Ошо - Мистическая теология. Беседы о трактате святого Дионисия
Просто послушайте, что он говорит:
Я полагаю также, что ты понял, насколько обсуждение частностей более пространно, чем обсуждение всеобщности.
Лао-Цзы не говорил о частностях и всеобщности; не упоминали о них ни Будда, ни Иисус, ни Кабир, ни Фарид. Это философская проблема; она в определенной мере значима для мира философии, но полностью бессмысленна, если речь идет о мистическом опыте. Но Дионисий не может найти иного способа выражения, проявите к нему немного терпения. Имеет значение то, что он говорит, но не то, как он говорит. Вам придется самим искать бриллианты, скрытые в его речи.
Под «частностями» имеются в виду проявления существования. Люди, животные, птицы, деревья, реки. Среди людей встречаются люди с черной, белой, желтой и красной кожей. И далее, если мы возьмем людей с белым цветом кожи, они делятся на мужчин и женщин, детей и стариков. И если вы дальше станете продвигаться в сторону частного, то выйдете на атомарный уровень. В конце концов вы придете к неделимой единице, которая не допускает дальнейшего разложения на составляющие.
Именно неделимость была первоначальным значением слова «атом». Впоследствии обнаружилось, что даже атом можно расщепить, однако старое название сохранилось. Теперь атом делят на электроны, позитроны и нейтроны; теперь их считают неделимыми частицами. Но кто знает? Рано или поздно кому-то удастся расщепить и электрон. Возможно, существуют мужские и женские электроны, это вполне вероятно. Есть положительные и отрицательные электроны, и они притягиваются друг к другу. Их можно назвать «инь» и «ян», Шивой и Шакти, женщиной и мужчиной — все зависит от выбора выражения. Слова «нейтрон», «позитрон» принадлежат научному лексикону, но когда-нибудь кто-нибудь обязательно их разделит.
Наука продолжает идти по направлению к частному, поэтому она никогда не сможет осмыслить бога: ведь бог — это нечто предельно всеобщее. Бог означает целое, органическое целое, а наука имеет дело с частями, с деталями, с мельчайшими частицами. Как видите, наука и религия идут в противоположных направлениях. Наука идет от общего к частному, религия же идет от частного к общему. Поэтому они не могут прийти к согласию, для них это практически невозможно. Они не смогут найти той общей почвы, которая позволила бы им это.
Наука обязана верить в анализ, поскольку анализ — это метод, позволяющий прийти к частному, а религия верит в синтез, поскольку он служит лестницей, ведущей к целому, к всеобщему.
Зигмунд Фрейд назвал свое направление в психологии «психоанализом», и он правильно его назвал, поскольку все его усилия были направлены на то, чтобы сделать психологию наукой. А она могла стать наукой лишь в том случае, если бы стала аналитической. Он прекрасно отдавал себе в этом отчет.
Ассаджиоли называет свою психологию «психосинтезом». Он выбрал правильное направление, стремясь превратить психологию в религию, но ему недостает проницательности Фрейда. Ценность его синтеза на самом деле невелика. Зигмунд Фрейд действительно анализирует, а Ассаджиоли занимается лишь тем, что заново собирает то, что Зигмунд Фрейд до него разобрал.
Это похоже на человеческое тело, разделенное на части, на тело, рассеченное топором, которое вы пытаетесь восстановить, складывая вместе конечности, склеивая их. Вы думаете, что можете получить целого человека. Но вы ошибаетесь. В результате вы получите не живого человека, а только труп. Поэтому Ассаджиоли не производит впечатления, что он достиг чего-то большого: он получил только труп. Он пытается отменить работу Фрейда; однако он лишь складывает вместе все то, что Фрейд когда-то разделил. Но он не мистик, а без этого невозможно прийти к живому целому.
Частности должны быть материальны, сами по себе части не наделены жизнью. Жизнь — это свойство целого. Жизнь — это качество, которое чудесным образом проявляется тогда, когда части созвучны друг другу, когда они находятся друг с другом в гармонии.
Цветок можно рассечь на части, но как только вы это сделаете, вы его убьете. И после того, как вы его рассечете, вам уже не удастся собрать его заново. Да, вы сможете собрать его материальные составляющие, но жизнь никогда уже в него не вернется. Вы не сможете вернуть ему его первоначальное органическое единство.
