Отречение. Роман надиктован Духом Эммануэля - Франсиско Кандидо Хавьер
Признавая, что ему надо подумать, дядя сделал долгую паузу, затем стал настаивать:
— Итак, я надеюсь, что ты подумаешь на эту тему и очень скоро решишь создать новую семью, чтобы «Новая Ирландия» позже обогатилась твоим потомством.
Вынуждаемый к принятию окончательного отношения перед просьбой старого друга, но желая перенести формальное согласие, он осторожно заметил:
— Пока что я думаю, что не должен высказываться окончательно, и приберечь своё решение до окончания визита, которое я предусмотрел сделать на могилу Мадлен в Париже.
Тем не менее, Абрахам Гордон посчитал, что его ответ наполовину принят.
В таком ограниченном окружении, как «Новая Ирландия», всё и все были друг у друга на виду, и каждый с нетерпением ждал решения Сирила. Смирение Шарля перед своим спутником, приведшее к тому, что он отдалился от него, хотя сын Самуэля не понимал причины этого обособления, лишь усиливало сплетни. Молодой человек чувствовал себя всё более удручённым в кругу дружеских комментариев, а тем временем дочь Жака становилась всё более активной. Благородный наставник из Блуа не очень симпатизировал слухам, но и не хотел вмешиваться в решения подобного рода, не только потому, что это могло показаться его племяннику эгоизмом с его стороны, но и было бы неблагодарностью и бесчувственностью по отношению к дочери, которая ему уже поведала свои самые интимные желания по случаю брака Мадлен.
Итак, Сирил скоро запланировал дату поездки во Францию с намерением посетить могилу жены. Он заметил, что Сюзанна хочет того же. Девушка втайне опасалась, что её кузен обнаружит какие-либо знаки её зловещего заговора, и была расположена следовать за ним в этом опасном путешествии, чтобы следить за ним. Отвечая на возражения семьи, она выдвинула предлогом необходимость приобретения школьного материала, чтобы придать новый порыв воспитательным работам. Чтобы смягчить тревогу родителей, она решила взять с собой Доротею, одну из младших сестёр Сирила. Она заявляла, что также была бы счастлива посетить незабываемую могилу и воспользоваться случаем, чтобы наведать старых знакомых в Париже.
Ничто не могло её разубедить. После более чем двухгодичного отсутствия муж Мадлен возвращался во Францию под тяжестью горестных воспоминаний. Он не был слишком подавлен, поскольку постоянный труд дал ему особую крепость организма; но взор его был сдержанным, его общение — уклончивым, и было видно, что в нём произошли глубокие перемены.
После долгого изнурительного путешествия их прибытие во французскую столицу прошло без каких-либо инцидентов, лишь была очевидна всё возраставшая любезность Сюзанны.
Сирил захотел повидать своих старых друзей, которые с радостью встретили его. Каждый пейзаж, каждая улочка, носившие признаки его присутствия, были для него источником потрясений. Былые спутники описывали ему мрачные и незабываемые сцены действий опустошительной оспы. Многие дорогие им существа ушли навсегда. В сопровождении Сюзанны он посетил дом по улице Сент-Онорэ, обожаемый приют его первого счастья. Новые жильцы сочувственно симпатизировали ему и предложили войти вовнутрь старого дома. Ужасно взволнованный и с глубоким уважением, он прошёлся по комнатам, словно посещая настоящий алтарь. Сюзанна описывала ему последние сцены, указав место, где в последний раз лежал дон Игнаций, а рядом стоял его обезумевший от страданий племянник. Выжившая служанка была здесь же, и Сирил захотел подтвердить свои тревожные воспоминания, верным толкователем которых была его кузина. Из близких знакомых покойной он нашёл только Колетту, рассказывавшую о Мадлен с обильными слезами на глазах. Ей не удалось увидеться с ней в тот последний миг, но ей сообщили о её кончине, как только облако страданий над Парижем прошло, добавив, что постоянно ухаживает за её могилой на кладбище Невинных.
Наиболее тягостным впечатлением для Сирила было именно кладбище, когда он стоял перед тихой обителью усопших, приехав сюда в конце дня в сопровождении своей кузины и сестры.
В бесконечном почтении он подошёл к обеим могилам и преклонил колени у таблички с именем Мадлен. Он заметил розовое сердечко из мрамора, пронзённое кинжалом, этот полный смысла символ, последний сувенир дяди Жака, и, подавленный страданием, долго плакал. Даже присутствие кузины не могло сдержать его слёзы. Погружённый в свои молитвы, он не заметил, как Сюзанна вынула из своей сумочки какую-то бумагу. Тронутая его невыразимой печалью, молодая женщина стала перечитывать слова покойной. Это было письмо, которое дочь дона Игнация посылала в Ирландию. Затем она подошла к нему и отдала письмо кузену:
— Прочти, это слова нашей дорогой покойной.
Он погрузил свой безнадёжный взор в письмо. Среди многочисленных советов Мадлен писала ей: «Не оставляй поддержку… Сирила во время моего отсутствия. Если бы я могла, я приехала бы туда, чтобы помочь ему семейно решать возникающие проблемы, но сложные обстоятельства сопротивляются моим желаниям. Тем не менее, остаюсь твоей верной подругой. Давай ему советы. Помогай ему, как если бы это была я сама».
Молодой человек поцеловал письмо и взволнованно сказал:
— Никто не был мне так дорог, как она.
*
Но оставим пока что сына Самуэля Давенпорта предаваться своей духовной борьбе и вернёмся в скромную обитель Авилы, где столкнёмся с новыми событиями.
Ровно год после помощи, оказанной приёмной матерью Духу Антеро де Овьедо, у Долорес родился первенец.
Все оживлённо и радостно ожидали его появления, но младенец преподнёс очень большое разочарование. Его маленькая правая ручонка и правая ножка были изуродованы, а на глазах был какой-то особенный дефект. На руке было всего два пальца, а нога была скручена и повёрнута внутрь. В первые дни охваченные стыдом встревоженные родители попытались скрыть этот факт; но старая служанка, принимавшая роды в большом поместье семьи Эстигаррибия, поделилась новостью с доном Альфонсом, отец которого не допускал присутствия инвалидов в своём доме.
Утром второго дня молодой хозяин вызвал к себе Жана-де-Дье и строго и раздражённо сказал ему:
— Ты должен признать, что мы были достаточно снисходительны к тебе по случаю твоего брака, но знай, что сельская плантация не может содержать малышей-уродов.
Бедный отец знал о судьбе, уготованной для новорожденных, отмеченных
