Конкордия Антарова - Две жизни
– Не умею выразить, как я тронут вашей добротой. И, главное, той простотой и л„гкостью, с которыми вы делаете так много для людей, и помощь вашу так легко принимать, как будто это сущие пустяки, – закурив папиросу, сказал князь и, помолчав, продолжал:
– Я очень тревожусь сейчас. Здесь должен был встретить свою мать, мою жену, е„ сын, который желает, чтобы ему выделили его долю наследства. Я очень надеялся на это свидание, думая, что этот акт раздела имущества освободит меня от многих мук и судов после е„ смерти. Сын е„, хотя и видный генерал и занимает высокое положение при дворе, – сутяга и стяжатель, враль и обманщик первосортный. Я получил сегодня телеграмму, что он не приедет, а присылает двух доверенных адвокатов из Москвы. Вы представляете, что это будет за ужас, если такие два франта явятся сюда, увидят мою нечленораздельно мычащую жену, не владеющую ни руками, ни ногами…
– Я вам уже сказал, – перебил И. князя, – что речь вашей жены и е„ руки восстановятся довольно скоро. Ноги е„, по всей видимости, так и останутся до конца парализованными. Но смерть е„ наступит ещ„ нескоро; и вам прид„тся нести тяжкий крест ухода за ней не менее двух лет, а то и более. Сердце у не„ исключительно здоровое. Не смотрите на предстоящее как на наказание. Великая мудрая жизнь не знает наказаний. Она да„т каждому возможность созревать и крепнуть именно в тех обстоятельствах, которые необходимы только ему одному. В данном случае вы не о себе думайте, а о вашей жене. Старайтесь всей добротой, на которую способно сердце, раскрыть ей глаза. Объясните, что нет смерти, как нет и отдельной жизни одной земли. Есть единая вечная Жизнь живой земли и живого неба. Это жизнь вечного труда Вселенной. Жизнь, духовная жизнь света и радости, включ„нная в плотные и тяж„лые формы земных тел людей. И земная жизнь человека – это не одно, конечное существование от рождения до смерти. Это ряд существований. Ряд плотных, видимых форм; и в каждую влита единая, вечная жизнь, неизменная, только меняющая свои условные временные земные формы. У нас будет ещ„ не один разговор на эту глубочайшую тему, если она вас интересует. Сейчас я хотел только, чтобы вы осознали величие и смысл каждой земной жизни человека, чтобы вы поняли, как ясно он должен видеть вс„ в себе и во вне себя. И какую мощь в себе носит каждый, если научился владеть собою, если он может – в одно открывшееся его знанию мгновение – забыть о себе, как о временной форме, и постичь глубокую любовь в себе, чтобы ею дать помощь другому сердцу. Пройд„мте к вашей жене, вам предстоит сделаться е„ слугой, самоотверженным и щадящим. Вскоре я окончательно скажу, когда ей можно будет сидеть в кресле.
С этими словами И. поднялся. Я внимал ему, стараясь не пропустить ни единого слова. Но вс„ было для меня так ново и неожиданно, что я ничего не понял до конца, ничего не смог уложить в последовательную логическую цепь.
По растерянному лицу князя я видел, что и он понял не больше моего, хотя слушал он И. в каком-то благоговейном экстазе. Мы поднялись и втро„м вошли в комнату княгини. Как выгодно эта комната отличалась от лазаретной каюты, представившейся нашим глазам на пароходе во время скандала. Окна были открыты и занавешены гардинами так, что в комнате была полутьма. Благоухали расставленные всюду цветы, и царил образцовый порядок.
На высокой постели лежала в красивом батистовом халате княгиня. Возле постели сидела сестра милосердия, поднявшаяся нам навстречу.
На шум шагов княгиня повернула голову. Лицо е„ не имело больше того бессмысленного выражения, которое было на н„м в последний раз, и только вокруг рта ещ„ оставалась синева.
В глазах е„, впившихся в И., было сознание окружающего. Она пыталась поднять руку, но по телу е„ пробегали только судороги. Глаза с мольбой устремились к князю и из них полились на дряблые и бледные щ„ки ручьи слез.
Князь подош„л к постели, поднял безжизненную руку жены, поцеловал е„ и сказал:
– Вы хотите приветствовать доктора, моя дорогая? – На этот раз больная чуть улыбнулась, и подошедший И. взял из рук князя м„ртво лежавшую в них руку княгини.
