П. Веденин - Звери скального храма
В то же мгновение к нему пришло ощущение, что его в этот энергетический тор затягивает, и вскоре он провалился в сон. Наступила тишина, которая, казалось, будет длиться вечно.
*
Однако любой идиллии рано или поздно приходит конец. Так, через некоторое время путник сквозь сон услышал звук, идущий откуда-то сверху.
Мягко и плавно, как будто всплывая на перышке, он поднялся на поверхность в дрему, и, еще немного повалявшись с закрытыми глазами, но уже полностью проснувшись, вновь услышал звук, как две капли воды похожий на первый.
Наконец Стефан приоткрыл один глаз и увидел удивительную картину: он находился в огромном, выстланном мхом гнезде, по краю которого, как бы заложив за спину руки-крылья, из стороны в сторону ходила орлица, периодически посматривая на него и, как строгий учитель, нетерпеливо похмыкивая.
Сходство было настолько полным, что Стефан невольно улыбнулся, чем немедленно заслужил неодобрительный, будто бы сверлящий, взгляд большой птицы. Он оглянулся, ища двух птенцов — ее детей. Но увидел только одного.
— Неужели ночью второй выпал из гнезда? — огорченно подумал Стефан. — Жаль, ведь тот малыш мне понравился.
Птенец, очевидно, уже давно проснулся и теперь занимался тем, что перебирал у себя на крылышках едва показавшиеся перья, судя по всему, совершая утреннюю гигиеническую процедуру.
Путнику тоже захотелось привести себя в порядок. Он встряхнулся и поднес руку к глазам, намериваясь потереть их. Но руки не было. На ее месте оказалось такое же, как и у орленка, крыло, которое Стефан стал непроизвольно чистить.
Занимаясь этим серьезным делом, он обдумывал то сложное положение, в котором оказался. Вспомнив глаз своего соседа по ночлегу и то, как он в него вошел, Стефан все понял.
Теперь орленок и человек — одно целое. В нем стали проявляться воспоминания, ему лично не принадлежащие. В его сознании периодически возникали картины событий, которые происходили в этом гнезде с тех пор, как в нем вылупились птенцы.
Дело в том, что когда родился тот птенец, в котором теперь находился ментал Стефана, в гнезде уже осваивался орленок. Как только первенец набрался сил, так сразу начал вытеснять своего брата из жизненного пространства, пользуясь отсутствием матери. Несколько раз младший был на краю гибели.
Однажды орлица, застав такую сцену (и, очевидно, поняв, что дни второго птенца сочтены), решила уравновесить их силы. Вскоре она улетела и вернулась, неся в когтях необычное, мягко светящееся существо, которое она уложила спать рядом с младшим орленком.
Стефан осознал все произошедшее до своего появления в гнезде. Проросшее в нем орлиное видение не только ему не мешало, а наоборот, активизировало ранее спящие характеристики.
И то, что он соединился со слабым орленком, было неслучайно. Это являлось прямым следствием того, что в нем орлиные качества были не проявлены. Так, несмотря на все свои перипетии, психически он еще был не взрослой птицей, а маленьким птенцом.
Тем временем новоиспеченный братец, закончив чистку, с важным видом стал (так же, как и мать) ходить из стороны в сторону. После этого он пошел в направлении Стефана и нахально (очевидно, по привычке) столкнул его со своего пути. Сжав клюв, младший брат решил, что теперь все будет по-другому. Не уступая, он, в ответ, толкнул обидчика.
Тот, не ожидая такого поворота событий, кинулся на него, стремясь подавить бунт в самом его зарождении. Но не тут-то было.
Хотя на них градом сыпались толчки, щипки и клевки, объединенные в одно целое Стефан и слабый птенец в мощном порыве, в котором нет места безысходности, не обвиняя в своих неудачах судьбу, ведомые волей к жизни, стремительно атаковали агрессора.
В завязавшейся драке невозможно было разобрать, где чья лапа, крыло или голова. Однако вскоре один из птенцов отступил. Это был тот самый забияка — старший брат, который не раз пытался выкинуть слабого из гнезда.
Но теперь, несмотря на свое явное физическое превосходство, он проиграл битву. Уважительно взглянув на победителя и как бы признав его, он отступил и больше не делал попыток к нападению.
Стефан, весь взъерошенный, но довольный собой, потряс головой, приводя в порядок свои перья, а затем перевел взгляд на мать. Та, не вмешиваясь непосредственно в драку, внимательно наблюдала за ними.
Было заметно, что она вся светилась от счастья.
