Андрей Буровский - Необъяснимые явления. Это было на самом деле

Потом она исчезла, эта уверенность, что кто-то стоит за дверьми, снова вспыхнул истошный собачий лай. Лаяло не меньше пятнадцати псов, этот собачий эскорт удалялся куда-то в дальний, противоположный конец деревни.

Мы кратко обсудили положение. Не было вроде причин будить лагерь, принимать какие-то меры. «Что-то» происходило, это ясно, «кто-то» шатался по поселку и, кажется, затеял нас искать. Но вроде бы серьезных причин бить тревогу не было. У меня еще сказывалась старая уверенность, что Юксеево – место исключительно хорошее. Что «ничего такого» здесь быть попросту никак не может. Хотя, с другой стороны, «что-то такое» уже разгуливало по деревне, как ты все события ни оценивай.

Мы задремали; собачий лай замирал в конце деревни. Уже перед рассветом, часа в четыре, лай снова вспыхнул – вдалеке, но так же бешено. Он опять приближался, теперь с другой стороны… Я опять пробудился от лая и лежал, все ожидая, что же дальше будет? Лай катился в обратном направлении – в нашу сторону, к лесничеству. Я порадовался, что никто не пошел в уборную или «проветриться». Может быть, конечно, надо было выйти на улицу и заняться разного рода экспериментами. На это я отвечу так: проводить эти эксперименты вы будете, господа, в своих экспедициях. А я в своей – не буду, вот и все.

Лай приближался, достигнув максимума снова напротив лесничества. Сколько орало собак? За десять-пятнадцать ручаюсь, но, очень может быть, и больше. Тем более одни псы не выдерживали темпа и замолкали, а другие тут же включались в общий бешеный лай. Ну кого могли облаивать псы посреди ночи из конца в конец большого поселка?!

Опять послышались осторожные шаги – сначала по гравию, потом по земле. Раз по земле, значит, «кто-то» сошел с посыпанной гравием площадки и встал сбоку от двери. Я очень хорошо знал, где стоит сейчас это «кто-то» – на расстоянии буквально шага от крыльца и от двери. Опять я ждал, пытаясь угадать, что будет делать этот «кто-то»? Просунет в щелку что-то тонкое? Вышибет дверь бешеным ударом? Попытается заглянуть в застекленную веранду?

Но не было совсем никаких действий. Несколько минут висела напряженная тишина. Почему-то я понял, что Елена Викторовна тоже не спит. Так мы и лежали без сна, пассивно ожидая, что же будет. Через несколько минут опять вспыхнул жуткий, заполошный лай собак. Лай двигался туда, где начался несколько часов назад – в сторону кладбища. С первыми лучами солнца собачий лай смолк, больше ничего такого не было, но и спать у нас уже совсем не было времени: автобус на Большую Мурту уходил в семь часов утра, на него надо было успеть.

Почти сразу мы стали вставать, через полчаса я уже злорадно вытряхивал из спальных мешков всю остальную экспедицию.

Только уже в Комарово я узнал, что Елена Викторовна знала о происшествии больше всех. Потому что во время переписи данных на кладбище ее нога внезапно провалилась в какую-то неглубокую ямку. И Елену Викторовну окатило вдруг волной ледяного ужаса. Почему?! Ведь событие совсем не было пугающим; казалось бы, не произошло ничего, что могло бы вызвать такой внезапный приступ ужаса, не было таких причин. Из глубин сознания вспыхнуло что-то вроде «притащим»…

Но состояние было недолгим; яркий солнечный свет, ветерок и чувство долга быстро прогнали все страхи. Весь день Елена Викторовна переписывала сама и организовывала других, но чем меньше была загружена работой, тем чаще вспоминала неприятный, но короткий эпизод.

Вот заснуть в эту ночь ей что-то мешало – еще до того, как вспыхнул по деревне лай. Если я спал хотя бы урывками, Елена Викторовна не спала совершенно. Так, полузабывалась, но одновременно прекрасно слышала происходящее вокруг.

Мне не хотелось бы комментировать эту историю. Придумать можно очень многое, но цена-то этим выдумкам? У меня нет данных, для того чтобы дать произошедшему серьезное, надежное объяснение.

Я рассказал только то, чему был свидетелем; уверен, что передал все точно. Вряд ли стоит вопрос, «верить» или «не верить» в то, что лаяли собаки и раздавались шаги. Если мы оба вменяемы – и я, и Елена Викторовна, – то лай и шаги все же были. А как это понимать – думать нужно…

Рассказы горожанина

А чтой-то ночь зловещая такая…Блуждают на погосте огоньки…В такую ночь обычно самураиКанают вдоль границы у реки.

