Елена Хотулева - Гравбры на ветру
В его пыльно-сером взгляде блестели осколки безысходности. Он молчал и не мигая смотрел на меня. Секунда, другая… Я нырнул в плотный туман видения. Нет! То что я увидел там, просто не имело права быть правдой! Эта жестокость, граничащая с извращением?!.. Меня передернуло судорогой и отшвырнуло в реальный мир. Я был слишком виноват перед этим человеком, чтобы сейчас не простить ему каких-то мелких неудач:
— Ладно, Эдуард. Иди. Я даю тебе еще один шанс. Постарайся использовать его с толком.
Он вскочил со стула и недоверчиво улыбнулся:
— Артис… Вы… Спасибо, это невероятно… Я сделаю все возможное, чтобы исправить…
— Довольно. Иди и работай.
Он еще несколько секунд постоял молча, а потом, пятясь к выходу, вдруг сказал:
— Я уверен, Артис, в прошлой жизни вы были каким-нибудь святым или пророком.
Осторожно прикрыв за собой дверь, он покинул мой кабинет. Меня продолжало мутить и корежить. Святым? Пророком?… Если бы он только мог видеть мир как я. Для него прошлые жизни были не более чем присказкой, которой иногда приятно украсить свою речь.
Я снова закурил — сигарета тряслась в моей руке. Сосредоточиться на работе было невозможно. Эта мощная регрессия полностью выбила меня из колеи. Несколько минут я сидел в прострации, пока зажужжавший телефон не вернул мне способность здраво рассуждать.
— Да? Марианна?
— Здравствуйте, Артис. Я хотела спросить, когда можно будет вас побеспокоить? — она говорила тихо и очень осторожно.
— Побеспокоить? — я глубоко вздохнул и окончательно пришел в себя. — Да, разумеется. Сегодня пятница. Думаю, что мне удастся освободиться пораньше. Можете подъехать ко мне домой часов в шесть. Или, если есть желание, могу встретить вас где-то возле метро, а потом уже вместе поедем ко мне. Так как?
— Лучше я сама… — она сделала паузу. — Если вы не возражаете… Я сама доберусь до вашего дома.
Думаю, ей показалось, что пять минут езды в моем автомобиле скомпрометируют ее честное имя. Жаль, я не видел в этот момент выражения ее лица — это могло бы быть забавно.
— Как хотите. Итак, до вечера.
Я отложил телефон в сторону и задумался. Марианна… Ее история в принципе была банальна. Со мной это происходило уже не раз, а потому я легко мог прогнозировать, что нас ожидало. Конечно, будет несколько долгих вечеров, насыщенных разговорами, не обойдется без пары-тройки открытий, которые она сделает с моей помощью. Затем, когда придет время для переосмысления своей жизни, бедная Марианна поймет, что ее муж абсолютно ей не нужен, а потом… Она разочаруется в том, что раньше идеализировала и, наоборот, начнет превозносить то, что отрицала.
Мне стало душно. Встав из-за стола, я настежь распахнул окно, позволив ветру растревожить мои бумаги.
Хотя… Я снова увидел перед собой ее заплаканное лицо. Может быть, будет нечто такое, что заставит меня удивиться? В конце концов, всего предвидеть я не могу. И это прекрасно, потому что иначе меня одолела бы скука. Что ж, подождем вечера. Хорошо бы он оказался богат сюрпризами.
* 13 *
В моей тибетской клинике царил переполох — директрисе с утра пришла в голову идея заняться глобальным проникновением в средства массовой информации. Она позвонила на телевидение, связалась с несколькими каналами, и должно быть посулив им кругленькую сумму, добилась того, что кроме большого интервью, ей обещали еще и выступление в какой-то утренней оздоровительной программе. Меня все это не особенно волновало — в обед ко мне должна была заехать дочка, и поэтому я побыстрее отпустил одного из своих старинных пациентов, который в этот раз посетил меня с обострением весеннего гастрита.
— Алло, ты подъехала? — я вышел на залитое солнцем крыльцо и позвонил Марианне.
— Папуль! Я здесь, — она выскочила из-за угла и побежала мне навстречу.
Мы обнялись. Какая она все-таки красавица. Такая тоненькая и нежная. Я провел рукой по ее пушистым волосам:
— Ты прекрасно выглядишь. И эта дорогущая куртка тебе идет.
— Спасибо пап, — она улыбнулась и почему-то тяжело вздохнула.
Меня это обеспокоило — может быть она плохо себя чувствует? Я взял ее под руку и повел в сторону скамейки, затененной елочными лапами.
— Давай посидим минутку. Поговорим, — вытащив из кармана сложенную вчетверо газету, я распотрошил ее и расстелил на лавке. — Почему ты такая грустная? У тебя что-нибудь болит?
Она как маленькая уткнулась мне в плечо:
— Душа. У меня все время болит душа. И никто не может мне помочь, даже ты.
