – Фея нас ждет.

В десять утра я сидел на кухне и делал записи в дневнике. Вдруг на пороге появился Петрович, с перекошенной от мороза и новых впечатлений физиономией.

– Ты что это так рано? – удивился я. – Или милая Коломбина тебя не пригрела в своем голубином гнездышке?

– Прав был Мастер, – сокрушенно сообщил Петрович, – лучше бы я сидел дома и читал благочестивые псалмы. Понесла же меня нелегкая к черту на рога!

– А, объявился, – произнес Джи, внезапно возникший из-за двери, – рассказывай о своих похождениях.

– На платформе, откуда отправлялся поезд в Кубинку, – начал свой рассказ Петрович, наливая себе чаю, – было безлюдно и мрачно. Вдруг передо мной возник высокий зловещего вида человек в шапке из какой-то рыжей собаки.

– Куда это ты в такую ночь направляешься? – нагловато спросил он.

– В никуда, – холодно ответил я и отошел от него подальше.

Подошла последняя электричка, и я, чувствуя напряженность

пространства, с тревогой в душе сел в пустой вагон. Согревшись в тепле, я успокоился и незаметно заснул. Сквозь сладкий сон я услышал:

– Эй, храбрец, быстро вставай – поезд уходит в депо.

– Неужели это конечная? – ужаснулся я, нервно протирая глаза. – Или мне надо было пересесть в Акулово?

– Завтра пересядешь, – разозлился рыжий.

Он вытолкнул меня из вагона, и поезд уехал. Часы показывали полвторого. Стоял тридцатиградусный мороз, вокруг чернел лес – и больше никого. Меня сковал страх.

– Да ты не переживай, – прошипел все тот же тип, возникая из темноты, – переночуешь у меня. Хата большая, веселая, в карты играем, девочки хорошие, водка – рекой.

– Я лучше поймаю машину, – испугался я.

– По этому шоссе и днем не ездят, – хмыкнул тип, украшая свою речь всеми видами мата. – Околеешь – приходи, первая хата за лесом.

Я провел полчаса на морозе, прыгая, как кузнечик, во все стороны. Из леса неожиданно появился мой новый знакомый, а с ним – двое ему под стать. По их недоброй походке я понял, что на этот раз мне не выкрутиться. На мое счастье, из-за поворота на большой скорости появился грузовик. Я отчаянно бросился ему наперерез; завизжали тормоза.

– Ты что, хочешь меня в тюрьму упечь? – заорал шофер.

– Мне бы только отсюда смыться.

– Давай, садись, – понимающе сказал он.

Я впрыгнул в кабину и сразу приободрился. Под приятные мысли о встрече с Коломбиной я пригрелся в кабине и уснул. Поспав немного, я спросил у шофера:

– Далеко ли еще до Кубинки?

– Не знаю, – ответил тот, – я не местный.

– А где мы?

– Да возле Калуги.

– Не может быть! – ужаснулся я.

Было уже около четырех утра. Шофер остановил машину на краю поля, за которым виднелись яркие белые огни, и сказал:

– Вон там, я знаю, электричка останавливается. И езжай на ней хоть на край света.

Я вышел и побрел через поле по колено в снегу, кляня свои страсти, которые привели меня в это дурацкое положение. Станция оказалась летним фанерным домиком. Я прыгал, как заяц, на морозе и повторял:

– Знаки указывают, что надо возвращаться к Джи…

Через два часа подошла электричка из четырех вагонов.

Когда я оказался в тепле, передо мной вновь возник ласковый образ Коломбины, и я сладко задремал. Электричка вдруг остановилась. Я открыл один глаз и увидел перед носом ветвистую железнодорожную схему. Мне мгновенно стало ясно, что если я сейчас пересяду на поезд, идущий в Кубинку, то окажусь у Коломбины через пятнадцать минут! Все во мне напряглось, как струна, и я рванулся к выходу. Двери тут же закрылись, и левую ногу зажало. Электричка тем временем тронулась, набирая скорость, и меня поволокло по платформе. Край платформы уже приближался; я понял, что меня сейчас сбросит на рельсы, и заорал что было мочи. Поезд дотащил меня до конца перрона и вдруг остановился. Я с ужасом посмотрел на тяжелые колеса, под которыми чуть не погиб, выдернул ногу и, провожаемый фаллической бранью машиниста, пошатываясь, отошел от края.

"Смерть советует, – пронеслось в моем сознании, – что надо возвращаться к Джи". Но я не смог победить соблазн и все равно поехал в Кубинку! Когда я позвонил в дверь Коломбины, было уже семь утра.

– Это ты? – удивилась она. – А я всю ночь проплакала.

– Я это чувствовал! – воскликнул я, и сердце мое затрепетало. – Я знал, что ты меня ждешь.

– В наш магазин завезли импортные дубленки, а мне не хватает трехсот рублей. Ты ведь дашь мне деньги? – сквозь слезы спросила она, и в ее глазах заиграли алчные огоньки.

– А я чуть не погиб из-за тебя, – грустно сказал я.

– Лучше бы ты не приезжал, – вновь разревелась она.

– Эх, Петрович, пропадет твоя буйная головушка, – вздохнул Джи, – если ты свою пылкую кровь не направишь на работу над собой. За повышение уровня бытия всегда приходится дорого платить. А теперь надо сходить в магазин и устроить праздник – как в евангельской притче о блудном сыне.

Я быстро оделся, взял сумки, и мы отправились в магазин, расположенный в двух километрах от домика. Мы шли по лесной дорожке меж стройных сосен, поскрипывая замерзшим снегом.

– Ты, брат Касьян, так и не хочешь меняться в лучшую сторону, – сказал Джи, поглядывая на меня.

~ Хочу, но не знаю, как.

– Выпиши все свои отрицательные "я" и начни ежедневно работать над каждым из них. Через год ты сможешь проверить по этой таблице, насколько ты изменился.

– Я вижу себя прилежным учеником, которому нечего исправлять в своем сэлфе.

– Либо ты притворяешься ослом, либо завис в самолюбовании, – ответил Джи. – Поработай над шайками анархистов, которые в круговой осаде засели в кундабуфере.

– Я в них не разбираюсь.

– Тогда записывай, – отвечал Джи. – Первая шайка состоит из ревности к Гиацинте, пренебрежения к Фее и негативов к Петровичу Вторая – лелеет инфернальную мечту о распаде твоей монады, обещая свободу Высшего "Я". Третья пленила тебя постоянной обидой на мои коррекции. Четвертая опускает тебя на уровень второй чакры, в солдафонскую грубость и страх перед прыжком в котел с мертвой и живой водой алхимической трансмутации. Как ты видишь, твое обучение зашло в абсолютный тупик. Ты напрасно ходишь по обучающим ситуациям, не понимая, что они дают. Ты не интересуешься собратьями по Школе и не передаешь им свой внутренний опыт.

Я недовольно выслушал сообщение о внутренних разбойниках, а Джи добавил:

– Эти хаотические "я" создают мефистофельский образ, который уже стал вырисовываться на твоем благородном челе.

– Я рад бы все изменить, только не знаю, как.

– Для этого надо тебе пройти стадию Альбедо, – ответил Джи. – Начни ходить в церковь, исповедоваться и причащаться. А там батюшка приструнит твоих чертей крестом и святой водой.