Оле Нидал - Верхом на тигре. Европейский ум и буддийская свобода
Внешней рамкой для следующих недель снова был монастырь Кхьенце Ринпоче в Бодхгае, что на северо-востоке Индии. Для этой страны его монастырь был жемчужиной высшего качества: в стенах содержалось достаточно цемента, чтобы не отваливалась краска. На балконе четвертого этажа несколько столов, взятых в аренду, обеспечили нас редчайшим в Индии товаром – тишиной и уединением для плодотворной работы. Мы писали до наступления сумерек, а затем, согласно заведенному Ханной обычаю, бегали несколько километров до Ступы и обратно. Я устроил несколько недель полного голодания, и важно было поддерживать форму. По возвращении мы снова садились за работу, которая прерывалась, лишь когда отключали электричество, – здесь это обычное дело. Заканчивали мы под утро, и за несколько часов сна мое подсознание уже придумывало новую главу. Утром мы записывали на диктофон важные сны.
Обычно я не оглядываюсь назад: на это нет времени. И теперь, восстанавливая в памяти столько событий, я чувствовал себя так, будто переписывал все заново. Тем не менее, работа спорилась. Ясный ум Ханны оказал неоценимую помощь, а временную канву мы определяли по печатям в паспортах и моему лекционному расписанию. Вскоре вопрос был уже не в том, чтобы вспомнить подробности, а в том, чтобы передать важный смысл событий.
Благородный Томек увез с собой горы нашего багажа. В Гае огромная толпа увлекла его за собой на поезд до Калькутты вместо Дели.
Сикким
После волшебного полнолуния Калу Ринпоче и Бокар Тулку с переводчиками отправились на автобусе в Силигури. Другая группа переводчиков снова попала в несколько аварий, еще более серьезных; несколько человек чуть не погибло. Мы с Ханной выехали в Румтек. В эти годы после кончины Кармапы наш приезд всегда вызывал переполох среди тибетцев. Все были уверены, что мы сейчас представим всем Семнадцатого Кармапу, что все-таки и произошло, но значительно позднее. Хотя мы с готовностью поддерживаем любое коллективное усилие тибетцев, нам пришлось съехать из румтекской гостиницы. У нас не было времени на пять завтраков подряд, которые один за другим приносили наши здешние друзья. Они хотели отблагодарить нас за какую-нибудь помощь или позвать в гости, и часто появлялись целыми семьями. Из гостиницы мы перебрались в дом Цультрима Намгьяла, чья семья кое-что знала о тишине, необходимой людям для работы. Стопка листов этой книги начала расти.
Прежде чем мы продолжили путешествие, Топга Ринпоче написал очень полезное для нас письмо. Шестнадцатый Кармапа назначил его генеральным секретарем Румтека, и он выполнял эту функцию до своей смерти в 1997 году. Он также возглавлял Благотворительный фонд Кармапы, который управляет собственностью линии преемственности между перерождениями ее высшего иерарха. Ринпоче был нашим близким другом и позднее учил Семнадцатого Кармапу тибетскому языку и философии.
Румтек
Топга и Джамгён Конгтрул Ринпоче были крайне расстроены поведением старого настоятеля Румтека. Большой ученый, обладавший отличной репутацией, он вдруг стал основывать «свои» монастыри в Гонконге и Малайзии. Хотя это могло разрушить работу Кагью и внести раскол между прежними друзьями – которыми двигали, конечно, разные мотивы, – наши собственные ринпоче все больше погружались в подобные дела. После гибели Джамгёна Конгтрула мы с Ханной услышали нечто похожее и о его организации «Ригпе Дордже». Когда Топга Ринпоче обнаружил, что в Германии возникла та же проблема с Ламой Чиме, он написал в наши центры письмо с просьбой, чтобы они остались под моим руководством.
В результате этого письма «хорошие буддисты» наконец-то заняли ясную позицию. Следовало не бороться с трудными людьми, а желать им счастья среди им подобных. Ученики Кармапы – особенно те, что пришли к нему благодаря нам с Ханной, – обычно отличаются открытостью и любят не потреблять, а производить. В другие группы притягиваются недовольные или запутанные типы. Как сказал Топга Ринпоче, никто не обязан самоотверженно сотрудничать с людьми принципиально иного нрава. Каждый волен следовать своим путем, вместе со своими же друзьями.
Ученики Кармапы – особенно те, что пришли к нему благодаря нам с Ханной, – обычно отличаются открытостью и любят не потреблять, а производить.
