Оле Нидал - Верхом на тигре. Европейский ум и буддийская свобода
Высокий титул не только политически усилил бы нашу сторону – он успешно нейтрализовал бы узколобых завистников, живущих низкопробными сплетнями. Кроме этого, титул позволил бы сэкономить время нашим ринпоче, защитив их от необходимости выслушивать жалобы.
Проще всего было бы называть меня ламой – это отражало бы характер моей работы. Именно так поступал Кармапа. Тем не менее в то время это было невозможно из-за Калу Ринпоче: многие из его лам чуть не отказались от своих обетов, и часто ему требовалась палка, чтобы призвать их к порядку. Ламой был и оставался для него тот, кто соблюдает целибат, – по-крайней мере, внешне. Сложность заключалась в том, что в тибетском языке не было подходящего термина для обозначения моей деятельности. В первый раз за тысячу лет тибетский буддизм выходил за рамки своего региона и встречался с миром, и многое из того, что мы делали, было новым. Мы внедрили медитации с ведущим на родном языке, и выбранные мной ученики получили полномочия давать первые поучения, опираясь при этом на открытый диалог с группами. Такого движения «корней травы», основанного не на иерархии, а на дружбе и глубокой преданности Кармапе, не было еще никогда. Шамарпа поначалу предложил звание «кьорпён» – «путешествующий учитель», но оно отражало только часть моей работы. И однажды поздним вечером, когда мы сидели в Дарджилинге в резиденции бутанской королевы-матери, он нашел титул, который заключает в себе и ответственность, и пространство для необычной работы. Широко улыбаясь, он сказал: «Ты будешь нашим буддийским мастером».
Это было крайне важно для будущего. В мгновение ока линия передачи обрела еще больше широты и глубины. Теперь наши сильные и преданные друзья оказались «внутри». Работа, рассчитанная на мирян и практиков в условиях западного общества, получила официальное признание как часть традиции. И, что важнее всего, меня назвали учителем Махамудры, благословив тем самым наш общий уровень практики. То был исторический момент, когда у меня в руках оказался документ с подписью Кюнзига Шамарпы и печатью Джамгёна Конгтрула Ринпоче. Мы стали намного ближе друг к другу, чем раньше.
Работа, рассчитанная на мирян и практиков в условиях западного общества, получила официальное признание как часть традиции.
В один из последних дней в Сонаде случилось недоразумение, которое засеяло семена наших будущих путешествий в Тибет. Джамгён Конгтрул Ринпоче и Ханна, используя почти каждый обеденный перерыв, переводили предсказания Пятого Кармапы Дешина Шегпы (1385–1415). Однажды я как раз вошел к ним в комнату и услышал нечто интересное. Текст звучал вполне современно и вдохновляюще. Сначала в нем предсказывалось имя тибетца, который в 1966 году, во время культурной революции Мао, одержимый страхом, взорвал огромную статую Будды в Цурпху, главной резиденции Кармап в Тибете. Эта статуя высотой с пятиэтажный дом была отлита из меди во времена Второго Кармапы Карма Пакши (1206–1283) на средства, подаренные китайским императором, и простояла семь столетий. Как именно ее разрушили, мы уже знали от Джамгёна Конгтрула Ринпоче. Все предыдущие попытки взорвать ее не удались: динамит лишь сотрясал воздух. Но китайские коммунисты пригрозили суровым наказанием, и этот человек заложил взрывчатку под статую, между свитками и другими благословленными вещами. Одним сильным взрывом медный Будда был развеян над долиной. Из статуи выпало сердце Первого Кармапы Дюсума Кхьенпы, тибетцы быстро подобрали его и спрятали. Маленькая частица его находится сегодня у меня в гау – коробочке для реликвий.
В другом предсказании говорилось, что в период между Шестнадцатым и Семнадцатым Кармапами буддисты Кагью в Тибете будут подобны обессиленным пчелам в осеннюю пору, а с востока прилетят машины врагов-варваров. Затем с Запада придет веснушчатый защитник со свитой. Он будет выглядеть мощно и поможет восстановить Цурпху. «Мне кажется, это я», – нескромно вырвалось у меня. Джамгён Конгтрул Ринпоче кивнул и сказал: «Мы тоже так думаем». Через некоторое время сорок человек из наших центров таскали в Тибете бревна и камни.
