И Калышева - Основы истинной науки -II
Относительно способности некоторых животных видеть ночью, нам могут возразить, что тёмные лучи света сами по себе не производят непосредственного впечатления на глаз кошки и филина, что у всех животных, которые видят ночью, есть лишняя плёнка в глазу, называемая «глазным ковриком», которой нет в глазу других существ. Это совершенно верно, но это служит только подтверждением нашего положения, а не опровержением его.
Существование этого коврика было открыто давно, но не находили связи между ним и возможностью видеть тёмные лучи; только в последние годы в Германии заметили, что, например, ультрафиолетовые лучи, пропущенные в абсолютной темноте через раствор хинина, дают даже в глазу человека впечатление голубого цвета. Совершенно так же некоторые растворы других металлоидов преобразовывают и другие цвета спектра, находящиеся в абсолютной темноте, а следовательно, нам невидимые, в цвета светлые, уловимые нашему взору. Химический анализ показал, что как раз все эти металлоиды находятся в химическом составе этого коврика, а следовательно, можно предположить, что невидимые тёмные лучи, проходя чрез него, преобразовываются в глазе филина и кошки в видимые; это доказывает, во-первых, что они существуют, если могут преобразовываться в другие; в настоящее же время мы только и хотим доказать существование таких лучей, которые человеку не видны, ибо мы не занимаемся анатомическим строением глаза; а во-вторых, - то, что, в конце концов, способности филина и совы идут дальше в распознавании колебания эфира, чем способности человека.
Мы совершенно свободно можем предположить, что у более совершенных существ, чем человек, и пределы познаваний этих колебаний больше, как и при распознавании звука, так и при распознавании света, и, наконец, - вполне совершенные существа должны познавать все колебания; именно так: они и видят, и слышат все колебания, т.е. у них для слуха и для зрения один и тот же, но вполне совершенный орган, познающий все явления одного и того же разряда, но проявляющийся лишь с разными напряжениями.
Неразвитость и неполнота чувств наших доказываются ещё тем, что даже грубые тела могут пропасть у нас из глаз. Возьмите пластинку и заставьте её колебаться более 15 раз в секунду, - вы её более не увидите; струна, колеблющаяся и издающая звуки, нам тоже не видна; даже спицы большего колеса при скором их вращении исчезают у нас из глаз. Мы не будем разбирать, почему эти колеса и пластинки исчезают, от того ли, что виды их сливаются в один от скорости движения, от того ли, что скорость сама по себе велика и недоступна нашим глазам, - это положительно безразлично, ибо одинаково доказывает недостаток наших чувств, несовершенство их. Не всё ли равно, отчего я не вижу этого громадного стопудового колеса, которое в двух шагах от меня вертится со скоростью совершенно ничтожной в сравнении, например, со скоростью вращения земли и других скоростей, существующих в природе. Если для наших чувств могут быть невидимы целые колёса, то мы уже не знаем, как ещё более может над нами, бедными жителями земли, издеваться природа. Мы можем, следовательно, не замечать проходящей мимо нас целой толпы существ, лишь бы все они были одеты в те цвета, которые недоступны нашим чувствам, лишь бы они двигались со скоростью, недоступной нашему глазу, и говорили громко, но при тех дрожаниях воздуха, которых мы не ощущаем, и т.д., и т.д.
Из всего вышесказанного можно вывести целый ряд заключений не в пользу большего развития чувств человека. Не будем касаться существ, стоящих выше человека в своём развитии, но упомянем о существах, стоящих ниже человека, т.е. возьмём опять в пример животных.
Есть чувства у животных, или, скорее, степень развития наших чувств, которые нам положительно непостижимы; например, обоняние развито у охотничьих собак до такой степени, что наше воображение ничего большего себе представить не может. Как понять этот, хотя и заурядный, факт: собака чувствует запах зайца или птицы, которая несколько часов тому назад прошла по этому месту и теперь находится уже за несколько вёрст. Собака знает даже: в какую сторону бежало животное, или улетела птица. Зрение, например, у орла и у других хищных птиц должно нас удивлять не менее. Птица царит под облаками и видит свою небольшую добычу на земле, в одно мгновение ока она бросается по совершенно отвесному направлению, нисколько не отклонившись от первоначального принятого направления Осязание летучих мышей доходит до удивительного развития. Лишённая зрения днём, летучая мышь так же хорошо летает, обходя все встречающиеся ей на пути препятствия, как будто это ночью, когда она хорошо видит, ибо она осязает своими крыльями издали приближение к предметам и так же хорошо отыскивает обратный путь к своему жилищу, как будто она пользуется зрением.