Необходимо было решить еще один вопрос. Мы должны были внести ясность в наше отношение к другим буддийским школам, включая различные ветви Кагью. Благодаря мощи Кармапы долгие годы мы, Карма Кагью, представляли на Западе живой буддизм, и это до сих пор продолжается в обеих Америках и между Рейном и Владивостоком. В такой ситуации приятно проявлять великодушие, и потому мы с радостью приглашали в свои центры целый строй учителей. Увы, это никому не приносило пользы. Даже прежние друзья начали видеть в нас родителей, для роли которых мы совсем не годимся. Когда мы не могли отдать им все, они мрачнели и частенько распускали сплетни. Нужно быть зрелым, для того чтобы позволить разным вещам быть хорошими по-разному. Узкие умы вынуждены принижать чужих учителей, чтобы возвышать своих. Хотя источником таких сплетен редко оказываются сами ламы, тем не менее, настало время приглашать лишь тех, кто поддерживал работу Кармапы.
Хотя это болезненно воспринимали те, кто поклонялся «святому миру», определить и внедрить подобные процессы и необходимо, и полезно. У всякой буддийской активности цель одна – духовный рост и власть над собственной жизнью. Будучи сильными и независимыми, мои ученики неизбежно формируют наш внешний стиль – но, конечно, не саму передачу – демократически и по-западному. Это закономерно и хорошо. И сами учителя, особенно высокого ранга, чувствуют себя более комфортно среди людей, которые не усердствуют в напускной преданности и не пытаются вести себя как-то по-особому, «по-тибетски». Им, собственно, нравятся наши западные качества – зрелость и решительность.
У всякой буддийской активности цель одна – духовный рост и власть над собственной жизнью.
Одна сложная ситуация разрешилась сама собой, пока мы гостили в Сиккиме. Согьял Тулку, одаренный лама школы Ньингма, живущий в Англии, уже не раз просил наших поляков пригласить его к себе. Мы оказались загнанными в угол. С одной стороны, не хотелось становиться кому-то поперек дороги. C другой стороны, он столько говорил о «большой тибетской семье», что после его визитов люди чуть не начинали верить, что Кармапа приходился ему родным отцом, а Калу Ринпоче матерью. Кроме того, Согьял Тулку находился под большим влиянием Трунгпы, пользовался терминами и понятиями, отличными от наших, и это запутывало людей. Например, для него понятие Махамудры, Великой печати, включало в себя только путь. Мы же учим, что это и основа, и путь, и цель.
Я всегда пытался окончательно разобраться с такими приглашениями, и тут ко мне пришел польский монах и сообщил: «Мы спросили Дилго Кхьенце Ринпоче про Согьяла Тулку, и он сказал, что тот слишком молод и неизвестно, чем занимается». Трудный вопрос отпал.
Те десять дней, что мы провели в Румтеке с Кюнзигом Шамарпой и Джамгёном Конгтрулом Ринпоче, главными продолжателями дела Кармапы, показали нам многое из будущего.
Однажды, когда мы сидели с Топгой Ринпоче, вошел Шамарпа с мертвой птицей в руках. Она была маленькой и окоченелой. «У тебя тоже получилось», – сказали мы, но он ответил: «Одна из птиц в клетке является излучением Кармапы и учит остальных медитировать».
Составив расписание переводов Ханны на следующий год, мы наведались на участок, где скоро должно было начаться строительство монастыря Гьялцаба Ринпоче. Это место расположено в живописном восточном Сиккиме, который не удалось разрушить ни непальцам, ни индийцам, ни туристам – но, увы, теперь его разрушала политика. Землю под монастырь подарил богатый, но нахальный сиккимский клан – кроме всего прочего, имея целью сделать ловкий ход против Румтека и Топги Ринпоче. Последний, оставаясь верным указаниям Кармапы, отказался признать перерожденца, которого Тай Ситупа нашел в этой семье.
Индия
Спускаясь по перенаселенным восточным склонам, мы вспомнили еще одно важное дело. Калу Ринпоче настойчиво просил нас навестить его перед отъездом в Европу. Сейчас он уже находился в Силигури, вдохновляя своих отважных монахов. Они снова решились на гигантский строительный проект. На этот раз строилась 33-метровая ступа, которую планировалось оформить всеми традиционными украшениями. Только ему могла прийти в голову идея возвести огромный монумент в честь всеобъемлющей сущности Будды, подлинной природы всех существ, на пыльной и загазованной улице в страдающей, перенаселенной и шумной Северной Индии. В будущих жизнях людей она принесет больше пользы, чем в этой.
Вневременное лицо
