Прем Шуньо - Алмазные дни с Ошо. Новая алмазная сутра
Каждый вечер на веранде своего дома Ошо встречался с двенадцатью-пятнадцатью учениками. Эти встречи назывались даршанами (в буквальном переводе «даршан» означает «видеть»). В уютной атмосфере близости и доверия Ошо знакомился с вновь прибывшими в ашрам искателями и помогал всем, у кого были трудности с медитацией, или, как это часто случалось с западными людьми, тем, у кого были трудности в отношениях. В тот вечер я сидела рядом с Лакшми, невысокой индианкой, работавшей у Ошо секретарем. И вдруг услышала свое имя. Я не заметила, как он вошел. Воздействие его энергии на меня было очень сильным, я была окутана ею, словно прохладной дымкой, от этого у меня слегка кружилась голова. Его глаза светились каким-то новым светом, а жесты были полны какой-то незнакомой грации. Излучая одновременно силу и мягкость, он не был похож на того человека, которого я видела каждое утро на дискурсах. Когда я села перед ним, у меня пересохло во рту, и я не могла произнести ни слова. Ошо посветил на меня маленьким фонариком и посоветовал каждый вечер делать определенную медитативную технику, а через две недели вновь к нему прийти. Он сказал, что впереди меня ждет много нового. Две следующие недели я думала, что со мной произойдет что-то поистине трагическое и «духовное», но меня ожидало лишь «полнейшее счастье». Я сказала об этом Ошо.
«Тебя ждет еще больше счастья, – был его ответ. – Когда ты открываешься для счастья, оно начинает тебя переполнять, и ему нет конца. Если же ты открыта для страданий, то твои мучения приумножаются. Все зависит от того, на что ты внутренне настроена. Это просто поворот внутри тебя, внутренняя настройка. Это как радио, которое улавливает определенную волну: человек попадает именно в те ситуации, на которые настроен.
Да, именно, если ты попробуешь настроиться на счастье, то начнешь воспринимать все радости, существующие в мире. Счастье поистине велико, никто не может исчерпать этот источник. Он подобен бездонному океану, всегда наполнен до краев. У него нет ни начала, ни конца. То же самое касается и несчастья, его океан тоже безбрежен».
Он сказал, что, как только я научусь поворачиваться лицом к счастью, оно станет проникать в мою сущность все глубже и глубже до тех пор, пока я совсем не забуду о том, что в мире есть еще и несчастье.
В ту ночь мне приснилось, будто я падаю. Я лечу, и вдруг появляются чьи-то руки и подхватывают меня, и я понимаю, что это Ошо.
Мне пришла в голову идея, что с медитацией тоже случается нечто вроде медового месяца. В первые встречи с Ошо со мной происходило много всего странного и необычного. Думаю, это оттого, что я ничего не ждала. Я мало знала об эзотерике вообще и поэтому была открытой.
Однажды я сидела на дискурсе не в самых первых рядах, но достаточно близко, чтобы встретиться с Ошо глазами. Взглянув на него, я почувствовала невероятный прилив энергии, словно в моем теле, в области груди, взорвалась атомная бомба. В последующие несколько лет мой сердечный центр был самым активным.
Когда я впервые услышала слова Ошо об осознанности, я ничего не поняла. И каждый раз, когда я пыталась быть осознанной, я чувствовала, что в какой-то момент мое дыхание останавливается. Я не могла дышать и быть осознанной одновременно. Наверное, я просто слишком усердствовала и от этого чересчур напрягалась.
Я начала понимать, что Ошо имел в виду, рассказывая нам об обусловленности и о том, что наш ум полон разных программ, навязанных нам родителями, обществом, учителями, телевидением и современной музыкой. Со мной было именно так. Раньше я никогда об этом не думала, но теперь начала многое замечать и понимать. Я научилась наблюдать за собой, за своими реакциями на разные события, начала обращать внимание на мысли относительно тех или иных явлений. В процессе переосмысления я вспомнила, что моя школьная учительница рассказывала нам о том, что «…моя бабушка научила меня, как…», а «это» – то, во что верил мой отец. И у меня возник резонный вопрос: «А где же во всем этом я сама?»
Медитация случалась со мной сама собой. Я просто сидела на дискурсе и слушала голос Ошо. Иногда он останавливался, делая паузы между словами или предложениями. Я прислушивалась к музыке его слов, к ритму речи и таким образом начинала медитировать. Мне не нужно было прилагать особых усилий, как-то специально настраиваться. Все происходило спонтанно.
Я стала настолько ценить дискурсы, что порой просыпалась по несколько раз за ночь, волнуясь, что уже пора идти. После того, как приступы рыданий в саду ашрама прошли, дискурсы стали меня вдохновлять и были отличным началом каждого дня.