– Не напрягайтесь, княгиня, – сказал он ей, считая пульс. – Вс„ ид„т хорошо. Вы уже вне опасности. И если будете аккуратно, дн„м и ночью, выполнять мои указания, – я ручаюсь, что руки ваши будут двигаться и к вам полностью верн„тся память и речь. Но надо научиться самообладанию и терпению. Вы никогда не знали, что значит обуздать себя и только поэтому пришли к такому печальному концу. Перестаньте плакать. Теперь вам необходимо сосредоточить свою мысль на желании не только выздороветь, но и создать вокруг себя кольцо радостных, довольных и счастливых людей. Только радость и мир, которыми вы наполните вс„ вокруг себя, могут помочь мне вылечить вас. Если от вас будут исходить злобные или раздраж„нные мысли и чувства, я буду бессилен. Вы сами должны слиться в доброжелательстве и любви со всеми теми, кто будет подле вас.
По лицу старухи вс„ лились потоки слез, которые осторожно отирал расстроенный князь. Из уст е„, пытавшихся что-то сказать, вырвалось вдруг диким, страшным, свистящим голосом слово «Прощение». Как звук оборванной струны прозвенело оно, сменяясь могильной тишиной. И я почувствовал уже знакомое мне ощущение тошноты и головокружения, как И. обнял меня за плечи, шепнув: «Мужайся, думай о Флорентийце и призывай его на помощь».
Некоторое время в комнате царила полная тишина. И. стоял возле княгини, вс„ ещ„ держа е„ руку в своей. Постепенно лицо е„ успокоилось; слезы больше не текли по щекам, и оно перестало походить на ужасную, гримасничающую маску.
И. велел мне достать из аптечки два лекарства, смешал их вместе, разв„л в них какой-то порошок красного цвета из флакона, которого я ещ„ не видел и который показался мне золотым. Жидкость, закипев, стала ярко-красной. Я поднял голову княгини, а И. осторожно стал вливать лекарство ей в рот.
Как только, с большим трудом, последняя капля была проглочена, княгиня глубоко, облегч„нно вздохнула, закрыла глаза и задремала.
Мы вышли из комнаты, предупредив сестру милосердия, что больная может проспать около суток беспробудно.
Вернувшись в кабинет князя, мы присели на прежние места, и И. сказал:
– У меня к вам просьба, князь. Вы вс„ время стремитесь отблагодарить нас с братом за оказываемую вашей жене помощь.
– О нет, не только жене, для меня вы явились новым смыслом жизни, которую я считал загубленной, – вскричал князь. – Вы ведь не знаете, что порыв заставил меня жениться на моей теперешней жене. Я вообразил, что спасаю е„ от тысячи новых ошибок. И ни от чего не спас, а оказался сам слаб и попал в презренное и бедственное положение. Вы не знаете…
– Я знаю, – перебил его И., – что вы и благородный, и очень честный и добрый человек. Вот к этой-то доброте я и хочу сейчас воззвать. Вы, вероятно, слышали, что мы с капитаном помогли одной бедной француженке с двумя детьми добраться до Константинополя. Она рассчитывала отыскать здесь своих родственников. Но, я думаю, найти их она не сможет. Здесь мы е„ оставляем под покровительством одной чудной семьи. Но бедняжка так молода, неопытна и плохо воспитана, что, несомненно, создаст себе множество трудностей, из которых ей самой будет, пожалуй, и не выбраться. У не„ вспыльчивый, неуравновешенный характер. А ваш такт и доброта помогут ей разбираться в жизненных сложностях. Мы вскоре уедем; вам же прид„тся здесь жить не менее полутора-двух лет, так как движение вашей жене смертельно опасно. Если вы согласны, пойд„мте с нами к Жанне Моранье. Мы познакомим вас с ней, и я буду спокоен, что у Жанны над„жный и честный покровитель.
– Я буду очень счастлив, – ответил князь, – если мне удастся сделать что-либо хорошее для мадам Жанны. Но я сам так мало верю в свои силы и так горько переживаю разлуку с вами. Конечно, я готов идти хоть сию минуту. И буду видеть в ней только то сердце, которому должен отдать всю мою благодарность вам, и перенесу на не„ всю свою преданность.
Расставаясь, мы условились с князем, что завтра, около полудня, после визита к княгине отправимся к Жанне.
Мы возвратились домой, и я был так утомл„н, что немедленно должен был лечь в постель, совершенно ничего не соображая. Мысли мои все спутались, и я не помню, как заснул.
Довольно поздним утром следующего дня меня разбудил стук в дверь, и звенящий голос капитана стыдил меня за леность.
– Я уже сто дел переделал. Мой пароход отвед„н в док для ремонта, солнце успело порядком испечь улицы, а вы вс„ нежитесь, будущий великий человек? Я голоден, как гончий п„с. Вставай, Девушка, скорее; я закажу завтрак, и мы его уничтожим на тво„м балконе, если ты принимаешь меня в компанию, – громко продолжал говорить за дверью капитан.
Я ответил согласием, быстро проскочил в ванную, и через четверть часа мы уже сидели за столом.