Второй Кармапа Карма Пакши
После нескольких мятежей, когда в страну уже невозможно было свободно въехать, мы услышали подробности этого предсказания: защитник должен был быть невысокого роста, что вряд ли могло относиться ко мне. Вместо веснушек говорилось о шрамах, и согласно газете «Karmapa Papers», которая вышла в 1992 году, он действовал после смерти Пятнадцатого Кармапы, в 1922 году, в Карма Гёне, то есть на востоке Тибета.
После посвящений планировалась целая неделя благодарственных церемоний, и Калу Ринпоче попросил нас принять в них участие. Он также хотел, чтобы после этого мы возглавили паломничество его учеников. Но я не мог медлить ни минуты. Европа горела. Нужно было ехать домой и брать все в свои руки. Нам предстояло обезопасить сферу Кармапы от вторжения и защитить его центры и учеников. Будучи ответственными за его работу на Западе, мы снова должны были остановить пару джентльменов, которые пытались отрезать кусок от пирога Кармапы. Поэтому мы от всего сердца поблагодарили Калу Ринпоче, и он нас отпустил.
Нам предстояло обезопасить сферу Кармапы от вторжения и защитить его центры и учеников.
Прощаясь с тремя держателями линии передачи, мы ожидали услышать объяснения относительно предстоящей расчистки, чтобы она проходила согласно их пониманию. Однако они с сожалением заявили, что не могут встать на ту или иную сторону. Мы сочли это слабостью и сказали, что это будет стоить нам многих друзей и доверия. Нам предстояло нелегкое дело – отправить в отставку ламу, которого мы сами же в начале так превозносили. Тогда Ситупа, которого мы почти не видели с момента последней встречи в Ладакхе в 1976 году и чье поведение едва можно было узнать, составил мягкое послание. В нем говорилось, что «немецким ученикам» следует к нам прислушаться. Тибетский стиль ничуть не изменился. Все осталось так, как заведено в теплых странах: сильный сражается в одиночку, а когда побеждает, все его тут же начинают хвалить.
Германия
Когда мы приземлились во Франкфурте, некоторые волнения в Центральной Европе были уже позади. Мы поняли это по лицам друзей, встречавших нас в аэропорту. Они сразу же сообщили о последствиях слухов. Мы объяснили, в чем состоят тонкости восточного подхода, и рассказали о последних шести месяцах, проведенных в Гималаях. Затем мы поехали в немецкий институт под Бонном для первого нелицеприятного разговора в нашей истории. Там ждали лидеры немецкой Ассоциации. Почти все они раньше были моими учениками, и мы на них полагались. Хотя мы виделись редко и время от времени до меня доносились странные новости о них, я опять, как обычно, забыл, что делают с людьми власть и ревность. Я с изумлением увидел, что они, как только могли, заранее ослабили позицию нашей линии. Хотя моему простому уму было ясно, что администраторскую работу нужно передавать занудам, мои расчеты себя не оправдали. Очевидно, в любом деле, чтобы приносить пользу другим, нужно быть довольным собственной жизнью.
Очевидно, в любом деле, чтобы приносить пользу другим, нужно быть довольным собственной жизнью.
Сначала один психолог из Штарнберга разослал по всем центрам не очень лестное письмо обо мне. Он хотел спонсировать председателей Ассоциации, а также многих монахов, руководивших институтом. Позднее деловитые жильцы замка пригласили на эту встречу учеников Аянга Тулку в качестве наблюдателей. Мы с Ханной противостояли сильному фронту недоверия и, откровенно говоря, были сами во всем виноваты. Кто, как не мы, втолковал им, что все тибетское безошибочно? К сожалению, пришлось резать по живому. Желание Кармапы и десять лет на автобане не оставляли нам иного выбора. Я разбил необходимое количество яиц, и мы получили желанный омлет.
Члены совета Ассоциации, которые не смогли понять, что речь шла о пользе для линии преемственности, в итоге отказались от своих функций, и позднее Лама Джигмела принял их отставку. С тех пор мы с большей внимательностью следим за тем, какие учителя приезжают в наши центры.
Впоследствии от нас отделились – единственные в немецкоязычном регионе – вышеупомянутый замок, Бремен и старая группа в Мюнхене. Они увели с собой много трудных людей. Из-за этой истории Гамбург и Кельн потеряли нескольких друзей и, к сожалению, многие перестали практиковать полученную от Аянга Тулку превосходную медитацию «умирания в сознании». Но по большому счету, мы дешево отделались. Американские центры, руководимые Вудстоком, видимо, настолько были заняты нападками на Кюнзига Шамарпу, что избежали подобного столкновения. Но проблема ясной передачи внутри одной линии преемственности регулярно всплывает там до сих пор.