Много рассказывают о призраках в английских замках, о «других хозяевах» старинных зданий, типа шведского арсенала в Таллине, дворца шведских королей. Но ведь «другие» существа норовят поселиться во всех брошенных человеком зданиях, на любой географической долготе и широте. Каждый город порождает свой фольклор. Если в городе живут хотя бы уже несколько поколений, таких историй неизменно должно быть много. Красноярск не исключение из правила; другое дело, что уж какой город – такие в нем и привидения.

В нашем городе не умирали британские аристократы. Графини в развевающихся полупрозрачных одеждах не бежали к прудам: не было у нас таких графинь. Призраки оставляли совсем другие жители города. Кто жил, тот и оставлял, знаете ли. Я понимаю, что привидение запойного монтера может вызвать приступ хохота… но почему, собственно?! Душа одинакова и у графини, и у ее сенной девки. И у графа, и у его лакея, и у современного монтера.

Я расскажу несколько случаев, которые кажутся мне наиболее достоверными и как будто подтверждены серьезными свидетелями.

В старом городе по вечерам

По меркам Сибири Красноярск – старый город, он стоит на своем месте уже с 1628 года. Жители Владимира или Новгорода усмехнутся такой смехотворной для них «древности», но для Сибири и это уже что-то. Древнее Красноярска только несколько городов Западной Сибири: Тюмень, Омск, Томск, Тобольск, Ялуторовск.

Беда Красноярска в том, что события ХХ века все перемешали в нем, крохотный городок XIX века утонул в огромной новостройке конца ХХ столетия. Судите сами: в 1830 году в Красноярске жило 5 тысяч человек; в начале 1860-х – 10 тысяч человек; в 1893 году население Красноярска достигло точно зафиксированной цифры 20 570 человек. В 1917 – уже порядка 70 тысяч. А в 1959 – уже 600 тысяч человек!

Сегодня красноярец, чей дед и прадед жили бы в городе, – редкость. Почти все красноярцы, больше 90 % – очень недавние его обитатели.

Города, растущие тысячелетия, сохраняют не только архитектуру. В них продолжают существовать множество обитателей, уже ушедших из жизни. К этому можно относиться как угодно, но старинные замки трудно себе представить без аппетитных, но полупрозрачных графинь в развевающихся ночных одеяниях. Прагу трудно представить без Трубача Густава, который расхаживает по мостовым, держа свою голову под мышкой, а голова знай себе дует в трубу. Ничего подобного, конечно же, нет в Красноярске, потому что у нас не было трубачей, которым отрубил бы голову король (да и «своих» королей не было). Не было у нас и легкомысленных графинь, травивших мужей ради любовников или просто потому, что мужья им пуще репы надоели. Впрочем, и серьезных графинь, верных мужьям, у нас в городе тоже не водилось.

Аристократию старого Красноярска составили купцы. Были среди них личности побогаче иного графа – владельцы золотых россыпей, пароходов, фабрик, магазинов и целых торговых рядов.

Часть этой «аристократии» выделилась тут же из местного сибирского простонародья. Но вот эти-то, местные по происхождению, купцы как раз не состоялись ни как самые богатые, ни как самые интересные из красноярских купцов. Большая часть крупных красноярских купцов происходила не из местных крестьян и мещан, а из простонародья Европейской России. Верхним слоем купечества были «гильдейские» купцы, то есть те, кто официально объявил о своем капитале и записался в гильдию – объединение купцов, примерно таких же по богатству.

В третью гильдию объединяли купцов с капиталом от 500 рублей до 1000. Во вторую – от 1 тысячи до 10 000. Свыше 10 000 – в первую.

Манифестом от 17 марта 1775 года те, кто не был записан в гильдию, не считались купцами и не имели никаких прав, тем паче никаких привилегий. Не имели права, например, владеть своими магазинами, открыто перевозить грузы в разные районы Российской империи. Гильдейские купцы права имели, да плюс к тому освобождались от подушной подати и от рекрутчины.

После Освобождения 1861 года торгующие крестьяне так сильно конкурировали со «старым» купечеством, а новые гражданские права так противоречили сословным привилегиям, что принадлежность к гильдиям все быстрее уходила в прошлое. В 1863 году третью гильдию так вообще отменили: очень уж у многих торгующих крестьян были капиталы и побольше тысячи рублей… В эту эпоху «записаться в гильдию» означало в основном получить некий общественный престиж, признание. Для потомка крестьян, по-прежнему записанного в крестьяне, это означало выйти из своего по-прежнему неравноправного сословия.