Владимир Дюков - Дао знания. Единство науки и магии. Обучение Силой
Парадокс, но так, внешне безжалостно, может выглядеть любовь. Любит тот, кто искренне заинтересован в росте уровня знания объекта любви. Магическое же знание дает человеку возможность понять что-то очень, очень важное – оно дает знание Бога… Послушники в монастырях, желая понять Бога, тоже проходят через очень тяжелые испытания…
Но болезнь Карины – защемление нерва – быстро прошла, и она восстановилась, так и не дойдя до предела, тем более не перейдя его. Сила имела по отношению к ней иные планы…
В одиночество бросила меня Сила…
Нет ни любви, ни привязанностей. Глобально одинок во Вселенной…
Меня охватила печаль, слезы навернулись на глаза. И я отпустил себя и начал плакать. Такая вот свободная циркуляция энергии плача. Позволил себе плакать. Вначале тихонько, а потом все сильнее и сильнее. И наконец, зарыдал навзрыд. Довел плач до максимума. Так свободно во весь голос плачут дети. Но одна часть меня рыдала, а вторая наблюдала за этим процессом, оставаясь абсолютно безучастной к нему и даже как-то подбадривала: «Давай, давай! Сильнее плачь! Отпусти себя! Позволь! Еще сильнее! Еще свободнее! Еще!» (Так неотождествленно плакал монах на похоронах, упомянутый вначале моего повествования.)
Сука! И поплакать-то по-человечески не получается! Тотальный контроль всего, что бы ни происходило. Даже если умираешь, все равно контролируешь, осознаешь: «Тело умирает, не двигается. Наблюдаю его со стороны. Теперь воспринимаю то-то и то-то…» Но ведь способность мыслить, осознавать и анализировать – то, что и составляет сущность «я» – остается! Вот, дошел до ручки. До вечной жизни, до вечного осознания себя. Ни умереть, ни забыть себя не можешь. Как там в песне: «Я тебя никогда не забуду…»? Черт бы ее, эту песню, побрал!
Эх, и помереть нормально, по-человечески нельзя! Знаешь смерть-то эту. Не умираешь, а лишь наблюдаешь свою смерть.
…Уже не боюсь – отбоялся свое. Лишь отрешенно наблюдаю свой страх. Уже не живу – отжил свое. Лишь наблюдаю, как живу. Мертв. Жив более чем кто-либо, но и мертв одновременно – такой вот парадокс! Не живу, а смотрю кино про самого себя… все во мне умерло, чтобы когда-нибудь родиться вновь. Все во мне умерло – и больше нечего уже во мне убивать. Нельзя меня убить – ведь как можно убить мертвое? В смертности заложена возможность бессмертия.
Никогда еще смерть не была так близка ко мне и одновременно так бесконечно далека от меня.
Я пребываю во всеотсутствии. И одновременно, как всесущий Бог, присутствую во всем – я един со всем во Вселенной, со всем Универсумом, а значит и с Богом! Состояние расширенного до Вселенских масштабов осознания себя… Вот такое парадоксальное состояние! Ты все и ничто одновременно.
Влюбленный не замечает недостатков своей возлюбленной. Он привязан к ней. «Не могу без тебя жить!» – говорит он. Влюбленный находится в ситуации любви и потому не обращает внимания на слова и критические замечания приятеля относительно своего «идеала» (приятеля который не привязан инее ситуации), не веря ему и думая, что это просто зависть. Влюбленный не видит истинной картины. Ему не все равно у в отличие от его приятеля, который наблюдает происходящее со стороны. Влюбленный смотрит на ситуацию предвзято – с позиции своего отношения, с позиции своей любви – однобоко и дуально. И потому он необъективен.
Но вот любовь ушла, ушла и привязанность. И оказалось, что приятель во многом был прав. Он, не вмешиваясь и наблюдая со стороны, видел истиное положение дел. Он был «вне клетки».
Так же не видит сути и истины человек, который влюблен в какую-то идею, религиозную систему, теорию или в самого себя – человек, который находится внутри клеток этих идеологий.
«Моя женщина. Никому тебя не отдам», – наивно утверждает незрелый, молодой влюбленный, не понимая еще реалий жизни.
Но он поймет их, когда однажды «вечная любимая» уйдет от него. Уйдет женщина, имя которой жизнь.
Человек «увидит» жизнь, если однажды взглянет на нее со стороны смерти. Он «увидит» мир людей, лишь будучи немирским, пребывая не в миру. Он «увидит» любые формы, когда сам находится в состоянии абсолютной бесформенности. Он осмыслит суть любых описаний и интерпретаций, только имея опыт пребывания вне любых описаний и интерпретаций – воспринимая «чисто». (Кстати, не мешало бы взглянуть и на науку со стороны мистики, чтобы «увидеть» науку…)
«Попробуй увидеть человека без его титулов», – сказал дзеновский монах.