Зигмунд Фрейд оказал громадное влияние на человечество, поскольку мы живем в век науки, а он помог психологии, по крайней мере, к ней приблизиться. Идея Ассаджиоли была неплохой, но он не смог осуществить свой замысел: он пообещал совершить то, на что не был способен. Он ведь не был ни Лао-Цзы, ни Буддой, ни Дионисием.
Дионисий точно знает, что происходит при обоих процессах. Он не знал о современной науке, но он очень точно в своем трактате ее описывает. Научный подход и заключается в том, чтобы переходить от общего к частному.
Еще тысячу лет назад существовала всего одна наука. Поэтому в старых, давно основанных университетах типа Оксфорда научный факультет все еще называется факультетом естественной философии. Тогда была всего лишь одна наука — философия природы; поэтому и сейчас еще сохранились подобные пережитки прошлого. Вы можете получить докторскую степень по психологии, но вас все равно будут звать доктором философии. Вы можете получить докторскую степень по химии, но вас все равно назовут доктором философии — пережиток прошлого. Ваша работа не имела ни малейшего отношения к философии, но в те дни существовала только одна наука — философия.
За последнюю тысячу лет наука пережила множество расколов. Отдельной дисциплиной стала химия, отдельной дисциплиной стала физика. Затем чистая, теоретическая физика отделилась от экспериментальной, органическая химия отделилась от неорганической. Сейчас существует еще больше видов химии, биохимия, например… и скоро число таких дисциплин возрастет. В настоящее время появилось почти триста отдельных научных дисциплин. Всего за тысячу лет наука разделилась на триста разных наук.
Весь научный процесс состоит в том, чтобы знать все больше и больше о все меньшем и меньшем. Наука стала уделом экспертов, а эксперту приходится узнавать все больше и больше о все меньшем и меньшем.
Еще двадцать лет назад вы просто шли к врачу, и этого было достаточно; теперь этого уже мало. Вы идете к врачу, а он направляет вас на консультацию к специалистам, потому что сам он только терапевт. Двадцать лет назад он сделал бы для вас все: ваши глаза, ваши уши, ваш нос… все ваше тело находилось в сфере его компетенции. Сейчас происходит по-другому. Если у вас болят глаза, он пошлет вас к окулисту.
Я слышал такую историю…
В двадцать первом веке к окулисту приходит пациент. Прежде чем приступить к осмотру, врач спрашивает:
— Так какой глаз у вас болит?
Пациент отвечает:
— Правый.
— Тогда обратитесь к другому врачу, я не специалист по правому глазу. Я — специалист по левому, — говорит доктор.
И не смейтесь, потому что даже один глаз — это целая вселенная. Даже изучением одного глаза, правого или левого, можно заниматься всю жизнь. Во всем мире не найдется человека, который смог бы сказать, что прочитал все, написанное о глазах. В этой области была проведена такая большая исследовательская работа появилось так много специалистов, что вам придется обратиться ко многим.
При этом возникла большая проблема: нет никого, кто бы смог взглянуть на вас как на органическое целое. Кто-то один лечит глаза, но ничего не знает о сердце. Кто-то другой лечит сердце, но ничего не знает о желудке. Третий лечит желудок… Вас лечат но частям, но никто не имеет представления обо всем органическом единстве вашего тела, не говоря уже об органической целостности всего существовании.
Поэтому эксперты создают большую неразбериху. Окулист может сделать что-то такое, что повредит сердцу или мозгу. Специалист по мозгу может сделать что-то такое, что повредит носу или глазам. Специалист по сердцу может сделать что-то такое, что повредит почкам или желудку, и так далее.
Теперь перед всеми учеными мира стоит одна из величайших проблем — проблема объединения различных научных дисциплин. В древности, в эпоху Аристотеля, один-единственный человек, бывало, писал обо всей науке в целом. Аристотель в одиночку написал обо всех науках. Теперь никто не сможет стать новым Аристотелем — время уже не то. Он писал не только о тех вещах, которые поддавались научному исследованию, он также писал о боге, о небесах и аде — о сверхъестественном мире.
Он ввел в обиход слово «метафизика». Слово это имеет очень странное происхождение. Аристотель писал о математике, химии, физике и прочих отраслях научного знания тех дней. И затем, написав все эти главы, он добавил еще одну главу о боге. Глава, повествующая о боге, по чистой случайности следовала за главой, посвященной физике. Слово «метафизика» означает «после главы, Физика“». Так стали называть философию — «метафизика», наука о том, что лежит за пределами физики. Но на самом деле это относится к книге Аристотеля: так называлась глава, которая следовала за главой под названием «Физика».
