Оле Нидал - Верхом на тигре. Европейский ум и буддийская свобода
Мы поставили палатку, чтобы полиции удобно было следить, и поехали в Таллин, столицу Эстонии. Я покрыл это расстояние за неполных три часа, включая обед, – наверное, то был рекорд. Люди в Эстонии были такими же сдержанными и недуховными, как финны. И говорили они на похожем языке. Конечно, балтийские страны должны быть свободными, но картина там не столь идеалистическая, какой ее представляют. Эстонцы, будучи более практичными и производительными, чем русские, не желают делиться с ними своим добром.
Найти профессора, чей адрес нам дали на Западе, удалось далеко не сразу. Поскольку наши менялы спрашивали прохожих по-русски, те неизменно посылали нас в противоположном направлении. Позднее мы узнали, что даже «Скорая помощь» не приезжала по вызову, когда звонящий говорил по-русски. «Мы их не приглашали», – отвечали люди. Профессор и его группа ухитрялись оставаться одновременно националистами и традиционалистами. Их буддийский опыт состоял из книг, плохо переведенных немедитирующими христианами, и нескольких поездок в Сибирь к бурятским ламам-гелугпинцам – а там общаться с монахами, пережившими сталинский режим, очень нелегко. Медитации они предпочитали рассуждения, и мы мало что могли для них сделать. Другим источником информации служил бурятский монастырь на окраине Ленинграда – высокое каменное здание, построенное при участии российского теолога Николая Рериха. Монастырь пережил войну, но теперь коммунисты проводили в нем опыты над животными. Мы дважды посетили его, и каждый день проезжали мимо по пути в город.
С властями мы напрямую общались только на тему ограничений скорости (а здесь это 60 и 80 километров в час). Какой-то мизантроп продал туземцам радар, а я позабыл свой определитель в Америке, поэтому полицейские заработали благословение и несколько долларов. Когда мне перестали нравиться их манеры и я сказал «нет», они написали длинные письма и велели нам показать их на границе. Мало того что они не могли разогнаться до нашей скорости – им еще явно недоставало воображения. Кто-то провел приблизительные подсчеты и обнаружил, что в 30-е и 40-е годы ХХ века советское правительство убило почти пятьдесят миллионов своих же людей. Даже в России трудно было найти такие широкие плечи, которые могли бы это вынести.
Какой-то мизантроп продал туземцам радар, а я позабыл свой определитель в Америке, поэтому полицейские заработали благословение и несколько долларов.
На выезде случилась драма. Все пленки с записями и книги мы оставили у друзей в Ленинграде, и теперь заполняли таможенные декларации – как вдруг Ханна побледнела. Наши паспорта пропали. В последний раз мы вынимали их в Таллине, в отеле, где обслуживающий персонал вел себя настолько злобно, что мы ушли, не сказав ни слова. По-видимому, паспорта и другие документы все еще находились там. Мы ничуть не удивились, когда человек, предусмотрительно стоящий в стороне, оказался разведчиком, да еще и компетентным. Он позвонил в контору в Выборге. Там на нас успели завести досье и сообщили, что паспорта уже прибыли в Ленинград. Возвращение казалось невозможным: мы вернулись бы к полуночи, когда граница закрыта. Но если не покинем Россию сегодня, то никак не сможем попасть в Данию к приезду Далай-ламы. И тогда мы поверили в мощь русского народа. Группа рабочих просто подняла заднюю часть нашей тяжелой машины и поставила на асфальт. Я слишком быстро пытался сдать назад и потерял управление.
Аэропорт, где лежали паспорта, находился на дальней окраине города. Должно быть, он составлял государственную тайну: на шоссе не было никаких указателей, и никто из пешеходов не знал туда дорогу. Но все же нюх не подвел ни нас, ни «БМВ» – мы доехали. Одним из последних – и неизгладимых – впечатлений была реакция одного водителя на столкновение военного автобуса и полицейского фургона. Выскочив из своей машины, он прыгал от восторга.
Дания
Ночью мы миновали отель в Хельсинки, где остановился Далай-лама, и вскоре вкатились на паром из Швеции в Эльсинор, что к северу от Копенгагена. Было шесть утра – через три часа ожидалось прибытие Далай-ламы. Друзья в центре ждали всю ночь напролет. Они все идеально подготовили. Первое время датское правительство проявляло такую же трусость, как и остальные, не занимая четкой позиции в вопросе разрушения Китаем Тибета, но теперь что-то изменилось. Либо чиновники стали идеалистами, либо догадались, что в ближайшие десятилетия Китай будет экспортировать товары, а не импортировать. Как бы то ни было, они вплотную приблизились к тому, чтобы официально поддержать призывы к свободе Тибета. Публичная лекция Далай-ламы со звучным названием «Сходство между западной наукой и тибетским буддизмом» стала именно тем, в чем нуждались люди: мудрый и любящий учитель делился своим пониманием того, почему никогда нельзя злиться. Один сдержанный господин попросил тибетского лидера высказаться на заявленную тему, а тот обезоруживающе ответил: «Я об этом ничего не знаю».