Постарайся увидеть тот смысл, то, что скрывается за титулами, за описаниями и интерпретациями, и тогда поймешь, что смысл-то и есть эти самые описания и интерпретации. Увидеть что-то без титула – значит увидеть ту энергию, которая является сутью вещей. Е = мс2 – увидеть в любой материальной массе эту самую Е. Взгляни на объекты Вселенной, не называя их; посмотри «чисто», никак не интерпретируя увиденное.
Так видит новорожденный младенец и умирающий старик. Их глаза смотрят одинаково. Что наверху, то и внизу…
…И «увидев» свою любовь со стороны безразличия, я не нашел в ней ничего, кроме любви – особого чувства, специфического ощущения, формы энергии, не хуже и не лучше других, а просто какого-то другого.
Я не вешал ярлыки, а просто переживал эмоции, ощущения как вид энергии, отрешенно…
Но какая-то часть меня помнила все. В центре меня была память о ней. Улыбка, ее улыбка. Запахи, ее запахи…
Все напоминает о ней. И когда я перестану провожать взглядом зеленые фольксвагены, в надежде увидеть ее номера?
Везде ее образ. Во всем. Любовь – не любовь?.. Не поймешь. Не могу без нее. А с ней не получается. После того как я не помог ей, между нами все кончено. Барьер…
Пришел однажды человек к гипнотизеру, говорит: «Люблю ее. Не могу без нее. Хотя знаю, что она мне не пара. Черт бы побрал эту любовь! Помогите, доктор, Христом Богом прошу!»
Ввел его гипнотизер в транс, задал установку: «Вы ее больше не любите. Она вам безразлична». И закрепил эффект внушением амнезией: «Когда вы проснетесь, то забудете все, что было с вами на сеансе, но состояние безразличия к ней сохранится и будет крепнуть с каждым днем».
Вышел человек из гипнотического сна. Нет любви больше! И счастлив он. «Спасибо вам, доктор, очень, очень мне помогли! Не знаю, как вас и благодарить!» И пошел по своим делам. Как хорошо без любви-то… Не до любви мне – дела надо делать.
Убожество какое-то… Кретин! А может быть, он и прав…
Вот так отучают от любви. Как от курения. Просто, гениально. Формула любви! Точнее, формула «не любви». Все есть принятые интерпретации: люблю – не люблю. Форма восприятия. Сменил ее – и вот уже и не любишь… Черт бы их побрал, все эти интерпретации!
Можно, конечно, и самому сменить интерпретации. Но не хочу этого. Пусто как-то без любви, без привязанности, не хочется их терять. Хотя прекрасно понимаешь всю их механику.
А может быть, все-таки прав был тот, кто убил свою любовь рассудком? А?
Уже не люблю, лишь наблюдаю свою любовь. Наблюдаю свои чувства, себя. Зомби. Но зомби, осознавший механику своего зомбирования. И я уже не существую, я лишь отрешенно наблюдаю за тем, как я существую…
Эта моя привязанность к Карине, называемая любовью, совсем меня измучила. Умом-то я прекрасно понимаю, что ничего между нами уже быть не может, но чувства не отпускают. Эти программы реакций на ее образ… Этот условный рефлекс, вызывающий чувство любви, когда на вход меня подается сигнал – воспоминания о ней… Ведь было же нам хорошо! И эта связь – «она» и «хорошо» – закрепилась. Заякорилась, сформировался якорь, как сказал бы психотерапевт. Можно, конечно, уехать, чтобы не видеть ее больше. Тогда условный рефлекс любви не будет больше подкрепляться и постепенно сотрется, ведь время лечит все раны. Но можно и по-иному разорвать связь, стереть программы.
И я решаю освободиться от своей привязанности. «Выдернуть» пинию Карины из моего энергетического тела.
Научиться «не любить» можно, поработав в осознанном сновидении. Или же в «этом» мире восприятия, доведя чувство любви до максимума. И, пережив этот предел, перейдя через него, попасть в противоположность «люблю» – в безразличие «не люблю». Потому что то, что мы пережили с максимальной интенсивностью, – любовь ли, страх или еще какая наша программа-рефлекс, – отпускает нас. Я выбираю переживание предела…
Иду под вечер в ее бюро, нашел какой-то повод зайти. Она одна, служащие уже ушли домой. Во мне все бурлит и клокочет. Но я, мой «контролер», лишь безучастно отмечает: «Тело волнуется». И больше ничего, никаких эмоций у моего наблюдателя.
Сидим, разговариваем. И вот я начал, немного сбиваясь:
– Карина, я люблю тебя. Это зрелое чувство. Я не могу без тебя…
