Александр Литвин - Выше Бога не буду
Был теплый августовский вечер. Я пошел на реку. Вода была приятной, я медленно плыл по реке. Мне нужно было плыть к конкретному месту – к небольшому песчаному перекату. На перекате я развернулся в воде так, чтобы течение било в голову. Вода шумела в ушах, а я смотрел на закатное небо и просил дать мне знак, дать мне сон с информацией. Все ли правильно делаю? Мне нужен еще один знак. Сомнение надо убрать. Кто-то топит сомнение в вине, а мой способ – вода и информация. Я заранее знал, что будет хороший знак, но мне надо было еще раз получить то самое «Да!». Я вернулся домой и ни с кем уже не разговаривал. Наталья сразу сообразила, почему я молчу.
Утром она спросила:
– Ну что, видел?
– Видел. Лестница. Широкая, красивая, и я иду по ней вверх, и состояние у меня спокойное, как будто я всю жизнь по таким красивым лестницам хожу.
Я вспоминал детали. Поднимался легко, не видел, что вокруг, но было ощущение чего-то красивого. Где-то справа и слева – красивые стены с каким-то красивым орнаментом. Краем глаза я увидел букет желтеньких цветов. Он мелькнул в самом начале лестницы, на второй ступеньке, и я как-то забуксовал, ноги стали тяжелыми, три или четыре ступеньки мне было идти тяжело, но потом я собрался – и опять пошло движение. Я шел вверх, но края лестницы не видел, она не заканчивалась.
– Ну, что же, иди. Сон хороший.
Наталья была грустной. Она знала, почему я не дарю ей цветов.
– Вначале тебе будет трудно, но ты справишься.
Она была очень серьезной. Я тогда подумал, что ее пугают перемены, хотя она была не из пугливых. Мы давно обсуждали тему переезда в Москву. Я старался хорошо работать и знать свою работу в том числе и для того, чтобы мне было легче решить этот вопрос.
Родителям, родственникам и друзьям я объявил о своем отъезде в столицу. Причину не знал никто, даже мама, чьи рекомендации могли быть мне очень и очень полезны. Я все это понимал, понимал, что мамина помощь могла бы быть очень важной, но сказал ей только одно:
– Молись, чтобы у меня все получилось.
Я знаю, что Бог ее слышит.
76
Мы полетели в Москву. Я – на испытания, а Альберт – на учебу. Я вышел из самолета. Присел и положил ладонь на бетон. Меня не было на планете два часа, и я решил поздороваться с землей. Женя нас встретил в аэропорту. Мы сели и поехали.
– Папа, смотри, Джигарханян таксует.
Мы стояли на светофоре, я повернул голову – справа подъехал автомобиль с шашечками. Таксист показался знакомым. Я его вспомнил. Он постарел и стал еще больше походить на актера. Это он много лет назад возил меня по Москве. Я открыл окно и помахал ему.
– Вы не узнаете меня? Вы возили меня зимой, двадцать пять лет назад.
Мужчина присмотрелся. Двадцать пять лет, тысячи, десятки тысяч пассажиров. Я смотрел ему прямо в глаза.
– Вы из Челябинска?
Он меня узнал. Мне было очень важно, чтобы он меня узнал – и он узнал. Тогда, много лет назад, у меня тоже все получалось. Получится и сейчас.
Я ждал начала съемок. Инструктаж тот же: ждать звонка на телефоне и быть в трехчасовой готовности прибытия в любую точку города. В долгие часы ожидания я консультировал коллег и подчиненных. Они доставали меня всю первую неделю, но потом звонки стали все реже, и я начал концентрироваться на главной задаче. Мне надо выиграть. Я искал точку опоры. Я искал тот момент, который бы включил механизм правильной работы и успеха. Я искал максимально короткую в вербальном смысле формулу просьбы. Меньше слов – больше смысла. Интернет – великая штука: я пересматривал моменты предыдущих программ и думал, думал. Как-то я включил финальную сцену программы: победитель шел за наградой. А наградой была хрустальная рука. Включив стоп-кадр, я уставился на экран. Вот то, что мне нужно. Распыляться на каждое испытание и ставить перед Мирозданием какую-то многозадачную цель смысла не было. Итоговый момент процесса – получение вот этой самой руки. Остальное можно оставить за рамками.
Для начала надо вспомнить химию. Мирозданию надо дать понять, что именно я хочу. Я не буду вплетать это в свою просьбу, просто я сам должен максимально глубоко знать физические свойства объекта. Как, из чего он сделан. Как там у нас хрусталь переводится? По-гречески это будет «лед, каменный лед». Сначала люди дали ему такое название. Рука сделана из синтетического хрусталя. Практически это стекло, плюс двадцать четыре процента окиси свинца. Рука голубого цвета. Скорее всего, добавлен кобальт. Или медь? Надо почитать. Надеяться на память опасно. Я полез в интернет и перечитал все, что есть о хрустале. Я готовился к трансляции образа объекта. Нужно будет его показать. Вот! Вот, что мне нужно. Вот, что я хочу получить. И как только я получу эту хрустальную руку у меня будет вот такая эмоция. Я верну небесам часть этой эмоции. Я поделюсь своей радостью с ними. Я скажу спасибо за то, что у меня есть вот эта хрустальная рука. Я продумывал схему и раз за разом уточнял детали своей просьбы. У меня был опыт получения подлинной эмоции от несуществующего события, и тогда задача была не менее важная, чем сейчас. Я получаю информацию, значит, я иду правильно. Я вспоминаю сон про лестницу. Я сметаю последние крошки сомнения. Я выиграл, я счастлив! Я вижу лица своих близких и их ликование. Но лицо Натальи всегда было грустным. Такое, как когда она мне сказала «Ну что ж, иди».
77
Я опять ходил со счастливой улыбкой по огромному городу, я не терял ни минуты. Как только появлялась возможность, мысли, желания и ощущение счастья свивались в одну массу, плавились, как плавится хрусталь, и я брал в руки эту тяжелую, холодную на ощупь руку, и сердце мое ликовало от восторга. Где-то внутри меня какой-то контролер говорил мне: «Не верю, пока не верю».
То, что мне надо, рисуется очень хорошо, а вот счастья от этого – пока нет. Я нашел в квартире место, где мне максимально комфортно – мой надувной матрас. Мне очень важно было все это время быть несколько в отрыве от земли, в нескольких сантиметрах. Каждый вечер душ: я слушал шум воды и вытаскивал в памяти картины из своей жизни, те картины, когда был счастлив. Слава Богу, в моей жизни было много таких эпизодов. Я тщательно их отбирал и создавал из них кнопку счастья. Такую кнопку, прикосновение к которой позволит быть счастливым от события, которого еще нет.
Звонок. Марина из съемочной группы строгим голосом спросила, готов ли я к испытаниям.
– У меня нет вариантов. Если я скажу, что не готов, вы же их не перенесете.
– Нет, не перенесем, даже если вы заболеете. Так что постарайтесь не простужаться. Завтра я вас жду на станции метро Коньково в 15.00.
Хорошо, что звонок был в двенадцатом часу ночи, а то бы целый день ходил как на иголках, а так только бессонная ночь. Я боялся, я очень боялся. Я не заказывал сон. Я практически не спал.
С утра я позвонил Наталье. Она сначала не хотела мне ничего говорить, но по голосу я понял, что что-то произошло.
– Что случилось?
– Ты знаешь, утром выхожу во двор, а Акбарс сдох.
Акбарс – это наша собака. Красивая крупная собака, привезенная мной из Казахстана в 1999 году. Среднеазиатская овчарка. Безумно красивый и сильный пес, которого мы все очень любили и который был нам родным. Он практически никогда не болел – и вдруг такое. Речи об отравлении не было. Я сам его воспитывал, он ел только из своей миски и никогда не подбирал с земли корм, даже если это был кусок мяса или кость.
– Видать время его пришло, – сказал я, – не расстраивайся.
Я придумал для Натальи отговорку, что такие крупные собаки не бывают долгожителями, ему практически 9 лет, и это просто старость. У меня мелькнула очень нехорошая мысль, но я не дал ей развиться, я подавил ее всей своей волей. Я вспомнил, как он однажды истошно завыл, сидя мордой к входной двери. Тогда я сказал ему: «Вой на свою башку».
И вот он сдох. Мне было его очень жаль. Я, как мог, успокоил Наталью, а сам себе места не находил. Это сверлящая мысль не давала мне покоя. Надо сосредоточиться на испытании. До назначенного срока еще много времени. Пойду в парк, прогуляюсь.
Рядом с домом был знакомый Воронцовский парк. Я и сейчас люблю это место и хоть живу от него далеко, периодически его навещаю. Я пошел в парк, сел на скамейку у пруда и в который раз показал Мирозданию то, что я от него хочу. В это утро мне было крайне трудно это сделать. Мысль о собаке не оставляла меня. Скорей бы уж это испытание пройти и выспаться.
Нас собрали в театре. Сцена была круглой. Полный зал зрителей. Меня пригласили на сцену и сказали: «Вот перед вами зрители. У одного из них есть наркотик. Вы, как бывший таможенник, должны это задание выполнить легко и просто». Хорошо. Деваться некуда. Надо искать. Так, людей много, все смотрят на меня. Искать как человека в багажнике? Нет, вариант не тот. Как на работе, ловить на страх тоже не получится: никто из них меня не боится. Да и, похоже, не наркотик это вовсе. На любопытство – так они все тут сгорают от нетерпения. Да уж. Элементарная вроде бы вещь, а не просто. Я встал посреди сцены. Десять минут у меня есть. Я начал сканировать. Странно. Страх! Есть страх. Кто ж меня боится? Открыл глаза – в секторе молодой парень. Худой, бледный и испуганный. Очень интересная персона. Нет, не может быть. Он скорее всего просто наркоман, попавший в массовку. Возможно, с дозой в кармане. Реакции зрителей, а они видели, куда прятали наркотик, в виде интереса к его персоне, я не чувствую. Человек, у которого спрятаны наркотики, должен привлечь к себе внимание остальных. Продолжим. Сначала определюсь с сектором. Здесь, как с человеком в багажнике, изменение в ощущениях. Но страх – это не сегодняшняя эмоция. Его надо забыть. Все внимание на руки. Так, сектор вижу, но вот как распознать, кто из них? Сидят очень плотно, амфитеатром, один над другим. Точной дифференцировки нет. Мироздание оглохло. КТО?! Я практически кричал.