— Ну, о чем ты говоришь, солнышко мое? — я обнял ее за плечи. — Разве у такого гармоничного создания могут быть какие-то болезни, плохое настроение? Ведь ты вся светишься, как эти лучи. Марианна? Что же такое с тобой случилось?
— Я не знаю, — она отодвинулась и взлохматила волосы. — Ведь ты считаешься хорошим врачом, правда?
— Хорошим врачом? Конечно, — папа удивленно взглянул на меня.
Я зря задала ему этот вопрос. Вдруг он подумает, что я сомневаюсь в его профессионализме. Надо что-то сказать, чтобы его не обидеть:
— Папуль, я имею ввиду, что ты лечишь самые разные болезни, правда?
— Ну, да. Ты же знаешь.
— Тогда скажи мне, почему ты не можешь исцелить мое бесплодие?
Трудно обсуждать с родным отцом такие вопросы. Но он же самый лучший доктор в этом городе, а может быть и не только в этом.
В ответ он погладил меня по голове:
— Дочка, понимаешь… На это иногда нужно время. Я же даю тебе порошочки. Потом мы проведем с тобой еще один курс. И, может быть, осенью наконец случится то, чего мы все так давно ждем, — он улыбнулся и у меня на душе стало как-то тепло и спокойно.
Он не может ошибаться. Если папа сказал, то так и будет. И зачем я ходила вчера к этому Артису? Да еще напросилась к нему сегодня вечером? Глупо. Очень глупо. Надо перезвонить и все отменить. Я положила голову отцу на плечо. Он чмокнул меня в макушку:
— Пойдем пообедаем в нашей столовой?
— Да… — я кивнула, но продолжала сидеть.
Мне не хотелось вставать с этой лавки. Здесь было так хорошо, под сенью пахучих хвойных веток. И почему Артис сказал, что папа ошибочно считает себя врачом? Наверное, он просто хотел меня шокировать. Кажется, он вообще это любит.
— Пап?
— Что, милая?
— А бывает, что мужчинам нравится эпатировать женщин?
— Конечно, а почему ты спрашиваешь? — я приподнял ее за подбородок. — Кто тебя так взволновал? Твой Макс?
— Нет, что ты… — она потупилась и замолчала.
— Ну, так как? Пойдем, поедим? — я понял, что все ее переживания не более чем облачко, набежавшее в летний полдень на солнце. Что-то видно примерещилось моей дочке, вот она и опечалилась. Встав со скамейки, я подал ей руку, — Идем?
— Да, пап. А то мне еще на работу возвращаться.
Мы вошли в фойе клиники и, поднявшись на второй этаж, пристроились в хвост небольшой очереди. Здесь очень хорошо кормят. Поэтому я стал иногда приглашать Марианну пообедать. Ей здесь совсем недалеко ехать. Каких-то десять минут — и, вот, она уже вместе со мной.
Нагрузив себе полные подносы всякой всячины, мы сели за столик возле искусственной пальмы. Я набросился на куриный бульон и молча поглядывал на дочку, которая как-то с неохотой смотрела в свою тарелку.
— Знаешь, пап… — сказала она, тихо позвякивая ложкой по фарфоровой выщерблине. — Я познакомилась с одним… С одним врачом, который умеет видеть причины. Он тоже обещал мне помочь. Это странный человек. Он рассказал мне такие вещи, о которых никто не мог даже догадаться. Ты в такое веришь?
Я перестал есть. Что еще за человек? Это наивное дитя впуталось в какую-то историю?
— А откуда ты его узнала? Марианна! Объясни-ка мне все по порядку, — я сделал строгое лицо, чтобы она не решилась скрывать от меня подробности.
— Мне рассказала о нем Инна. Помнишь, та девушка, с которой я познакомилась несколько недель назад на одном дне рождения? Ну, я же говорила тебе…
Меня вдруг так расстроило то, что папа совсем ничего не запомнил из моих слов. Как он так мог? Ведь это было совсем недавно.
— Ну, папа… Вспомни, пожалуйста, — я потормошила его за рукав. — Я еще рассказывала тебе о том, какое на ней было красивое платье.
— А… Да, да. Она, кажется, дизайнер интерьеров? — отец кивнул. — Конечно, конечно. Но как ты так поверила ей? Мало ли, кого она тебе рекомендует. Марианна, ты же еще совсем ребенок. Совершенно не знаешь жизнь. Мужчины очень коварный народ. Относись с недоверием ко всему, что тебе говорят.
— А ты? — мне стало смешно. — Ты, папуль, тоже коварный?
— Нет. Я нет. И Максу тоже можно доверять. Ведь он твой муж. Ты же не сомневаешься в нем, правда?
— Безусловно, — я склонилась над своей тарелкой. — Я только хотела тебе сказать, что…
Он почему-то перебил меня:
