Даниил Андреев - Железная мистерия
Гомон волнующегося города начинает удаляться, сменяясь шорохом по гравию мчащейся легковой автомашины.
Глава ареопага
Кстати: если он новой религии
Хочет создать
храм,
Если на грудь возложил он вериги
Странника по мирам,
Ради чего же – это вниканье
В сущность былых вер,
Дружество с теми, чья власть веками
Не исправляла мир?
Министр
В мифах религий, в любом иноверчестве
Ищет понять он реальность,
трансмиф,
Высшее, вольное бого-сотворчество
Краеугольной плитой утвердив.
Глава ареопага
Хочет он пребывать незапятнанным
Жгучей борьбой за власть…
Председатель
Власть его и сейчас необъятна.
Враг разъярен? Пусть.
Машина останавливается. Тихо нарастает и спадает мягкий шум: это дышит простор океана. Путники продолжают путь пешком, негромко переговариваясь:
– Вон его домик – у дальней бухты.
– Он здесь один?
– Да.
Только ракушки, волны да пихты,
Зимами – блеск льда.
Ритмы прибоя растворяются в однообразном гуде векового бора. Над светлеющим морским горизонтом слоятся пепельно-серые облака. Галька шуршит под ногами путников.
– Что за гранитный хаос на штранде!
Здесь не прошло б ни одно авто.
– Кажется, у него на веранде -
Несколько человек. Но кто?
– Это – из руководительства Лиги
Близкие ученики и друзья:
Быть
у истоков интер-религий -
Это и их,
и наша стезя.
Министр культуры
Я с детства верил в этот час,
Молил в слезах об этом миге я,
Когда затеплится меж нас
Интер-культура,
сверх-религия!
На веранде уединенного домика действительно несколько человек, в том числе – Архитектор, – теперь – представитель Комитета по восстановлению разрушенных памятников; Индус – религиозный деятель из Бенареса; Женщина – Основательница женских обществ нового типа; а также тот, кто в училище Воспитателю когда-то казался Странным мальчиком. Экклезиаст пребывает совершенно молча в темной глубине веранды.
Индус в состоянии глубокого созерцания
Я вижу – трое. Они прошли
Сквозь стены дома. Их лики блещут.
Одежды, льющиеся до земли,
Струятся, светятся и трепещут.
На лоб Учителю пальцы рук
Они опускают теперь, все трое…
Они обступают его вокруг.
Они как братья ему
в том слое.
Молчание.
Облака на востоке становятся жемчужными. Тишина как бы слоится кругами: слышно безмолвие моря, за ним – пояса других и еще других безмолвий.
Голоса трех невидимых гостей
– Укрываем шелками небесными
Тебя, наш брат.
– С нами – выше! Мирами безвестными
В Небесный Град.
– Небывалому знанью причастным
Придешь назад.
Телесный облик Экклезиаста делается невидимым. В темной глубине веранды никого нет.
Индус глухо, в состоянии нирвикальпа-самадхи
Я вижу – трое. Четвертый – он.
Одежды светят. Сквозь ток времен
Идут? Летят ли?… не то, не так!
Перемещаются. Но ни шаг,
Ни взмах не нужен. Сама среда
Несется мимо… Но как? куда?
Смутно слышимый голос Экклезиаста
Теперь осязаю: потоки времен
По эту сторону ночи
Текут параллельно,
сквозь свет и звон
Друг с другом упруго гранича.
Как будто нас мчат
со склона на склон
Волны
чьего-то клича.
Голоса его вожатых:
Тот, кто вначале был Прозревающим
То – клич наших братьев. Уж срок. -
Быстрей
К собору! Хвала запета
И скоро прольет свой ток Эмпирей
В брак Навны и Яросвета.
Оставшись в Энрофе, ты бы не смог
Прозреть
даже силой чуда,
Какое Небо,
какой чертог
Нам станут видны отсюда.
Рыцарь-монах
Они восходили сквозь гимны народов
В синклитах всех стран земли;
Им вслед стихиали
до вышних сводов
Свой лучший хорал несли.