*
Огромный розовый диск солнца уже показался над самой большой вершиной, когда она прервала свое молчание:
— Запомните — то, что сейчас произошло, — ценный урок для вас обоих. И из него необходимо сделать четкие выводы. Почему стала возможна победа младшего брата?
Смысл ее заключается в том, что у нынешнего победителя сразу же сформировалось непреодолимое желание быть им. В душе, еще до начала схватки, он уже победил соперника. Сама же драка была лишь воплощением сформировавшегося образа.
Это был уже способ, при котором произошло проявление мыслеобраза. И сила желания была столь велика, что она, использовав пока еще неизвестные вам физические законы, сотворила это маленькое чудо.
Именно поэтому правы те, кто говорит, что если хочешь быть победителем, будь им заранее. Стань в душе таким и, понимая, что этого еще нет в окружающем тебя мире, ищи способы воплотить это, проращивай свое зерно — и оно при настойчивости обязательно даст росток, принеся обильный урожай. Это касается всего: и счастья, и богатства, и свободы.
— А если твою свободу ограничили, заключив пожизненно в одиночную камеру? — встрял Стефан.
— Даже если ты не видишь способа обрести свободу во внешнем, материальном мире, будь свободным во внутреннем — ведь для духа не существует тюремных решеток.
— Но это же будет всего лишь иллюзия! — воскликнул старший брат.
— Вовсе нет, — покачала головой орлица. — Ты будешь свободен. Ведь тело — лишь скорлупа, которая необходима тебе для того, чтобы жить в твоем мире. И ты заботишься о ней, оберегаешь, как самую великую драгоценность, ведь она дает тебе приют.
Но нельзя же бесконечно в ней находиться! Конечно, если ты еще не готов покинуть ее, то не стоит спешить. Ведь бродяге везде нерадостно. И если ты не нужен себе, то не нужен и другим.
Однако если тело лишается возможности передвигаться, не нужно держаться за него, тем самым превращая его в свою тюрьму.
— Это значит умереть? — не отставал со своими вопросами первенец.
— Зачем же убивать себя? — удивилась орлица. — Не ты дал себе жизнь, не тебе ее и отбирать. Как правило, самоубийство — удел трусливых глупцов, стремящихся уйти от тягот жизни и не понимающих, что препятствия на их пути — это уроки, через которые люди получают стимул к самосовершенствованию.
К тому же, к их разочарованию, смерть не изменит их положения к лучшему, а, наоборот, — ухудшит. Выход же заключается в том, чтобы отправляться в путешествия, по своему информационному насыщению даже превосходящие опыт в мире физической материи.
— Это понятно, — согласился с доводами матери старший брат. — Однако я обратил внимание на явное противоречие: с одной стороны, ты говоришь, что если я захочу стать свободным, то при настойчивости и найдя способ, стану таким. Но, с другой, утверждаешь, что мы не вправе давать и отбирать у себя жизнь. Как ты эту дилемму разрешишь?
— Когда я говорила, что ты можешь стать свободным, я имела в виду не абсолютную свободу, а в рамках.
— В рамках? — взъерошился Стефан. — Мне это не нравится.
— Эти рамки естественны для тебя, пока ты — это ты. И принцип, о котором я тебе рассказала, универсален. Хочешь иметь еще большую свободу? Стань ее достоин, качественно изменись! В ином случае она, как любая из сил, тобой неуправляемых, обернется против тебя же!
*
Наступила пауза.
Стефан подошел к краю гнезда и заворожено окинул взглядом всю панораму открывающейся местности. За время их разговора утро по-хозяйски насыщало светом и величием горы. Казалось, каждый камешек, капелька воды, травинка — все живое радовалось солнцу.
Стефану пришла на ум мысль, что в своем путешествии он познал столько тайн природы, что теперь уже не сможет относиться к ней по-прежнему, лишь как потребитель.
Чувство глубокого уважения к миру охватило его. Стефан вспомнил, как в прошлом глупо и бездарно распоряжался теми великими дарами природы, которыми он владел с самого рождения.
Ведь зачастую человек, увы, действует во вред планете, породившей и питающей его. Он увидел свое полное сходство с тем двуногим существом, которое, сидя на суку дерева, пилит его от ствола.
Стефан влюблено посмотрел на мать-орлицу, являющуюся для него олицетворением всей природы. Чувство стыда и раскаяния, охватившее все его существо, подтолкнуло к тому, чтобы, упав перед ней лицом ниц, страстно просить прощение за свои прегрешения перед жизнью.