Я начала замечать, насколько Ошо отличается от всех, кого я видела. Он иначе двигался, у него были совершенно особые жесты. Порой я могла весь дискурс сидеть и наблюдать за его руками. Каждое их движение было полно тончайшей грации и поэзии. И при этом рядом с ним можно было ощутить его невероятную силу. Его голос завораживал, он как будто соблазнял нас, но то был соблазн-приглашение вступить на путь медитации, стать человеком духовным, стать настоящим искателем. Он протягивал нам руки, он манил, как будто мы были детьми, делающими первые шаги. Он подбадривал нас и увлекал за собой к вершинам осознанности.
Он смеялся вместе с нами и просил нас никогда не быть слишком серьезными. Он говорил, что серьезность – это болезнь, а жизнь – веселая игра. Когда он смотрел на нас, мы чувствовали, как он нас принимает, как доверяет нам и любит. Он любил каждого в равной степени, как будто он и был самой любовью.
Он очень глубоко сопереживал каждому из нас. Никогда раньше я не чувствовала себя настолько живой и любимой. Желая помочь человеку, он всегда говорил правду, не боясь осуждения со стороны других.
Как-то я отправила Ошо письмо, в котором рассказала про свой сон. Мне казалось, что сон был красивым и ярким, и я хотела, чтобы Ошо это оценил. Но в ответ он написал: «Сны – это сны. В них нет особого смысла». Я жутко разозлилась. В конце концов, не из-за того ли, что мне приснился очень важный сон, я приехала сюда? Много лет я старательно записывала сны и считала, что каждый из них несет в себе значимое послание. Тогда, на дискурсе, я задала вопрос: «Почему ты говоришь, что сны не имеют никакого смысла?» И вот что он мне ответил:
– Я не только говорю, что сны не имеют никакого смысла, я еще и утверждаю, что все, что вы видите, когда бодрствуете, это тоже сон. Есть сны, которые вы видите, когда спите, и есть сны, которые вы видите с открытыми глазами, когда вам кажется, что вы не спите. И то, и другое – сон. И то, и другое не имеет никакого значения.
Как-то вечером мулла Насреддин, гуляя по городу, наткнулся на кучу навоза, лежащую посреди дороги. Он слегка нагнулся и стал внимательно ее рассматривать.
– Похоже, что это оно, – сказал он себе.
Потом он нагнулся ниже и понюхал.
– Да, да, это оно.
Он осторожно сунул туда палец и затем попробовал на вкус.
– Ну, точно оно! Слава Аллаху, что я не вляпался!
– Остерегайтесь анализа, – сказал Ошо.
Меня это сильно задело. Как он мог так говорить! Значит, моя жизнь бессмысленна и сны тоже?! Ну почему он не мог просто сказать что-нибудь приятное? Я же не сказала ничего такого, чтобы так меня обижать! Но несмотря на то, что во мне бушевал огонь, я все же понимала, что многого еще не вижу и не чувствую и поэтому не в состоянии осознать истинное значение его слов. Я не ощущала себя такой же счастливой и благословенной, как он. Может, и правда, я обманывала себя, считая свою жизнь осмысленной и важной? Я смотрела на него и видела в нем присутствие какой-то другой реальности, гораздо более глубокой реальности, которую в себе не чувствовала. Я видела ее в его глазах и в том, как он двигался.
Он развеял в пух и прах мое ошибочное мнение о себе, и это дало мне возможность исследовать себя настоящую.
Прошло полгода. Прабудде по делам нужно было ехать в Англию. У него был какой-то бизнес на двоих с братом. Он предложил мне поехать с ним, и, поскольку в это же время моя сестра собралась замуж, и я знала, что примерно через месяц снова вернусь в Индию, я согласилась. У меня был еще один повод поехать вместе с Прабуддой, и довольно веский. В ашраме я чувствовала себя настолько уверенно и безопасно, что хотела каким-то образом проверить себя и свой новый образ жизни. На самом деле, я была не вполне уверена в том, что поступаю правильно. Поэтому, когда я пришла на даршан к Ошо, чтобы попрощаться, и он спросил меня, почему я хочу уехать, я заплакала и просто сказала: «Я чувствую себя здесь так уверенно и безопасно…» А он улыбнулся и сказал: «Да, с любовью все чувствуют себя уверенно и безопасно».
Приехав домой, я ощутила, насколько сильно я люблю свою семью. Сестра была на десять лет меня младше. Когда я уезжала в Индию, ей было всего шестнадцать. Мы никогда не были по-настоящему близки – у нас просто не было такой возможности. Я всегда была для нее сестрой, возвращающейся домой лишь на каникулы, – почти чужая. А она была слишком мала. Но в этот приезд, на девичнике перед ее свадьбой, мы танцевали всю ночь, и было ощущение, что мы впервые действительно встретились и узнали друг друга. Когда я представляла Прабудду моим родителям, отцу послышалось, что его зовут «бедняга», и так он его и называл. Родители были счастливы, когда узнали, что моя новая жизнь складывается удачно. На этом мы вновь расстались.