И Шаданакар
в любви и восторге
Запел и затрепетал,
Когда перед ними Край Демиургов
В божественном блеске встал.
Император-искупитель
Там будет то, что схоже с венчаньем:
Там примут в лоно они
Звенту-Свентану,
кому величаньем
Гремят грядущие дни.
Единственный из живых,
к небесам
Ты взят в этот миг
нашей долгой работою:
Приподнят, чтоб видеть таинство сам
И стать для народов
подобным глашатаю.
Ноши такой не дано никому,
Отблеска – ни на одном человеке…
Голос Экклезиаста
Понял. И радость и тяжесть. – Приму…
Принял навеки.
Пение гамаюнов и алконостов возвещает, что путники вступили в Небесную Россию. Над сошедшимся у Великого Собора множеством просветленных раскрывается как бы звуковой проем вверх, в слои несравненно более высокие. Голоса Демиургов – преломляясь трижды: в сознании Экклезиаста, в сознании Индуса, пребывающего в экстазе, и в сознании молча обступивших его и слушающих.
Первый
Силы, Господства гремят по мирам
в честь
воинства!
Вас ожидая, убрали мы храм
в час
таинства.
Второй
Брачных корон полукруги горят,
солнц
радостней…
Соткан для Навны венчальный наряд!
Ждем
брата с ней.
Третий
Ждем – проторившего в мраке ночей
путь
к дружеству,
Ждем – возвратившего кровью своей
дух
множеству.
Четвертый
Будем с тобой на вершинах миров
длить
творчество,
День ото дня возводя весь Энроф
в сан
жречества.
Пятый
Ибо свой плод принесла ваша боль,
скорбь,
жертвенность;
Ибо нисходит сквозь брак ваших воль
в мир
Женственность!
Благовест всех колоколов Небесной России.
Сквозь благовест, не смешиваясь, льется с запредельной вышины Голос одной из Великих сестер, преломляясь трижды, от ступени к ступени, от сознания к сознанию:
Навна! сестра моя! Памятью мудрой,
Памятью строгой
помнишь ли ту,
Первую, с кем в безначальное утро
Игры делила
в этом саду?
Голос Навны
Как я смогла бы не помнить? О, помню:
Вниз уходила ты… снег и ручьи
Горную сагу журчали по камню
И превращались
в руки твои.
Ныне, в Энрофе, тобою согретый
Запад стал краем возвышенных прав,
Сольвейг,
Офелией
и Маргаритой
Блики твоих отражений назвав.
Голос Второй Сестры
Видела ль ты, как смягчала я кару,
Жизнь озаряла
улыбкой мадонн,
Жанною д'Арк,
Беатриче
и Кларой
Блики роняя
в полночь времен?
Голос Третьей Сестры
А узнаешь ли -
с дороги венчальной -
Солнцем увенчанный мой Гималаи?
Голос Навны
Помню: тогда еще отблеск начальный
Красил вершины… Врачующий май
В засуху знойных равнин ты сводила,
Ливнем духовным кропила поля,
Радхой,
Сакунталой,
Ситою милой
Многонародную скорбь окрыля.
Голос Четвертой Сестры
Мир тебе, Навна, от той, кого чаял
Южный гигант, непреклонный в добре,
Души героев-творцов обручая
С Лейли,
Мумтаз-и-Махал,
Зохере.
Голос Пятой Сестры
Мир и от той, что, склонясь, рассыпала
С розовых арок заката росу
В рощи Ниппона,
в ущелья Непала,
В храмы Кваннон и
Аматерасу!
Экклезиаст и его вожатые вступают в храм Солнца Мiра. А внизу, в трехмерно-пространственном мире – тишина. Облака становятся совершенно розовыми.
Архитектор, погруженный в созерцание, не отнимет рук от лица
Женственность Мира
из сердца вселенной
Льется в них волнами токов благих,
Плоть свою обретая нетленную
В Дочери их.
Женщина
Лотами логики в пламенный Логос
Ум не проникнет; но внутренним "я"
Слышу, вникаю в божественный голос
С непредставимых высот бытия!
Тот, кто был странным мальчиком