Ничего подобного в человеке мы не видим, а следовательно, он имеет полное право позавидовать животным в развитии некоторых чувств, превосходящих в значительной степени силу тех, которыми он владеет. Но этого мало, - он должен бы был считать себя вполне счастливым, если бы превосходство животных ограничивалось бы только одним сложением организации. Мы хотим указать на то, что многие - почти нравственные или общежитейские - способности животных должны претерпеть ту же участь, ибо они весьма отчётливо превосходят всё то, на что способен человек.
Обратите внимание на порядок, господствующий в каждой муравьиной куче или в каждом улье пчёл, и вы должны будете признаться, что как ни просты отношения между муравьями или между пчёлами, однако нам, людям, личностям разумно-нравственным, обладающим всеми высшими средствами и способностями, никак нельзя не только стать выше их, но хотя отчасти поравняться с ними.
Что может быть проще: все послушны своей царице, все подчиняются беспрекословно, все работают, все трудятся, все самым добросовестным образом складывают свои заработки в одно общее место, из которого пополняются потребности как каждой отдельной личности, так и всего общества. Всякий правильно распределённый и совместный труд, в особенности при содействии, оказываемом другими и общем согласии, гораздо благодарнее, легче и спорей, чем тот же труд, но производимый отдельно каждой личностью, в особенности, если окружающие относятся к нему со злобой и завистью.
Муравьи и пчёлы хорошо это поняли, а потому относятся честно и добросовестно к своему делу, приносят домой всё, что собрали и наработали, всё поступает в общее пользование, никто из них и не думает украдкой утягивать часть из этого в своё собственное распоряжение, как гарантию на чёрный день, никто не желает возвышаться над другими, никто из них не предъявляет своих прав на господство и не находит причины, по которой он мог бы считаться выше других, - этот вечный повод ко всем междоусобиям, существующим у людей, ещё не известен пчёлам. У них сильный поддерживает слабого своей большей работой и большими трудами, общее попечение и симпатии направлены на детёнышей, и никто из них не разбирает - это мой, а потому он лучше других и достоин большей порции, у них все получают один и тот же кусок.
Сколько было людских общежитий, и больших, и малых, в истории человечества? Какой был им конец? Не всегда ли они кончались общим раздором и полным разорением общественной кассы в пользу наживы отдельных лиц? - Это понятно, скажут нам, человек умнее пчелы и потому соблюдает свой собственный интерес, чего не может делать пчела. - Но! Неужели ум может мешать человеку облегчать свой труд, обеспечивать себя, жить ровно и спокойно, а следовательно, гораздо более счастливо, чем теперь? Кроме того, тогда не было бы нуждающихся, все были бы довольны судьбой своей, не было бы зависти, ибо всякий довольствовался бы тем, что имеет общество, был бы порядок, ибо не было бы злоупотреблений.
Действительно, не мешало бы людям хотя отчасти воспользоваться тем примером, который дают им пчёлы; надо думать, что этот порядок вещей установил бы хотя отчасти нравственный принцип между людьми, при котором все члены общества вырабатывали бы, кроме своего экономического благосостояния, тёплые чувства участия и самые благородные стремления взаимной дружественной помощи по отношению друг друга; сильный через свою силу избавлял бы слабого от непосильного труда, слабый, недужный и старый, оберегая общее имущество, способствовал бы, сбережениям того, что нажито другими; умный руководил бы, направлял бы всем; сироты не чувствовали бы своего печального положения, и не было бы бедности на земле. Между людьми всё это могло бы быть много лучше и совершеннее, чем это у пчёл и муравьёв, а между прочим пчёлы довели свою жизнь до совершенства, а люди ещё и не подумали осуществить это на деле, несмотря на то, что такой способ жизни может быть приложен и к целому государству, и к обществу и даже отдельным семействам и кружкам, так как он несомненно принёс бы материальное благосостояние и способствовал бы нравственному развитию людей.