Мои ученики, занимающиеся карате, охраняли центр и его гостей круглые сутки. Во время последней встречи количество слушателей в точности совпало с числом стоячих мест. Я поблагодарил Далай-ламу от имени Кармапы, ощущая непривычное волнение, и попросил его приезжать еще и оставаться дольше. Наше развитие набирало обороты, и лучшей помощью нам было то, что власти официально признали буддизм религией. Этого добился успешный датский монах по имени Тендар. Еще нам очень помог наш друг Йохан Огорд, директор христианского «Диалог-центра» в Орхусе – в его обязанности входило отслеживание сект. Мусульмане и индуисты не получили его одобрения. Меня же власти уполномочили проводить свадебные и похоронные обряды.
Я поблагодарил Далай-ламу от имени Кармапы, ощущая непривычное волнение, и попросил его приезжать еще и оставаться дольше.
Испания
В ноябре Ханна вернулась в Бодхгаю. Не то чтобы это доставляло ей удовольствие, но она пообещала Калу Ринпоче продолжать сотрудничество с его переводческой группой. Мы отпраздновали поразительный рост наших центров к востоку от Рейна, а затем встретили Рождество в Карма Гёне под Малагой, с Педро и его семьей. Здесь, в горах на юге Испании, мы постепенно строили небольшую, но добротную деревню. Несколько моих сильных учеников помогали в этой работе, и все развивалось в основном за счет труда и щедрости Педро. Мой брат Бьорн пообещал раздеться догола и сыграть на трубе из человечьей кости, если появятся праздные туристы или потенциальные покупатели остальных пустующих домиков, на которые у нас не хватало денег. Майя, сидя на солнце, работала над моими рукописями, а мы с Доном, орудуя не на шутку тяжелыми кувалдами, сокрушали ветхие строения. В том месте планировалось построить нашу первую ступу.
В один из последних дней декабря мы в третий раз за год полетели в Америку. Она опять стала первым пунктом в ежегодном кругосветном путешествии.
Карма Гён ночью
США
В Нью-Йорке ждало письмо, которому предстояло здорово пошатнуть доверие Северной Америки к буддизму и стать главным поводом к написанию этой книги. В нем содержались болезненные статьи из главных американских газет, посвященные Озелу Тензину, «ваджрному регенту» организации «Дхармадхату». Его учитель Трунгпа Тулку за несколько лет до этого умер от печеночной недостаточности. Тензин с 1985 года был носителем вируса иммунодефицита. Зная об этом факте, он держал его в тайне и тем самым сознательно подвергал опасности своих партнеров – большей частью мужского пола. Все это сделала достоянием общественности женщина из Колорадо, чей сын оказался в числе заразившихся. То была отвратительная история, которая вдобавок выставила линию Кагью в дурном свете. Хотя их строго иерархическая организация всегда сторонилась влияния Румтека и строила собственную структуру, в этих серьезных исследованиях на полполосы «Дхармадхату» преподносилась как часть Карма Кагью. Наша традиция вовсе этого не заслуживала. Лиза с Томеком раздобыли два автомобиля, и мы устремились на север. Одни красивейшие зимние пейзажи вокруг сменялись другими. Мы собирались наконец поговорить с Джамгёном Конгтрулом в Вудстоке, на восточном побережье. Но Ринпоче из-за этого скандала совсем заболел, и к нему в комнату мы не пошли. На следующий вечер он, потрясенный случившимся, пришел, чтобы провести «военный совет», и сказал: «Мы, держатели линии преемственности, столько раз просили Тензина оставить свой пост. Он всегда отказывался. Он даже поехал к Калу Ринпоче, и тот написал письмо в его поддержку. Мы надеемся, что эта организация сместит его, пока он еще сильнее не навредил работе Кармапы. Мы его остановить не в силах. Он совершенно вне Дхармы».
После лекции, которая звучала куда более благонравно и формально, чем в Европе, мы уехали. В полночь мы остановились на заснеженном шоссе к северу от Нью-Йорка и, передавая из машины в машину две бутылки шампанского, встретили новый 1989 год. Когда мы добрались до Нью-Йорка, толпы народа на Таймс-сквер еще не разошлись, и наша европейская группа подивилась тому, что полиции там было больше, чем в коммунистических государствах, и все записывалось на видео. Удивляло и то, что мы почти не видели белых лиц. Простившись с Лизой в Квинсе, той же ночью мы двинулись на запад.
